Анатолий успел сказать прадеду, что девушки, его знакомые с далекого Севера, нежданно прибыли в Акуа. Еснат громко прервал сына по-абхазски:
– Неправду говорит! Он их с утра ждал на дороге. Что за порядок?! Не предупреждать, что ты пригласил гостей. Мне сказали в правлении колхоза. Я должен ехать в Гудауты… Почему ты не сказал?!
Алиас и Еснат поздоровались с девушками, каждый повторил их имена, чтобы запомнить. Гостей спросили о здоровье родичей. Между делом продолжали ругать бедного Анатолия, по-абхазски. Громко, темпераментно. На шум из кухни выбежала тётка Анатолия и ещё две девушки из рода Эшба.
Прадед, точно как предсказал Анатолий, дал короткое указание женщинам:
– У нас дорогие гости.
Всё! Откуда-то появилась туча мальчишек и девочек с чудесными тёмными глазами.
Алиас повел гостей на веранду. Во дворе начался буйный аврал, жертвой аврала стали индейка и несколько кур. Николай направился в погреб с точным указанием, какое вино надлежит доставить наверх.
Мальчики без всякой команды умчались на усадьбы ближних родственников – оповещать.
Анатолий был прав: прибытию Кати и Аси сразу придали особое значение. Никто не сомневался: одна из двух русских девушек – избранница Анатолия.
Еснат твердо решил: вот эта, похожая на горянку. Очень приятная девушка.
Несчастного Анатолия отстранили. Прадед лично ввел Катю и Асю в комнату-зал, прямо с веранды. Ковер национального рисунка украшал стену и тахту. Старинное оружие Алиаса Эшба красовалось на ярком фоне ковра.
Прадед повернул выключатель, зажглась люстра-модерн. Хотя на улице светило солнце, в комнате-зале было прохладно и не очень светло из-за глубокой крытой веранды.
В первом углу на столике – радиоприёмник. Вдоль стен стулья с высокими плетеными спинками. У левой стены длинный стол, на окнах, выходящих на веранду, тюлевые занавески. На другом столике – грамоты Алиаса Эшба… За успехи винодела, за руководство советом стариков, за прошлые судейства на скачках и самая почетная – за участие в революционном движении, полученная одновременно с орденом Ленина.
В застекленном шкафу реликвии: российская медаль за участие в бою на реке Ингур, удостоверение члена ревкома 1921 года, фото – Серго Орджоникидзе с личной надписью.
– Наши гости из Ломоносовска, где живет Тамара, сестра Николая, – решил признаться Анатолий. Наконец ему удалось вставить слово.
Прадед встал, долго пристально-ласково смотрел на девушек.
– Вы знакомы с нашей Тамарой? С сестрой Николая? Анатолий завтра поедет на вашу родину и привезет мою внучку Тамару. Теперь она будет жить у нас. Ей приготовлены подарки.
Прадед открыл шкаф, достал ореховый ящичек и показал гостям старинной работы серебряный браслет и разные украшения, принадлежавшие его жене, прабабке Анатолия.
– Очень красивые, – сказала Ася.
Все молчали. Говорил старший рода Эшба. Внуки и правнуки даже не присели.
Через два часа после осмотра обширного сада, великолепных экземпляров айвы, хурмы, мандаринов, каштанов, орехов, инжира, яблок, груш, виноградных лоз, персиков, с указанием, когда, в честь кого дерево посажено, гостей усадили за стол.
Последний тост в честь одного из родственников, сидевшего за столом, а их сидело человек шестьдесят, произнесли в одиннадцать часов вечера.
Еснат уже давно вернулся из Гудаут. Уже были спеты мужественные песни горцев, Анатолий и Николай уже много раз плясали абхазскую лезгинку… Катя и Ася успели перезнакомиться с двумя десятками тётушек, двоюродных сестер и близких родственниц Анатолия, они в сотый раз слышали:
– Ах, если бы Анатолий предупредил, мы бы приготовили приличный обед.
