Прав он или нет, но она испытывала отвращение к грубой силе и примитивному мышлению, которые олицетворял Кэлгейн. Сейчас она мечтала только об одном: поскорее смыть с себя его отвратительный потный запах.
Лили встала под душ, и потоки горячей воды обрушились на нее. Это было как раз то, в чем она нуждалась. Через несколько минут напряжение исчезло, как та вода, что, журча, исчезала в стоке.
Она еще изо всех сил терла себя и подставляла то спину, то бока мощному водопаду, когда почувствовала, что кто-то вошел в ванную. Через запотевшие стеклянные стенки душа она разглядела мужскую фигуру. Лили приостановилась, и струя воды выбила у нее из рук пористую морскую губку. Дверь душа поползла в сторону, и Лили застыла в беспомощной позе.
Дрожь охватила ее, сначала внутри, потом снаружи. Это был сигнал тревоги, предупреждавший об опасности. Да, это опять он, в этом не было сомнения. Он нарушил ее уединение, и скоро, если у нее не хватит сил сказать «нет», он осквернит все то, что ей дорого: ее достоинство, душу и тело. Она должна найти в себе силы, чтобы оказать ему сопротивление. Она не может допустить, чтобы он снова воспользовался ее слабостью.
Она не может позволить ему снова ее унизить.
– Повернись, – сказал он. – Повернись и подними губку, которую ты уронила.
Лили с трудом воспринимала, что происходило потом. Ее сердце так сильно колотилось, что она не могла думать. Ее свидания с ним всегда превращались в один пламенный пожар, из которого она выбиралась, тяжело дыша и сгорая от стыда.
Но она не могла не подчиниться. Она всегда выполняла то, что он ей говорил.
– Нет, не надо приседать на корточки. Нагнись, – приказал он ей. – Нагнись, чтобы Я мог осмотреть синяки у тебя на ягодицах.
Она согнулась пополам, как гимнастка, и вошедший в душ голый мужчина начал гладить ее бедра, одновременно глубоко погружаясь в ее сотрясаемое спазмами тело. Как умело он дарил ей наслаждение! Она знала, что это грех, и еще какой, но она не могла не подчиниться. Его власть и твердая воля были единственной опорой ее жизни. В этом он был точно таким, как ее отец.
***
«Если ты можешь выбирать между двумя пороками, выбирай тот, которому ты еще не предавался». Редко какая пословица так отвечала внутреннему состоянию Вебба Кальдерона. Он был настолько искушен в пороках и грехах, что вряд ли существовали хотя бы еще два, из которых он мог сделать свой выбор. Но это было до того, как он познакомился с Феверстоунами. Это семейство предлагало Веббу столь богатый выбор пороков, что даже он не знал, на каком ему остановиться. А наблюдать, как это почтенное семейство реагирует на присутствие Джека Кэлгейна, было все равно что развлекаться цирковым зрелищем.
Он удовлетворенно отложил в сторону увеличительное стекло, которым пользовался, рассматривая рисунок XVII века, сделанный Гверчино. Видимо, рисунок действительно подлинный. Стиль художника был свободным и естественным и в то же время отличался строгостью деталей. Гверчино скорее стремился к точности, чем к совершенству.
Забавно, что эти качества были характерны еще для одного мастера своего дела. Существовало великое множество талантливых умельцев, но Джек Кэлгейн поразил Вебба технической точностью своей работы в сочетании с любовью к драме. Он оправдал свою славу Мага, продемонстрировав им всем номер с тайным ходом за книжными полками. Это было здорово придумано. Лейка чуть удар не хватил.
Но у Кэлгейна было еще одно качество, особенно интриговавшее Вебба. Да Винчи назвал это качество духовной силой, хотя другие давали ему иные названия, такие как жизненная или космическая сила, но Вебб был уверен, что в любом случае подразумевалась некая тайная неистовая мощь, двигающая людьми, подобными Кэлгейну, и скрытая у них в душах.
Почувствовав беспокойство, Вебб встал из-за стола, за которым проработал весь день. Во дворе стая воробьев, громко щебеча, перелетала с ветки на ветку. Их бодрое чириканье наполняло виллу, служившую Веббу домом, когда он находился в Южной Калифорнии. Энергичные воробьи с их жаждой жизни, пищи, секса, новых территорий… Им можно было позавидовать.
Вебб купил двухэтажный дом и часть пляжа не только из-за красоты выложенных изразцами двориков, но в первую очередь из-за великолепного вида на океан. Бесконечный голубой простор неба сливался с такой же бесконечной морской гладью, и Вебб не уставал любоваться этой прекрасной картиной природы.
