Допив сидр, он принялся за еду.
Некоторое время леди молча смотрела, как он ест. Ни одного лишнего движения, в десятитысячный раз отметил она, почти хирургическая точность. Любая ошибка казалась невозможной. За десять лет их брака она не запомнила ни одного случая, когда муж был в чем-либо не прав. Даже его наружность, размышляла жена, отражает совершенство души. Например, его дорожная одежда — безупречного покроя, без единого пятнышка… Недоброжелатели называют его тщеславным , но это из зависти. А какое лицо! Классически правильные черты, ни морщинки на лбу… Русые волосы тщательно уложены. В сорок лет ни единого седого волоса. А она, хотя на год моложе, уже давно выщипывает у себя седые волосинки. Она сама стыдилась своей суетности. Незачем пытаться скрыть от супруга приметы возраста. Достойный барон Крейнц ЛиХофбрунн не из тех мелких и легкомысленных мужчин, которых заботит внешность жены. Не так ли?
Как бы то ни было, он избрал ее не за красоту, и даже не за богатство, а только ради ее души. В этом Эстина не сомневалась.
Минуты улетали. Заполнить их было ее заботой.
— Как омлет? — заботливо спросила Эстина.
— Правильно приготовлен, — определил Крейнц, немного поразмыслив.
— Я рада, — с чувством ответила жена, зная, что его требования высоки, и супруг скорее останется голодным, чем смирится с небрежностью кухарки. Однако сейчас он жевал не без удовольствия, и ей пришло в голову, что супруг не выглядит опечаленным разлукой. Старательно отогнав из голоса малейшие нотки обвинения, она прошептала:
— Я буду так скучать!
— Меня не будет всего месяц.
— Всего? Как вы можете говорить: «всего»? Для меня этот месяц будет тянуться целый век!
— Месяц пройдет быстро, — рассудительно уверил ее супруг.
— Только не для меня, — снова начала Эстина и тут же осеклась. Приняв вид сдержанной печали, она добавила: — Журслер и малютка Вилци тоже будут скучать.
— Моим сыновьям пора научиться понимать, что богатство и положение в обществе накладывают на людей определенные моральные обязательства. Мой долг как господина Арнцольфа — ознакомиться с состоянием поместья и населения до наступления зимы. Журслер в свое время унаследует Арнцольф. Ему следовало бы заранее проникнуться ожидающей его ответственностью.
Леди Эстина кивнула. Логика мужа так же несокрушима, как высоки его моральные устои. Порой и то, и другое вызывало в ней раздражение, но этим утром она видела в них некоторую надежду.
— Конечно, Журслеру пора учиться управлять поместьем, — согласилась она. — И где он научится этому лучше, чем рядом с отцом? Возьмите его с собой в Арнцольф, — облизнув губы, она наклонилась к мужу. Возьмите с собой нас всех . Вилци… и меня.
В ожидании ответа ее сердце забилось чаще. Мгновение супруг изумленно глядел на нее, затем снисходительно улыбнулся:
— Это невозможно.
— Но почему? Почему? Объясните, что в этом невозможного? Журслеру это пошло бы на пользу — вы сами сказали!
— Но не в этом году. Возможно, в будущем.
— Почему не в этом?
— Потому что это нарушило бы составленные планы.
— Так измените планы!
— Они были тщательно продуманы, миледи. Мне представляется легкомысленным и даже безответственным говорить об изменении разумных планов на основании всего-навсего случайного каприза.
— Как вы можете говорить это мне? Неужели желание быть рядом с мужем — случайный каприз? И неужели каприз — верить, что и муж не захочет разлучаться со мной и с нашими детьми? Неужели вся наша жизнь, наш брак — всего лишь мой мелкий каприз! Разве вам не хочется быть рядом с женой и сыновьями?
— Несомненно, — строго заверил ее Крейнц. — В свое время. Приблизительно через месяц от нынешнего дня. Быть может, на день или два раньше, если все сложится удачно.
— Удачно! Ох!.. — Эстина судорожно сжала бокал. Еще мгновение — и она запустила бы им в стену. Но, поймав на себе взгляд мужа, леди сдержалась. Крейнц счел бы подобную сцену отвратительной. Он ожидает от своей супруги совсем иного. Она не должна кричать, браниться, не должна упрашивать, затевать ссор или пилить мужа. Все это бесполезно — и даже наоборот. Это только оттолкнет его, как оттолкнуло когда-то…
Эстина глубоко вздохнула.
— Простите. Мне не следовало выходить из себя. Но ведь мне, слабой женщине, так тяжело остаться без поддержки супруга, который мудро направлял бы меня…
— Да, — Крейнц кивком выразил понимание и сочувствие. — Конечно, вам будет нелегко. Однако я хотел бы, чтоб вы отвергли страхи и сомнения — те слабости, через которые Злотворные чаще всего находят путь к нашим сердцам. В отсутствие супруга вам следует положиться на благодетельную силу Защитника Автонна. Взывайте к нему, дорогая моя жена. Предайте себя Его воле, отдайте себя в Его руку, и Он пошлет вам силу.