Ася шептала Кате:
– Какой ещё обед? Я не знаю, встану ли из-за стола. Никогда столько вина не пила. Голова ясная, но чувствую, что ноги мои…
– Не надо было надевать «шпильки».
– При чём тут «шпильки»?!
Еснат, как человек деловой, расспросил Асю, есть ли у Кати мать, отец, какой Ася закончила институт. Много ли у Кати родственников? Еснат заверял, что Анатолий послушный сын, и так как Катя понравилась всем родственникам, то ей нечего раздумывать, можно играть две свадьбы подряд.
– Конечно, – соглашалась Ася, ошеломленная горячим, шумным приемом.
Алиас Эшба сидит рядом. И когда он говорит Кате: «Мы пьем за твое счастье и счастье твоих родственников, дорогая дочка», он и не подозревает, что таится в его словах.
– А мне можно произнести тост? – вдруг спросила Катя тамаду – одного из дядей Анатолия, заместителя председателя колхоза Ивана Чачба.
Тамада разрешил.
Катя недаром окончила юридический факультет. Хотя, по правде сказать, в данный момент это не играло роли: когда говорят от сердца, красноречие не обязательно.
Сердце Кати возвестило – с этого часа она всегда будет согреваться при одном воспоминании о ставшей ей близкой большой семье Алиаса Эшба. Быть членом трудолюбивой, дружной и жизнерадостной семьи – истинное счастье. Она рада за Николая, что он стал членом этой семьи. Она узнала, каков абхазский народ и его свободолюбивая история.
– Я желаю всем вам счастья. Подымаю этот бокал за абхазский народ!
Членам совета стариков переводили соседи по столу: учителя, врач, технолог чайной фабрики, два агронома, бухгалтер, бригадиры и, конечно, Анатолий…

ОДОБРЯЮ ВАШУ МОРАЛЬНУЮ АТАКУ

В пять утра Катя отправилась к морю загорать. Ася спала. Её, молодого инженера агарового завода, не тревожили ни актуальные, ни перспективные вопросы. Катя, юрист по образованию, была приучена к анализу событий, встреч, характеров.
В том, что абхазцы чудесные люди, она убедилась вчера.
Отложить свадьбу двух влюбленных ввиду отсутствия сестры жениха?! Мало того, прервать отдых Анатолия и отправить его в Ломоносовск на поиски Тамары Мухиной – нет, не так это просто. К сожалению, не пришлось увидеть Назиу, невесту Николая, она уехала в Тбилиси к родственникам.
Анатолий улетает в Ломоносовск, разыскивать Тамару Мухину. Им кажется, что Ломоносовск небольшой город. Анатолий? Не слишком ли он молчалив? Ни о чем не спрашивает. Что это, врождённая деликатность? Смотрит своими чуть печальными, чуть ироническими глазами…
Найдет ли Анатолий в Ломоносовске Тамару Мухину? А если она вышла замуж, переменила фамилию и уехала из Ломоносовска? Как поступит Анатолий? Поедет по следам? Жаль ли ей, Кате, что Анатолий уезжает?
Катя помедлила решать вопрос. Надела тёмные очки, улеглась на гравий. Надо же решить. Решила. Жаль? Да, жаль.
В десять утра у дома, где жили Катя и Ася, появился Коста.
Хозяйке, предприимчивой и оборотистой женщине, ловко эксплуатировавшей свой домик, сад, знакомство с продавщицами магазинов, в которых появляются дефицитные товары, ужасно не понравилось появление молодого человека.
– Всё-таки завели себе кавалеров из местных. А я считала их за порядочных. Вчера ночью их привезли на машине… В первом часу. А ещё с высшим образованием… Та, которая блондинка, инженер как будто, даже «шпильки» сломала, – делилась новостями у ограды хозяйка с владелицей соседней усадьбы.
