шериф протянул несколько фотографий.
Коронер забрал всю пачку и сказал:
– Хорошо, позднее я передам их членам Жюри. Что было дальше?
– После того, как убрали тело и проветрили помещение, – продолжил шериф Барнес, – мы начали тщательно осматривать дом. Сначала проверили кухню. В помойном ведре лежали две яичные скорлупы и шкурка от бекона, кусок черствого тоста, подгоревшего с одной стороны, и небольшая жестянка из-под бобов со свининой. На газовой плите стояла сковорода. Было видно, что на ней разогревали бобы. В кофейнике оставалось порядочно кофе, но он покрылся плесенью. В раковине лежала грязная тарелка, нож и вилка с остатками тех же бобов со свининой. В холодильнике нашли полпачки масла, бутылку сливок и два нераспечатанных брикетика плавленого сыра. В шкафу имелся большой запас консервов, а в хлебнице – совершенно зеленая буханка хлеба. Там же в бумажном мешочке было песочное печенье. В центральной комнате у стола стояли прислоненные к стенке удочки и спиннинги, а в плетеной корзинке лежала полуразложившаяся рыба. Очевидно, рыба лежала столько же времени, сколько и труп. Мы положили корзинку в ящик и отправили на экспертизу в город. Проверили револьвер. Это был короткоствольный «дерринджер» сорок первого калибра, из него было сделано два выстрела. В теле оказалось два пулевых отверстия в области сердца. Около стола стояли резиновые сапоги, к которым прилипло много грязи, уже сухой. На тумбочке, возле кровати, стоял будильник. Он остановился на двух сорока семи. Звонок был установлен на пять тридцать. На теле были надеты бумажные брюки и свитер, на ногах – шерстяные носки и домашние туфли. В домик проведена телефонная проводка. На следующий день, когда Перри Мейсон и сержант Холкомб помогали мне в расследовании, мы обнаружили, что от нее была сделана отводка. Лицо, занимавшееся подслушиванием телефонных разговоров мистера Фраймонта С.Сейбина обосновалось в маленькой хижине, очень старой. Очевидно, в ней давно не жили. Прежде чем установить в нем записывающую аппаратуру, домик был в какой-то мере починен и приведен в порядок. Видно было, что ее обитатель покинул хижину в страшной спешке. На столе лежала сигарета, которую успели только прикурить и забыли о ней. Пыль указывала, что в помещении никого не было больше недели.
– Элен Монтейт что-нибудь говорила об оружии? – спросил коронер.
– Одну минутку, – вмешался прокурор, – сделала ли она заявление добровольно или же после общения с вами?
– Мы спросили, видела ли она револьвер прежде и она ответила «да». Она взяла его по просьбе своего супруга и приобрела для него патроны в субботу третьего сентября.
– Она назвала своего мужа?
– Она сказала, что человек, которого она считала своим мужем, был Фраймонт С.Сейбин.
– У кого-нибудь есть еще вопросы? – спросил коронер.
– Вопросов не имею, – ответил Мейсон.
– У меня пока все, – сказал прокурор.
– Вызываю Элен Монтейт. – Повернувшись к присяжным, коронер заметил: – Полагаю, мистер Мейсон не захочет, чтобы его клиентка сейчас делала какие-то заявления. Возможно, она не станет отвечать на вопросы, поскольку ее задержали по подозрению в убийстве, но я хочу, чтобы вы посмотрели на нее и составили для себя какое-то мнение.
Элен Монтейт была приведена к присяге.
Мейсон поднялся с места и обратился к коронеру:
– Вопреки вашим ожиданиям, я советовал своей клиентке отвечать на любые вопросы. Больше того, я посоветовал мисс Монтейт рассказать членам Жюри свою историю, ничего не утаивая.
Элен Монтейт повернулась к присяжным. Во всех ее движениях чувствовалась предельная усталость, но вместе с тем какая-то гордость, даже вызов. Она рассказала о человеке, однажды вошедшем в библиотеку. Он познакомился с ней, подружился, потом дружба переросла в настоящую любовь. Она рассказала про их брак, про медовый месяц, продолжавшийся два дня, которые они прожили в маленьком домике в горах.
Понемногу присяжные почувствовали романтическую прелесть отношений этих людей, и поняли, какой удар пережила эта худенькая женщина, когда узнала о трагической развязке ее короткого счастья.
Однако Раймонд Спрэг с трудом сдерживался от желания поскорее приступить к перекрестному допросу. Не успела она закрыть рот, как он громко спросил:
– Вы взяли револьвер из коллекции в библиотеке?
– Да.
– Почему вы это сделали?
– Мой муж попросил у меня оружие.
– Почему он не купил себе нового?
– Он сказал, что ему нужно немедленно, а по закону оружие продают лишь через три дня после подачи заявки.
– Он объяснил вам, зачем ему понадобилось оружие?
– Нет.