— Хорошо, — она почтительно склонила голову, но буря в душе никак не утихала. Слова мужа были, несомненно, справедливы, но почему-то не приносили успокоения.
Крейнц аккуратно сложил салфетку треугольником и положил на стол.
— Разве вы уже уходите? — всполошилась Эстина. — Но вы даже не попробовали миндального печенья, а я сама наставляла повара…
— Четверть часа истекло, миледи. Более того, — Крейнц сверился с карманными часами, — прошло ровно девятнадцать минут.
— Не может быть! Должно быть, ваши часы спешат!
Не удостоив ответа это невероятное предположение, Крейнц ЛиХофбрунн встал из-за стола и вышел. Эстина заторопилась следом и догнала его в передней. Муж отворил дверь, и в дом ворвался прохладный осенний ветерок. Карета ЛиХофбруннов, под самую крышу загруженная тюками и ящиками, ожидала на улице, но Крейнц не спустился к ней, а нагнулся, подобрав что-то, лежавшее у самого порога.
— Что это?
— Какие-то листовки, — пояснил супруг. — Два отдельных листа. Напрасная трата чернил и бумаги, на мой взгляд.
— Вы, конечно же, правы. Но что там напечатано?
— Посмотрим, — он просмотрел на листки и обернулся к жене. — Это объявление, предлагающее услуги некоего доктора Фламбески, именующего себя врачом из Стреля. Берется, как он уверяет нас, исправить внутренний разлад, восстановить душевное равновесие, излечить патологические отклонения, избавить от приступов депрессии, изгнать Невидимые Голоса, очистить кровь, улучшить пищеварение, истолковать сны, вставить на место выпавшие зубы, восстановить увядшую красоту, избавить от сердечной боли, излечить вывихи, ушибы и боль в горле, избавить от глистов… Полный набор пустых и нелепых обещаний, — подытожил Крейнц.
— Может быть и так… — Эстина не могла скрыть интереса. — Но я слыхала об этом докторе Фламбеске. Несколько недель назад он поселился на Солидной площади. Молод, но поражает своей ученостью. Появился внезапно, как актер из люка на сцене. Говорят, он прямо-таки творит чудеса.
— Говорят? Кто это говорит?
— О… подруги… слуги… торговцы…
— Понятно.
Тон и выражение лица мужа были настолько многозначительны, что кровь прихлынула к щекам Эстины. Она замолчала.
— Несомненно, намерения у ваших поставщиков сведений самые наилучшие, — смягчился Крейнц, — потому я и не обвиняю их в преднамеренной лжи. Однако они заблуждаются, полагая, что в силах смертного поправить здоровье человека и вернуть ему силы. Разве люди обладают знаниями, достаточными, чтобы постигнуть эти материи, и тем более распоряжаться ими?
Он ожидал ответа. Эстина молча покачала головой.
— Вот именно, миледи. Мы ничего не знаем относительно человеческого здоровья. Мы едва ли не бессильны. Лишь воля и страдания Автонна защищают нас от влияния Злотворных — источника всех болезней. Посмотрите на меня. Всю жизнь я полагаюсь на одного только Защитника Автонна. Вы когда-нибудь видели меня больным?
— Никогда, — убежденно заявила Эстина. Здоровье у него было великолепное.
— Каковы же ваши выводы?
— Что мой муж — человек поразительного ума, — Эстина поняла свою ошибку, и ей хотелось сменить тему. — А что во втором объявлении?
— Здесь? — Крейнц нахмурился. Он сунул оба листка в карман. — Это — мерзость, которой я не желаю оскорблять взор моей жены.
Эстина скрыла острое любопытство. Она знала, что спорить бесполезно.
— Но расскажите же мне немного об этом, — попросила она, потупив взор. — Только чтобы предостеречь меня от опасности, угрожающей нашим сыновьям в отсутствие отца.
Тщательно обдумав просьбу, супруг смилостивился над Эстиной.
— Мы получили еще одно искушающее послание от тех негодяев, что называют себя Мухами. Не стану излагать вам его содержание. Достаточно сказать, что оно подло, злонравно и заслуживает презрения. Вам следует помнить, что легионы Злотворных все еще осаждают истинных слуг Автонна.
Она с удовольствием выяснила бы, как именно они ведут осаду, но лорд Крейнц почитал эти сведения неподобающими для ее взора и слуха, и, разумеется, он был прав. Нет смысла переубеждать его, тем более сейчас. Эстина сочла тему закрытой и удивилась, когда он заговорил снова:
— Какая невероятная дерзость — оставить свой грязный след здесь, у порога дома Союзницы! — легкая усмешка тронула его губы.