Катя заметила Косту и ввела его во двор. Сели на скамью под инжиром. Ася ушла ремонтировать «шпильку».
– Едете? – спросила Катя.
– Летим. Из Адлера. Завтра утром.
– Я бы вас направила к своим, но мама уехала в Крым, бабушка к родичам в деревню… Чего вы улыбаетесь? – спросила Катя.
– Хотел спросить вас, понравился ли вам Алиас Эшба?
– Очень. Все понравились. Я чувствовала себя так, словно гостила у родных.
– Когда приедете в Ломоносовск?
– Может быть, вместе с вами.
Слова, сказанные Катей в ответ, Коста принял как должное. Катю это задело. Почему он так спокойно встретил её сообщение? Он даже не повернул головы, продолжая смотреть на море, как будто его заинтересовал идущий к причалу пароход.
– Я лечу вместе с вами. Завтра, – с какой-то резкостью сказала Катя.
– И Ася?
– Ася остается. Она с новой знакомой поедет в Одессу, как было задумано.
– Сейчас позвоним в Адлер насчёт места в самолете.
– Может и не быть места?
– Лето. Тогда вы полетите с Анатолием, а я следующим рейсом.
– Но полетите?
– Обязательно. Я уже получил задание абхазской газеты и своего радио.
– Вас даже не интересует, почему я внезапно возвращаюсь в Ломоносовск?
– Уверен, – ради благородного дела. Разве не так?
– И вы бы так поступили?
– Абхазцы считают: помочь человеку – высшее благо в жизни.
– Лететь в Ломоносовск решила сегодня утром.
– В ответ на выраженные вам чувства в семье Эшба?
– Не только. Русские считают: помочь человеку – высший долг.
Хозяйка не могла понять, о чем там говорят под инжиром. Почему не слышно смеха, восклицаний. Она ведь знает, как разговаривают «теперешние молодые» – хи-хи-хи, ха-ха-ха.
– Беседуйте, беседуйте, – с особой интонацией проговорила хозяйка, появляясь в районе инжира. – Я схожу в магазин.
Ей очень хотелось, чтобы Катя повела себя «как другие».
– И мы уходим, – сообщила Катя, она уловила интонацию хозяйки, ироническую, злонамеренную.
– А чего вам уходить? Такой приятный молодой человек. Глядите, Катя, местный, а кудрявый, блондин и глаза голубые…
– Я уже заметила.
– Где вы вчера с утра гуляли?.. Я уже спала, слышу – машина подъехала. Далеко ездили?
– Ездили на дачу к моему брату, министру, – ответил Коста, у которого не было брата.
– Какой же министр? – посерьезнела хозяйка.
– Охраны общественного порядка.
– Которому милиция подчиняется?
– Ага.
Милицию хозяйка считала своим главным противником, ей до всего дело. А дел разных, не очень законных, у хозяйки домашней «гостиницы» хватало.
– Ну чего я стою, пришёл такой дорогой гость… Я вам кофе сварю, по-турецки… Такой вам нигде не подадут, – заюлила хозяйка и метнулась в дом.
– Зачем вы упомянули брата-министра? – улыбнулась Катя.
– Для принудительного уважения. Курортные домохозяйки – самая вредная часть человечества, их не грех держать в страхе. Я заметил, какую она мину состроила при моем появлении у калитки.
– Тогда одобряю вашу моральную атаку.
– Из этих же соображений я еду в Ломоносовск. Анатолий человек слишком доверчивый… Вряд ли ему с его характером удастся найти Тамару Мухину.
– Из этих соображений и я еду с вами.
Оба встали. Усидеть после того, как решен важный вопрос, могут немногие, это хорошо известно драматическим режиссерам.
– Неужели мы будем пить кофе по-турецки? – весело спросил Коста.
– Удобно ли уйти?
– Как зовут вашу хозяйку?