– Вы отдаете себе отчет, что решились на воровство?
– Я ничего не воровала. Я просто взяла на время.
– Выходит, Фраймонт Сейбин обещал его возвратить?
– Да.
– Вы хотите уверить присяжных, что Фраймонт Сейбин специально заставил вас украсть револьвер из коллекции. Тот револьвер, из которого он был застрелен?
– Не отвечайте на вопрос, мисс Монтейт, – сказал Мейсон. – Вы должны сообщать только факты. Не сомневаюсь, что присяжные вас прекрасно поймут.
Спрэг с негодованием повернулся к Мейсону.
– Я считаю, что мы обойдемся без всяких технических фокусов!
– Несомненно! – улыбнулся Мейсон.
– Но ведь это же процессуальная тонкость.
– Ну что ж. Я просто не советую моей подзащитной отвечать на неправильно сформулированный вопрос.
– Я требую, чтобы она ответила на мой вопрос! – прокурор обратился Раймонд Спрэг к коронеру.
Коронер покачал головой.
– Мне думается, мистер Спрэг, вы должны спрашивать мисс Монтейт только о фактах. Не задавайте ей вопросов о том, что она хочет внушить присяжным.
– Что вы скажете про попугая? – спросил Раймонд Спрэг у Элен Монтейт.
– Вы имеете в виду Казанову?
– Да.
– Его купил мистер Сейбин, то есть так я считала.
– Когда?
– В пятницу, второго сентября.
– Что он сказал, принеся попугая домой?
– Сказал, что ему всегда хотелось приобрести попугая, вот он его и купил.
– После этого попугай жил у вас?
– Да.
– Где вы были в воскресенье четвертого сентября?
– Я была с моим мужем.
– Где?
– В Санта-Дель-Барра.
– Вы останавливались там в отеле?
– Да.
– Под какими именами?
– Как мистер и миссис Вэйллман, разумеется.
– И с вами находился Фраймонт С.Сейбин, назвавшийся Джорджем Вэйллманом?
– Да.
– Револьвер в то время был у него с собой?
– Наверное. Не знаю. Я его не видела.
– Он вам ничего не говорил о своем намерении поехать в охотничий домик на открытие рыболовного сезона?
– Конечно, нет. Он же уверил меня, что он бедняк, ищущий работу. Сказал, что в понедельник ему надо кое с кем повидаться, поэтому я поехала к себе домой.
– Это было пятого?
– Да.
– Где вы были во вторник шестого?
– Вторую половину дня я провела в библиотеке, а утром ездила в горный домик.
– Так вы туда ездили шестого числа?
– Да.
– Что же вы там делали?
– Просто обошла его со всех сторон.
– Около одиннадцати часов утра?
– Да.
– Как выглядел домик в то время?
– Точно так же, как и тогда, когда мы оттуда уехали.
– Ставни были закрыты?
– Да.
– Точно так, как это видно на фотографии?
– Да.
– Вы слышали попугая?
– Нет.
– Домик казался нежилым?
– Да.
– Вы не заметили, была ли машина в гараже?
– Нет.
– Что вы сделали?
– Походила вокруг и уехала.
– Зачем вы туда ездили?
– Я поехала туда... просто посмотреть на это место. У меня было несколько свободных часов, мне захотелось прогуляться, а дорога туда очаровательная.
– Но дальняя, не так ли?
– Да.
– Вам известно, что по нашим данным мистер Фраймонт С.Сейбин был убит в период от половины одиннадцатого до одиннадцати часов?
– Да.
– И что он приехал в домик в понедельник пятого?
– Да.
– Вы заявляете, что, приехав туда, нашли домик с закрытыми ставнями, ничто не показывало, что в нем кто-то есть, попугая не было слышно, а мистера Сейбина вы не видели?
– Да. Домик был в точно таком же состоянии, как и прежде. Мистера Сейбина, повторяю, я не видела. Я не имела понятия, что он был в домике. Я не сомневалась, что в то время он подыскивал в Санта-Дель-Барре помещение для будущей бакалейной лавки.
– Я считаю, – сказал Мейсон, – что свидетельница сообщила нам все известные ей факты, дальнейший опрос приобретает характер перекрестного допроса и оспаривания ее показаний. Поэтому я советую своей клиентке не отвечать на дальнейшие вопросы, пока в ходе дознания не обрисуются какие-то новые факты.
– Прекрасно, – с угрозой в голосе, заявил прокурор, – я как раз перехожу к новой фазе расследования. Скажите, свидетельница, кто убил попугая, находившегося в вашем доме?
– Я не знаю.
– Попугая вам принесли в пятницу, второго числа?
– Правильно.
– А в субботу, третьего числа, вы уехали со своим мужем?