Второй раз за несколько мнут Эстина почувствовала, что краснеет, но теперь румянец на лице вызвала похвала строгого супруга. Официальный титул Союзницы Белого Трибунала, полученный ею много лет назад, был источником искренней гордости мужа и сыновей, а также друзей и родственников — то есть всех, кроме нее самой. Ни один человек не усомнился, что она заслужила это почетное звание. Женщина, движимая одной лишь верой в справедливость, предала своего заблудшего мужа и пасынков Белому Трибуналу, доказав тем самым твердость духа и силу убеждений. Она прославилась по всей стране и служила образцом суровой честности для всех жен и матерей Верхней Геции, а ее нескрываемое отвращение к своей славе принимали за скромность, что только подтверждало ее добродетель.
— Какая наглость, какое оскорбление для меня, для каждого члена моей семьи — но главное, какое непростительное оскорбление для моей благородной супруги, — негодовал Крейнц.
— Они не имели в виду оскорбить именно нас, — неловко пробормотала Эстина. — Эти Мухи просто засыпали город своими бумажонками.
— Это нестерпимо. Безобразие. Есть ли предел их наглости? Или они собираются завалить этой мерзостью и саму площадь Сияния?
— Вполне возможно.
— Остается надеяться, что я еще увижу, как с этих преступников сорвут маски и проведут их в цепях в Сердце Света, — Крейнц говорил с несвойственной ему страстностью. — Верховный Судья ЛиГарвол сумеет разобраться с ними.
— Да…
— Гнас ЛиГарвол — бескорыстный защитник народа. Он не имеет себе равных. Сколько он всего делает для нас!
— В самом деле…
— Вы получили приглашение верховного судьи на Зимнее Восхваление?
— Да.
Эстина отвечала все с большей неловкостью. Зимнее Восхваление, о котором напомнил муж, представляло собой пышный официальный банкет, который ежегодно давался в честь признанных союзников и помощников Белого Трибунала. Раз в году избранные собирались в зале торжеств Сердца Света, чтобы провести невыносимо скучный вечер за несъедобным угощением и столь же неудобоваримыми речами. Имя Эстины ЛиХофбрунн неизменно появлялось в списке приглашенных. При всем ее отвращении к этому сборищу, отказаться было невозможно. Она вздохнула:
— Состоится, как обычно, в конце будущего месяца.
— А, — Крейнц с благодарностью взглянул на жену. — Я вернусь как раз вовремя, чтобы сопровождать вас, миледи. Как всегда, к моей великой гордости.
— Супруг мой, — его слова вызвали на глаза Эстины слезы мучительной радости. — Вот чего стоит ждать — быть там с вами. Но пока… Вы уезжаете и… О, это невыносимо!
Не в силах сдержать своих чувств, она сжала мужа в объятиях и прижалась губами к его губам.
Он стоял как статуя. Ни малейшего ответного движения, что ничуть не удивило Эстину, знавшую, как неодобрительно относится муж к любым проявлениям любви за пределами супружеской спальни. И даже в спальне утро считалось неподходящим временем. Он несколько секунд терпел ее объятия, потом осторожно высвободился и отстранил от себя жену.
— Нет времени на эти глупости, — заметил муж со снисходительной улыбкой и снова взглянул на карманные часы. — Смотрите, уже три минуты.
— Так почему же не били башенные часы?
— Что? В этот самый миг прозвучал звон колоколов.
— Видите, — торжествовала Эстина. — Башенные часы никогда не врут. Я же говорила, что это ваши спешат.
— Верно, — Крейнц был поражен до глубины души. — Вы правы. Я считал это невозможным, но вы правы. Мои часы неточны. Ненадежны. Несовершенны. Вот, возьмите их, — он швырнул ей часы. — Заберите их от меня. Не желаю иметь их при себе.
Леди Эстина повиновалась.
— Но что мне с ними делать? — спросила она.
— Отдайте в починку, — распорядился муж. — Если починить не удастся, избавьтесь от них без промедления.
— Крейнц, вы, конечно, шутите?
— Миледи?
— Эти часы принадлежали еще вашему отцу и деду!
— И что из этого?
— Не можете же вы просто выбросить их? — Необъяснимый ужас закрался в ее сердце.
— Единственное назначение часов — указывать время, — сообщил ей Крейнц, несколько удивленный, что приходится объяснять жене столь очевидные истины. — Если часы не исполняют своего назначения, с какой стати я стану хранить их?
Проводив мужа, леди Эстина, как умела, убивала время. Часть дня она провела, отдавая распоряжения слугам — занятие не из коротких, потому что поддерживать хозяйство в соответствии с порядком, установленным Крейнцем ЛиХофбрунном, было трудной задачей.
Затем она занялась письмами — еще одно дело на несколько часов. Послания к подругам и родственникам почти не занимали мыслей — она просто из раза в раз переписывала устоявшийся каталог побед, свершений и последних приобретений. Еще проще были отписки стряпчим, банкирам, торговцам и ремесленникам, которые все как один искали покровительства ЛиХофбруннов. Куда сложнее, однако, оказалось, ответить на обращения Лиги Союзников, этой почетной ассоциации местных филантропов, купающихся в лучах благосклонности Белого Трибунала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57