— Не страшно, Полли. На его месте, пожалуй, я бы вел себя так же.
— На моем месте ты не стал бы слушать и минуты.
— Вероятно. Но поскольку каждый из нас пребывает на своем месте, быть может, ты все же позволишь мне закончить?
— Валяй.
— Спасибо. Осталось не так уж долго. Рассказ дворецкого был куда более эмоциональным, чем сухие отчеты обиженных докторов, и слушать его мне пришлось гораздо дольше. Старик сбивался, повторял одно и то же по несколько раз. Но в целом… Его информация тоже была довольно скудной. «Жажда крови» действительно мучила Влада. Это был не миф, не метаморфоза, не фантазии больного рассудка. Не получив свежей порции, он бился в конвульсиях, терял сознание и почти умирал. Припадки были самыми настоящими, в этом несчастный старик и теперь клянется истово. Надо полагать, он наблюдал их не однажды. Что было делать? Каждое утро слуга отправлялся на поиски. В наш век супермаркетов и полуфабрикатов мясные лавки — большая редкость. Бойни в тех краях не было вовсе. Иногда ему удавалось раздобыть пару кроликов, барашка, ягненка, несколько кур или цыплят. Живых, разумеется. Он уже начал подумывать о том, чтобы развести какую-нибудь живность во внутреннем дворике. Однако воплотить простой на первый взгляд замысел было не так-то просто. Требовалась как минимум пара рабочих рук, но Владислав категорически запрещал нанимать новых людей. Более того, все настойчивее требовал рассчитать старых слуг. Всех до единого. К тому же это наверняка вызвало бы пересуды. Впрочем, странный шепоток уже полз по округе. Окрестные фермеры косились на старика, а соседи провожали его машину долгими внимательными взглядами. Слишком долгими. И очень внимательными. Он был готов к появлению репортеров и даже к визиту полиции. Но это было не самое страшное. Отнюдь. Настоящий кошмар караулил несчастного за дверью господской спальни. Его светлость Владислав Текский вел себя все более странно. И все более страдал, отчего сердце старика готово было разорваться на части. Настал день, а вернее вечер, когда, отпуская слугу, он попросил… запереть дверь своей обители снаружи. И не отпирать до рассвета, что бы ни произошло. Это случилось…
— …в ночь полной луны.
— Ты прав, Стив.
— Ну, разумеется. В детстве я тоже читал Стокера.
— О нем поговорим позже.
— Не сомневаюсь. Что же случилось этой ночью?
— Разочарую тебя — ничего. Но на следующий день Влад потребовал того же. И далее — каждый вечер. Так прошел еще один месяц. А потом он велел старику убираться.
— И тот?
— Пытался спорить. Но Владислав, как и в случае с докторами, был категоричен. А точнее — груб.
— Прежде, как я понимаю, ваш друг не позволял себе грубости? До болезни?
— Правильно понимаете, Полли. Никогда, ни с кем. Даже в детстве. Не только грубости, но и простого панибратства. Небрежного тона. Сленга. Влад был воспитан на старый лад. И не желал меняться.
— Однако ж изменился.
— Увы.
— Знаешь что, Энтони… Пожалуй, я должен сказать тебе кое-что, прежде чем ты поведаешь наконец историю своего вандализма… Не перебивайте меня, Полли! Допускаю, что вы готовы благосклонно слушать его и дальше. Такова, надо полагать, профессиональная этика. Я, по счастью, ею не обременен. И потому называю вещи своими именами. Психов — психами. Вандалов, оскверняющих трупы, — вандалами. Без реверансов. Так вот, сэр Энтони…
— Остановитесь, Стив! Вспомните последний день на «Титанике». Тот, накануне «озарения». Вы были…
— Каким, интересно знать?
— Таким же, как сейчас.
— И каким же, Полли? Каким именно?
— Агрессивным. Не желающим слушать. До той поры, пока не выяснилось…
— Простите, Полли. Я вас понял и потому рискну перебить. Во-первых, ошибаетесь, дорогуша! Тогда я был растерян и, пожалуй, изрядно напуган. Говоря откровенно, я попросту запаниковал. Теперь — другое. Я взбешен. Прилететь из Москвы, пустив на самотек массу горящих дел, чтобы услышать пересказ дешевого триллера?! Нет слов! А во-вторых, кое-что вы заметили справедливо. Но преждевременно. В том смысле, что не дали мне договорить. «Пока не выяснилось…» В самую точку, дорогая леди. В самую точку! Ваш покорный слуга собирался сказать буквально следующее: «Сэр Энтони! Я внимательно, хотя не без труда, слушал вас и не услышал ничего, что позволило бы оправдать глупости, которые вы, похоже, натворили и ради которых, собственно, мне пришлось пересечь пол-Европы. Посему очень надеюсь — что-то, достойное нашего внимания, заключается в документах, в которых вы копались ночь напролет, прежде чем всадить осиновый кол в сердце покойника…» Брр, противно даже произносить такое! Мерзко. Запредельно. Ну да ладно. Словом, я надеюсь… Очень, повторяю, надеюсь, что из этих бумаг выяснится — слышите, Полли? — нечто более убедительное, чем та чушь, которую наш дорогой друг нес на протяжении часа.