– Нет, мой муж уехал днем в субботу в Санта-Дель-Барру. В понедельник был праздник, я сама поехала туда в воскресенье и провела вечер воскресенья и утро понедельника вместе с ним в отеле. Домой я вернулась поздно вечером. За попугаем смотрела моя хозяйка, миссис Винтерс. В понедельник я уже не могла зайти за ним. На следующее утро, во вторник, я была свободна до трех часов. Мне не хотелось ни с кем встречаться. Я поднялась с зарей, села в машину, поехала в горы, как я уже говорила, а к трем часам возвратилась в город и приступила к работе.
– Разве неверно, – настаивал прокурор, – что сегодня утром вы возвратились очень рано, чтобы, помимо всего прочего, убить своего попугая?
– Конечно, неверно! Я даже не знала, что попугай убит. Мне об этом сказал шериф.
– Я хочу немного освежить вашу память, мисс Монтейт.
По знаку прокурора на подносе принесли попугая, прикрытого сверху белой тряпкой. Спрэг трагическим жестом сорвал ее. Жадные до всякого рода зрелищ зрители вытягивали шеи. Они дружно вздохнули, увидев на подносе окровавленного зелено-красного попугая, нарядная головка которого лежала отдельно.
– Это ведь дело ваших рук, мисс Монтейт, не так ли? – трагическим голосом спросил Спрэг.
Элен Монтейт даже отшатнулась.
– У меня... мне нехорошо. Пожалуйста, уберите его... кровь...
Прокурор повернулся к зрителям и торжествующе объявил:
– Убийца трепещет, столкнувшись с...
– Ничего подобного она не делала! – взорвался Мейсон. – Мне стыдно за вас, мистер Спрэг. Эта молодая женщина вынесла ужасные муки. С ней обошлись поистине бесчеловечно. На протяжении двадцати четырех часов она узнала, что человека, которого она любила и считала своим мужем, убили. В час такого тяжкого испытания она не встретила ни в ком участия. Нет, вместо этого, ее горе выставляют напоказ и...
– Вы произносите защитительную речь? – фыркнул Спрэг.
– Нет, просто я дополняю и уточняю вашу.
– Я в состоянии сам ее закончить! – заорал прокурор.
Коронер стукнул по столу кулаком.
– Господа, призываю вас к порядку.
– Прошу извинить меня за несдержанность, – вежливо сказал Мейсон, но нужно считаться с тем, что молодая женщина, находившаяся в таком нервном напряжении, что у нее могла бы начаться истерика, неожиданно столкнулась с нечуткостью, желанием сыграть на ее естественных чувствах. Любой человек, особенно женщина, на ее месте отреагировал бы точно так же. А прокурор не только усмотрел в этом признание ее вины, но и объявил об этом во всеуслышание. Конечно, это его привилегия, но есть случаи, когда нужно проявлять человечность...
– Я вовсе не старался что-то превратно истолковать! – закричал Раймонд Спрэг.
Коронер нахмурился.
– Как будто этого нельзя было сделать без окровавленных простынь, бросаемых под ноги, – съязвил Мейсон.
– Предупреждаю, что я не допущу в дальнейшем никаких личных выпадов, театральных представлений, окровавленных тряпок, мертвых птиц и прочего балагана! – громко заявил коронер. Он посмотрел на Мейсона, потом перевел взгляд на Спрэга и добавил: – Продолжайте расследование.
– У меня все, – объявил прокурор.
– Могу ли я задать вопрос? – спросил Мейсон.
Коронер кивнул. Мейсон шагнул вперед и заговорил тихим голосом:
– Не хочу подвергать вашу нервную систему излишней травме, но я бы попросил вас сделать над собой усилие, взглянуть на попугая и сказать, тот ли это попугай, которого ваш муж принес вам в подарок?
Элен Монтейт испуганно посмотрела на адвоката, но потом все же подошла к убитой птице и тут же отвернулась.
– Не могу, – сказала она, дрожащим голосом. – Знаете, у Казановы на одной лапке не хватает когтя, если не ошибаюсь, на правой лапке. Муж говорил, что он пытался вытянуть сало из мышеловки и...
– У этого попугая когти на месте, – сказал Мейсон.
– Тогда это другой попугай.
– Мисс Монтейт, постарайтесь все же не переживать. Необходимо, чтобы вы сделали еще одно опознание.
Он подал сигнал Полу Дрейку, который, в свою очередь, шепнул что-то своему оперативнику. Тот немедленно вышел в коридор и сразу же появился в дверях с клеткой, в которой сидел попугай.
Наступила такая напряженная тишина, что негромкие шаги детектива по ковровой дорожке казались оглушительными. По-видимому, испугавшись молчания, попугай пронзительно рассмеялся.
Элен Монтейт как-то болезненно улыбнулась, очевидно, с большим трудом ей удалось справиться со своей истерикой.
Мейсон взял клетку у детектива.
– Тише, Попка, – сказал он.
Попугай наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, повел с забавным видом блестящими глазками по залу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20