Медэксперт подтвердил заключение коллеги и выписал «гробовую справку». Ни родственники, ни власти на вскрытии не настаивали; крошечное отверстие от укола под левой лопаткой умершего от «сердечного приступа» мужчины так и осталась никем не замеченным…
На следующий день, еще до заката, человека, об истинных делах которого даже внутри джамаата знали лишь единицы, похоронили на мусульманском Даниловском кладбище в Москве, в полном соответствии с обычаями. Проводить Магомедова в последний путь пришло совсем немного людей, их всех засняли на видео какие-то мужчины в штатском… тупая, запоздалая реакция каких-то не слишком умных и дальновидных личностей.
В тот же день, так и не появившись на Даниловском кладбище, сразу несколько молодых мужчин, входящих в ядро джамаата, переменили свое местожительство – кое-кто сменил не только адрес, но и комплект документов, – а еще двое «братьев», лучшие из лучших, отправились на юг с миссией, известной только очень узкому кругу посвященных…

Глава 2

За пять дней до времени «Ч»
Последние трое суток они практически не покидали пределов уютного Светкиного гнездышка – трехкомнатную квартиру на северо-западе столицы, в возведенном пару лет назад для «новых русских» даун-тауне, – послав все остальное человечество к чертовой матери.
Слиплись, как две половинки щедро намазанного маслом бутерброда…
Инициатива возобновить отношения исходила, в общем-то, от Мокрушина. В принципе он был самодостаточным человеком, сильно загруженным работой по своей основной специальности. За плечами у него тридцать три года не самой простой жизни, причем любой из последних десяти годков следовало бы умножить, по меньшей мере, на три. Предпринятая однажды попытка завести семью закончилась разводом: редкие женщины в их бизнесе способны понять, что такое «обратная сторона Луны» и почему их любимые мужчины выходят на связь реже, нежели космонавты с околоземной орбиты…
Да и какая, спрашивается в задачнике, нормальная женщина согласится сожительствовать с мужиком, у которого дурных привычек, как блох у беспризорного пса (ладно бы просто дурных, но ведь есть и очень вредные… например, убивать других особей одного с ним биологического вида)?..
Вот так примерно думал Мокрушин изредка, когда появлялось свободное время, подвергая анализу свою жизнь. И каждый раз искренне удивлялся, когда обнаруживалось, что даже такой специфический товар, как он сам со всеми своими недостатками, пользуется в женской среде устойчивым, довольно серьезным спросом.
В последнее время Рейндж – под таким прозвищем Мокрушин известен в определенных кругах – чувствовал себя прескверно. Проблемы начались примерно пару недель назад, когда его отозвали с Кавказа. А может, и раньше, но он не хотел так глубоко забираться в историю и в собственное подсознание. Сам он считал, что причина всех нынешних напрягов кроется в «курчалоевском деле», после завершения которого, собственно, его и отозвали в Москву, переведя во «временный резерв». С тех пор он находится в подвешенном состоянии: то ли его подозревают в совершении каких-то должностных преступлений (Мокрушина дважды вызывали на беседы с дознавателями из отдела внутренних расследований, которые сняли показания по все тому же злополучному «курчалоевскому делу»), то ли кто-то из начальства поставил вопрос о полной профнепригодности Рейнджа, но соответствующее решение о его дальнейшей судьбе в высшей инстанции по каким-то причинам еще не принято…
По правде говоря, после бесланских событий все ходили, понурив головы – обоср…сь все, сверху донизу. Прежний Антикризисный центр, худо-бедно функционировавший при Совбезе, упразднили закрытым указом президента, временные и сводные оперативные группы ФСБ, МВД и ГРУ, а также отдельных спецагентов, решавших прежде конкретные задачи, теперь пытаются собрать под крыло Федеральной антитеррористической комиссии (ФАК), которой, в свою очередь, будут подчиняться местные спецназы всех субъектов федерации. В этой связи – в связи с такой «перестройкой» – все на фиг окончательно зависло. Генералы и высшие спецслужбисты дружно взяли под козырек: «Есть, товарищ Главком! Будет исполнено!» Но никто в плане «обеспечения мер по противодействию совершению террористических акций на территории РФ» не только ни черта не делает, но даже толком не знает – и не понимает! – что именно нужно делать.