— Это все?
— Все.
— Я не обиделся, Стив.
— Слава Богу!
— Собственно, вся та чушь, которую я нес на протяжении часа, призвана предварить одну лишь просьбу. Мою личную просьбу.
— Я слушаю, Энтони.
— Бумаги со мной.
— Их много?
— Остатка ночи, полагаю, хватит, чтобы проглядеть основные. И стало быть, завтра ты сможешь вернуться в Москву.
— Полли?
— Я готова.
— Благородная женщина! А что, если я скажу, что доверяю вам полностью?
— Боюсь, я не смогу пробить воздушный коридор этой ночью.
— Не понял?
— Мой самолет полностью в твоем распоряжении, Стив, но вряд ли ты сумеешь вылететь до завтрашнего утра.
— Не становись в позу, старина. Я же сказал, что надеюсь… Но читать на пару, чтобы потом пересказывать друг другу… Вы понимаете, о чем я толкую, Полина?
— Да. И уже сказала, что готова. К тому же вам явно не мешает выспаться, Стив.
— Не стану спорить.
— Тогда — до завтра. Отвезете меня домой, Энтони?
В машине Полину неожиданно осенило:
— Вы так уверенно говорили про остаток ночи, Энтони… Полагаете, Стив действительно не задержится дольше?
— Напротив, полагаю — его боевой настрой поутру рассеется.
— При чем тогда остаток ночи?
— Очень просто. Завтра я собирался вылететь в Бухарест. И думал: может, друзья захотят составить мне компанию?
— Интересная мысль…
— Обсудим за кофе?
— Тогда я вряд ли успею до завтра.
Внушительная папка с бумагами лежала у нее на коленях.
Лорд Джулиан вздохнул с пониманием. И с некоторым сожалением одновременно.
Ошибка Моны Лизы

Свечи горели.
Две бледно-голубые свечи в тонком, прозрачном канделябре.
Зыбкое мерцание, подрагивая, разливалось в пространстве, преломлялось в причудливых изгибах цветного муранского стекла. Подсвечник был сработан так искусно, что казалось — сам источает таинственное свечение.
Стильная вещица.
И дорогая, вне всякого сомнения.
Ростов вопросительно взглянул на Лилю.
Дело, разумеется, заключалось не только в роскошной безделушке.
Стол был накрыт подчеркнуто торжественно.
Белая скатерть, нарядный фарфор, парадный хрусталь. Тонкими ломтиками нарезаны аппетитные деликатесы. Натюрморт сильно смахивал на картинку в глянцевом журнале.
Так не похоже на Мону Лизу.
Совсем не похоже.
Спору нет, Лилия любила вкусно поесть. Однако предпочитала, чтобы ее обслуживали другие. Сама готовила редко, неохотно. И вдруг — загадочная метаморфоза.
Брови Ростова поползли вверх и там на пару секунд застыли.
— А еще мы будем пить коньяк…
Она говорила вкрадчиво, тоном игривым, многозначительным, но одновременно с интонациями маленькой девочки, кокетливой и немного капризной.
Ростов наконец вернул брови на место и громко фыркнул:
— У нас появился богатый любовник?
— Глупый мальчик. Совсем глупый мальчик, к тому же ревнивый…
Он фыркнул еще громче:
— Вот еще! Если коньяк хороший…
— Хороший, можешь не сомневаться. Очень хороший… А насчет любовника ты, пожалуй, прав.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Кушайте на здоровье. Так где коньяк-то?
— Даже не спрашиваешь, кто он?
— Кто? Коньяк? Ну и кто же, Наполеон?
— Не смешно.
— Как — кому. Ладно, говори. Тебя, похоже, распирает. Кто он?
— Одна неблагодарная свинья по кличке Миша.
— Тезка?
— Полная. Я бы даже сказала, абсолютная. Михаил Борисович Ростов, иными словами.
— Не понял?
— А что ты вообще понимаешь? Что видишь, замечаешь? Ничего! Кроме собственного "я".
— Ты намерена продолжать в том же духе? Свечи тогда лучше потушить. Не находишь?
В принципе, он был готов к очередной сцене.
Отношения они теперь выясняли часто, но всякий раз так похоже, что он почти не задумывался, парируя ее обвинения и упреки. Словно старый, усталый актер, занятый в одной-единственной роли, каждый вечер на сцене маленького театра.
Сегодня, впрочем, на пыльной сцене неожиданно появились новые декорации.
Партнерша, однако, осталась прежней.
Словом, Михаил Ростов нисколько не обольщался относительно дальнейшего.
Но вышло иначе.
Лиля неожиданно остановилась. Смолкла. А через несколько секунд обронила примирительно, с некоторым даже извинением в голосе:
— Нет уж, свечи давай оставим. И вообще, садись за стол, пожалуйста. От коньяка, надеюсь, не откажешься?
Вернулась вкрадчивая многозначительность. И мерцание свечей отразилось в холодных светлых глазах призывным блеском.
Не дожидаясь ответа, ока торжественно водрузила на стол массивную бутылку «Hennessy».