Дом буквально висел на утесах Малибу, и Вебб часто думал о том, что, случись землетрясение или оползень, вилла, а вместе с нею и он, упадет в бездну. Он дорожил лишь очень немногими принадлежащими ему вещами, и в том числе этим домом, с которым его связывали невидимые нити. В то время как верхний этаж состоял из просторных комнат, залитых солнцем и открытых морскому ветру, нижний служил хранилищем для необычайной коллекции. Но это было не собрание картин старых мастеров, как у Феверстоунов, а коллекция орудий истязаний времен испанской инквизиции, настоящая камера пыток.
Вебб не был ни садистом, ни убийцей, но он был знатоком человеческих переживаний. Преступления, свидетелем которых он был в детстве, лишили его способности чувствовать, эта способность просыпалась в нем разве только в исключительных случаях, в остальном и радость, и боль были для него почти неразличимы. Он также понимал, что в придачу к его беспокойному и проницательному уму судьба одарила его еще и сверхъестественной способностью угадывать в других их наиболее уязвимые места. Он обладал шестым чувством во всем, что касалось людей и ситуаций, в которые они попадали.
Может быть, именно поэтому он с таким интересом наблюдал за развитием отношений между Кэлгейном и Гас Феверстоун. Догадывались они об этом или нет, но они неотвратимо шли к столкновению. Кэлгейн был движим самым темным из чувств, чувством мести, в то время как Гас стремилась доказать всем, что заслуживает уважения и не имеет ничего общего с той заносчивой особой, которую с великим сладострастием преследовали репортеры. Джек и Августа были как свет и тьма, а свет и тьма не могут сосуществовать. Один из них должен одержать над другим победу.
Видимо, Гас уже на том вечере у Феверстоунов поняла, что кто-то из них должен погибнуть. Вебб прочел это в ее глазах, когда она оглядывала комнату в поисках Кэлгейна. Гас неминуемо обратится к Кэлгейну за помощью, потому что только он один мог оказать ей эту помощь. И, наверное, окажет, если она, в свою очередь, поможет ему. Все зависело от того, как сильно Гас желала заполучить свой журнал и свой фонд. А дальше…
Развязка была лишь вопросом времени.
Вебб вернулся к столу и взял резной ящичек из тикового дерева, в котором хранил карты Таро. Он вытащил колоду и начал раскладывать зловещий пасьянс, где предсказания будущего были неразрывно и драматически связаны с прошлым. Вебб почти не сомневался, куда повлечет Кэлгейна неистовая сила, прячущаяся в его душе. Весь вопрос в том, знали ли об этом карты.
Глава 19
– Люди верят, что могут купить за деньги чувство собственного достоинства, – объясняла Гас. – Я же хочу убедить их, что чувство собственного достоинства – это внутреннее состояние каждого человека. Слово «свобода» будет манифестом нашего журнала. Я не желаю, чтобы женщины оставались рабами моды. Я хочу, чтобы каждая наша читательница создала свой собственный стиль, стиль вне диктата моды.
Гас говорила со страстью и верой в свои слова. К счастью, старшие редакторы были заражены ее энтузиазмом. Сидя на складных стульях в еще неотделанной комнате, где пол был посыпан опилками, они аплодировали, смеялись и задавали Гас каверзные вопросы. Она же развивала свою идею журнала, хотя раньше уже беседовала с каждым из них в отдельности.
Сегодня она была проповедником, обращающим в свою веру языческие души.
Ранее, на этой неделе. Гас подписала контракт об аренде двадцатого и двадцать первого этажей банковского здания и сегодня собрала редакционную коллегию, чтобы обсудить новые идеи, а вместо этого устроила им «театр одного актера». Нечто вроде длинной коммерческой рекламы.
– Простите, – сказала Гас, заметив усмешки на лицах присутствующих. – Я не даю никому высказаться.
– Хотелось бы знать, где ты получила такую прекрасную ораторскую подготовку? – поинтересовалась главный художник Лиза Берне. – Наверное, не иначе как у самого Росса Перо.
Все захлопали, и Лиза Берне, молодая женщина, бывший сотрудник журнала «Эль», поблагодарила всех гордым поклоном. Затем взяла последний кусок пиццы с ананасом и ветчиной, закинула на стол с уже пустыми коробками и пластиковыми стаканчиками ноги и принялась за еду.
«Какие грязные у нее ступни», – подумала Гас. Подошвы ног главного художника были совершенно черными, за исключением тех мест, где к ним пристали опилки. Именно таких вот самостоятельных женщин, равнодушных к общественному мнению, Гас мечтала воспитать с помощью своего журнала. Хорошенькая тридцатилетняя блондинка Лиза щеголяла, как всегда, в штанах и кофте китайских бедняков и была босиком. Ее не заботило чужое мнение, к тому же Гас попросила всех прийти на совещание именно в той одежде, в которой они чувствовали себя по-настоящему комфортно. Наверное, ей самой вместо джинсовых шортов следовало надеть мужские трусы!