– Ефросинья Мироновна.
Коста вошёл в дом и вскоре вернулся.
– Кофе будут пить хозяйка и Ася, – сказал Коста. – Это решено. Прошу вас, пойдёмте в агентство Аэрофлота. Там уважают журналистов радио, мы им помогаем в их трудном деле.
Раскрасневшаяся хозяйка провожала гостя до калитки и просила заходить без всяких, попросту. Шутка сказать – брат министра. И ещё какого!

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

– Человек, не умеющий возражать самому себе, никогда не достигает цели и губит всё задуманное им, будь он конструктор, следователь, художник, писатель или даже Наполеон. Самое опасное для человека – азарт и тщеславие, – говорил когда-то Воробушкину профессор педагогического института.
Воробушкин дважды решительно возразил себе. Первый раз по окончании медучилища, второй раз – став педагогом. Этого мудрого из мудрых правила он неуклонно придерживался и теперь, будучи оперативным работником. Евгений Иванович твердо знал: самое опасное – это создать легенду, нарисовать самому себе картину и принимать в расчет только то, что дорисовывает её. Неуемное воображение рождает азарт, и если его питает честолюбие, тщеславие, то носитель этих черт губит одновременно дело и себя.
Перед отбытием в Ростов-на-Дону Воробушкин, взвесив всё обстоятельства и неоднократно возразив самому себе, пришёл к выводу, что Бур, спугнув такую хищную и сильную птицу, как Джейран, поставил всё дело под разительный удар и обольщаться легким успехом нельзя. К тому же серьёзно затрудняет дело характер Бура, его темперамент и жажда мщения.
Воробушкин как в воду глядел – Пухлый всполошил Джейрана, и тот не прилетел в Сухуми. К счастью, и Джейрана преследовал азарт, хотя и иного характера – азарт хищника.
Прибыв вместе с Воробушкиным в Ростов-на-Дону, Бур позвонил в управление торговли, ему ответили, что Матвей Терентьевич в больнице. Серьёзно болен.
– Неужели?! – воскликнул Богдан. – Выкинет номер и помрёт, вот это будет аттракцион.
Лечащий врач, полнокровная строгая женщина, бесстрастно убеждала Бура:
– Пока ничего опасного. Были сердечные спазмы. Через несколько дней выпишем больного Пухлого.
– Через несколько дней, это точно?
– Наверное. Больной Пухлый слушается, ведет себя хорошо. Просил не беспокоить. Свидания не разрешаю. Могу передать, что вы навестили его.
– Передайте, пожалуйста, что приходили из его учреждения. По поручению месткома, – скорбно сказал Бур.
Оставив подарки, Бур с постным видом пошёл к выходу, к воротам, где его ждал Воробушкин.
– Правильно сделали, что не назвали себя, – заметил Евгений Иванович.
– Еще бы! Узнав, что явился я, он может назло дать дуба.
Воробушкин, раздумывая, пошёл вдоль липовой аллеи, что-то решая.
– Посидите на скамье, я уточню – стоит ли нам ждать выздоровления вашего дяди.
Воробушкин прошёл к заведующему отделением.
В отгороженном кабинетике за столом сидел черноволосый смуглый человек с сонными круглыми глазами, Воробушкину не требовалось изображать обходительного человека. Мог ли заведующий подумать, что посетитель с лицом лирического героя кинофильма – оперативный работник милиции? Мог ли заведующий терапевтическим отделением помнить, что гордость советской сатиры, писатель Евгений Петров, человек с обаятельным обликом, когда-то успешно, вдохновенно работал в уголовном розыске?
Элегантный симпатичный молодой человек был встречен заведующим не восторженно, но и не безразлично.
– Слушаю вас, – поднял тяжёлые веки врач Касымов.
– Мне поручили осведомиться о здоровье товарища Пухлого.
– Позвольте, вчера уже были из вашего учреждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32