Лениво плеснулась густая янтарная жидкость.
В мягком сиянии свечей растворился новый оттенок.
Ростов уговаривать себя не заставил.
К разговору они вернулись некоторое время спустя.
— И по какому случаю все же банкет?
— По случаю первой победы.
— Вот как? А кто победил? И, собственно, кого? И о каком, кстати, любовнике шла речь?
— Я победила тебя. А любовник? Ты и есть любовник, как это ни забавно. Правда, теперь богатый. А был — бедный. Вот так.
Коньяка в бутылке сильно поубавилось.
На щеках у женщины вспыхнул яркий румянец. Нельзя сказать, что лицо от этого сильно выиграло. Скорее — наоборот. Стало проще. И старше.
Особого значения это, впрочем, уже не имело — Ростов рыл изрядно пьян.
И от этого — в отличие от Лилии — бледен.
— Интере-е-сно! И каким же образом произошло это Замечательное перевоплощение?
— А ты не догадываешься? Наш юный британский друг оказался не только милым и умным мальчиком, что, впрочем, было очевидно с первого взгляда, но и человеком порядочным. Настоящим джентльменом.
— Понимаю. Он сделал тебе предложение.
— Представь себе — сделал. Но получил отказ. Однако вел себя благородно. Так не похоже на наших скотов. Словом, он нашел людей, которые готовы финансировать вой исследования. Разумеется, там, в Британии. Ты можешь выехать в ближайшее время, хоть завтра.
— Зачем?
— То есть как — зачем? Милый, тебя ждет лаборатория все необходимое для работы: квартира, а вернее — коттедж в чудном университетском городке… Нормальная, достойная жизнь, черт побери! Неужели не ясно?
— Ясно.
Ростов хотел ответить громко.
И резко.
Как, впрочем, всегда отвечал в таких случаях.
Голос, однако, прозвучал глухо, словно вокруг в пространстве разлилось что-то невидимое, густое и липкое. Брошенное слово немедленно увязло в нем, захлебнулось. И только слабый отголосок еле слышно прозвучал в полумраке.
Лиля между тем резко вскинула голову. Глаза стали злыми, холодными.
— Почему ты кричишь на меня?
Вопроса он не услышал.
Но безошибочно, читая по губам, угадал смысл, что было несложно.
Он часто кричал на нее, и она часто, с одинаковой, наигранной миной оскорбленного величия, задавала этот вопрос.
— Разве я кричу?
Ростов уже понял — ничего не происходило в пространстве.
Проблема заключалась в нем самом.
Наглухо — вдруг — заложило уши.
И еще что-то происходило в черепной коробке, чему профессиональное чутье Михаила Ростова не находило объяснения. Сильная судорога неумолимо сводила мышцы, она же, казалось, безжалостной хваткой сжимает мозг, отчего медленно темнело в глазах, странный шум неумолимо поглощал все звуки, доносящиеся снаружи.
— Тебе плохо?
Он уже ничего не слышал — шум победил.
Тьма, однако, еще не полностью поглотила пространство — Ростов видел, как стремительно меняется выражение ее лица.
Недоумение. Тревога. Страх.
Потом женщина попыталась встать, но отчего-то не смогла, только неуклюже взмахнула руками.
Лицо исказила гримаса ужаса.
Мысли Ростова путались.
Не без труда он все же составил из них связное суждение.
Последнее.
«Это не из-за меня, с ней тоже что-то не так».
Отдадим должное — на пороге вечного безмолвия доктор Ростов остался реалистом.
Решение генерала Томсона

Снова, в который уже раз за годы их знакомства, лорд Джулиан оказался прав.
А вернее, рассчитал все точно.
Поутру настроение Стивена Мура разительно изменилось.
Правда, этому предшествовал короткий телефонный разговор, состоявшийся поздно ночью.
Расставаясь с друзьями, отставной полковник Мур, возможно, и намеревался немедленно улечься в постель. И основательно выспаться. Но не сумел.
Было еще темно, однако ночное небо уже полнилось предвестием скорого рассвета — тьма поблекла. Именно в эту пору телефон в квартире Полины Вронской зазвонил.
— Надеюсь, не разбудил вас, Полли?
— Разумеется, нет. Я обещала успеть до рассвета.
— Успеть до рассвета! В контексте той ереси, которую мы теперь перевариваем, звучит зловеще.
— Я бы сказала — соответствующе.
— Да, это больше подходит. Значит, ересь?
— Значит — нет. Хотя многое не поддается объяснению. По крайней мере вот так, с налета.
— Стало быть, вы намерены этим заняться?
— Скажем так, мне было бы интересно. Пожалуй, даже очень интересно.
— Так вперед! К тому же премного обяжете лорда Джулиана, а он никогда не забывает услуг.
— Боюсь, генерал Томсон не сумеет оценить это обстоятельство должным образом.
— О, Томсон! Действительно, он вряд ли будет в восторге. Но думаю — возможно, впрочем, самонадеянно, — я сумею, как и в прошлый раз, убедить старика. Разумеется, это будет непросто… Но попытаться… да… попытаться следует в любом случае.
— Что я слышу, Стив?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50