Гас захлопнула дверь в коридор, откуда неслись жужжание дрели и стук молотков. Отделка помещений шла полным ходом, и Гас сочла это добрым знаком. Обновлялось и строилось все: само здание, журнал и даже ее собственная жизнь.
– Теперь высказывайте свое мнение! – предложила Гас, и главный редактор «Принципов» Джеки Сандерсон первой откликнулась на приглашение.
– Познание самого себя и мужество быть тем, кем ты являешься на самом деле, – так я понимаю задачу нашего журнала, – объявила она.
Рыжей Джеки было сорок пять, но сегодня, она смыла краску с волос и явилась такой, какой была в действительности: седые пряди преобладали в ее пышной прическе, а серебристый костюм из лайкры обтягивал ее, как знаменитых кошек из мюзикла Вебера, и завершался прозрачными пластиковыми босоножками. Единственным ярким пятном были алые ногти на ее ногах.
– Надо смело идти туда, где еще никто до вас не был, – продолжила она и встала, чтобы показать всем свою далеко не идеальную фигуру, похожую на большую грушу. – Например, посетить свое собственное сердце, чтобы узнать, кто же там живет.
– Браво! Джеки! – похвалила Гас. – Но как нам донести эту мысль до масс? И, что еще более важно, как убедить их, что наш журнал – для всех без исключения, что все мы хотим перестать прятаться и быть самими собой?
Гас подумала о своем заикании, которое пока не проявилось сегодня. Она искусно скрывала его многие годы и не была уверена, что решится открыть свой недостаток этим людям и тем более всему свету. Но каким облегчением было бы расстаться с этой тайной!
– Мы донесем нашу мысль до масс, помещая на обложке «Принципов» портреты знаменитостей, – объявила Лиза, которая все еще не справилась с пиццей. – Это должны быть первооткрыватели, проложившие свой собственный путь, может быть, даже те, кто вступил в борьбу с системой.
– Если мы хотим адресоваться нашему поколению, мы должны быть абсолютно современны, – вступил в разговор коммерческий директор Сэмми Фрей, поправляя свой модный галстук от Хьюго Босса. – Мы должны быть не только людьми нашего времени, но и людьми будущего.
Уже стареющий представитель современного поколения явился на совещание в строгом костюме фирмы «Брукс бразерс», пробуждающем воспоминания о фильме «Уолл-стрит» и его герое Гордоне Гецко с его девизом «Алчность – это прекрасно».
Единственной уступкой Сэмми веяниям времени была коса, висевшая у него почти до талии.
– И пожалуйста, никаких мертвых див, таких как Джеки Онассис, – заключил он.
– Я обожаю Джеки! О! – притворно надулась Джеки Сандерсон.
– Это потому, что тебя назвали в ее честь! – пояснил кто-то.
Все принялись с жаром обсуждать идею броской обложки, и только тогда Гас заметила молчаливую фигуру в дальнем углу комнаты. Бывший жених определенно пребывал не в лучшем настроении. Он опоздал к началу совещания, но ход обсуждения был явно ему не по вкусу.
Гас подумала, что причиной тому – их разладившиеся личные отношения, а не сам журнал. Роберт не остался ужинать в тот вечер, когда он потерпел неудачу с разоблачением Кэлгейна.
Он покинул особняк Феверстоунов, кипя от гнева, сознавая, что его репутации нанесен урон. Роб считал, что ею предали, но Гас полагала, что и он тоже не пощадил ее: он не сказал ей правду о найме детектива. И тем не менее она ему сочувствовала. Ей бы не понравилось, если бы какая-нибудь особа внезапно появилась в жизни Роберта, как Джек Кэлгейн ворвался в ее собственную жизнь. Должно быть, Роберт также подозревал, что у нее зародились сомнения насчет уместности их отношений. Но это было вполне закономерно. Скажите, какие отношения могли бы выдержать подобную жесткую проверку на прочность?
– Поскольку мы вот-вот собираемся развернуть рекламную кампанию по всей стране, – заметила Лиза Берне, – то нам будет значительно проще заполучить для обложки звезду первой величины.
– Мы возьмем твое предложение на заметку, – поддержала ее Гас, – но пока мы еще только начинаем. Вот если «Американская натуральная косметика» заключит с нами рекламное соглашение, тогда мы и выступим в национальном масштабе.
Неприятный скребущий звук привлек всеобщее внимание.
Это был Роберт, который встал, резко отодвинув стул.
– Мне придется тебя огорчить. Гас, – сказал он. – Боюсь, поддержки «Американской натуральной косметики» будет мало. Мне не хотелось бы охлаждать ваш пыл, но я все утро просидел с бухгалтером, проверяя смету, и, как это ни печально, нам понадобится дополнительное вливание средств. Иначе ничего не получится.
Такими же словами Роб мог бы объявить, что издание журнала вообще откладывается на неопределенный срок. Гас была поражена, что он сделал объявление, не предупредив ее заранее, чтобы она могла подготовиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26