Рейндж высказал свое мнение на сей счет – особо не стесняя себя в выражениях – своему начальнику, бывшему заместителю главы А-центра, а ныне одному из руководителей ФАК генерал-майору Шувалову, выходцу из ГРУ. Тот даже как будто обрадовался: «Вот и хорошо, вот и ладненько, Мокрушин, – сказал Сергей Юрьевич. – А то я решительно не знал, чем вас сейчас занять… Значит, так. Мы готовим свои предложения от ФАКа руководству страны. Нужно что-то менять, верно? Начиная от нормативной базы и должностных инструкций и до перестройки структуры самих органов включительно. Берите пишущую машинку или компьютер и садитесь за работу! Работать можете здесь, на Старой площади, в балашихинском центре… да где угодно! Вы один из пяти федеральных спецагентов, имеющих категорию «элита»! У нас совершенно отсутствуют методички и пособия для командиров и рядовых сотрудников ВСОГ[10] и ССГ![11] А таких групп и подразделений, между прочим, у нас только в Чечне действует около двух десятков! Полная анархия, как в годы Гражданской войны! Нужно систематизировать уже имеющийся материал, проанализировать недостатки и выдать предложения руководству! Задействуйте, Мокрушин, для разнообразия… свои мозговые извилины! Я вас ничем не ограничиваю, кроме времени: ровно через месяц ваш труд должен лежать у меня на столе!..»
Рейндж позвонил одной из своих знакомых пассий в четверг, уже под вечер («писательские» дела и еще некоторые напряги, неожиданно появившиеся в его жизни, сильно его утомили; он решил сбежать из своего балашихинского кабинета… уйти, так сказать, на время «в народ»).
– Здравствуй, Света, это Мокрушин тебя беспокоит, – сказал он, услышав в трубке знакомый голос. – Я понимаю, что ты вычеркнула меня из списков своих знакомых и… наверное, правильно сделала. Я хочу извиниться за то, что произошло первого сентября в Геленджике. За то, что я бросил там тебя, и за то, что потом ни разу не позвонил. Извини. А теперь пошли меня на три буквы… или скажи, где и когда мы можем с тобой встретиться?
В принципе Света Кузнецова имела полное право послать его куда подальше. Они встречались всего раза три или четыре, причем Мокрушин исчезал из ее жизни так же внезапно, как и появлялся. Познакомились они года полтора назад на каком-то междусобойчике, устроенном знакомыми мужиками из верхушки компании «Росвооружение». Ей около тридцати, разведена, бизнесвумен средней руки – дистрибьютор какой-то там западной парфюмерной фирмы, – приходится родственницей одному из «росворовских» шишек. В конце августа Мокрушину наконец дали отпуск, и он сагитировал Кузнецову съездить с ним на юга, рассчитывая отдохнуть у ласкового моря в приятном женском обществе по меньшей мере неделю. Хрен там. На вторые сутки пребывания в Геленджике – около одиннадцати утра 1 сентября – к нему пробился по телефону из Москвы сам Шувалов… отпуск в связи с событиями в Беслане накрылся медным тазом: Рейнджу и таким, как он, предстояло закрыть своими телами очередную разверзнутую адскими силами брешь…
– Влад, миленький, куда ты пропал? – проворковал ему в ухо женский голосок. – Минутку… Я в своем офисе возле «Войковской». Ты меня в дверях застал! А ты где сейчас находишься?
– Я на Носовихинском шоссе… проехал Салтыковку. Когда? Да прямо сейчас… ну, то есть сегодня!
…Хорошо, что его пассия оказалась дамой отходчивой и не отказала ему в общении: Рейндж подозревал, что если он останется еще какое-то время наедине сам с собой или наедине с ноутбуком, в который он не записал пока ни единого слова на заданную тему, то у него элементарно может съехать крыша.
До понедельника, раннего утра, все шло нормально (даже преотлично). Съехались в оговоренном месте, Рейндж вручил подруге букетик любимых ею ирисов, потом пригласил даму в ресторан, после чего был окончательно прощен. Продолжение имело место в уже знакомой Мокрушину Светиной квартире (он был не босяк и имел собственную квартиру в Первопрестольной, но пока толком не успел ее обставить). В пятницу они ненадолго покинули гнездышко: съездили на мокрушинском «иксе» и по его же инициативе в центр. В одном из ювелирных бутиков на Кузнецком Мосту Мокрушин купил подруге скромные часики «Картье» за четыре с небольшим тысячи баксов – расчет с карточки по курсу в рублях. Света подозрительно долго торчала у витрины с обручальными кольцами, украшенными разной величины, качества и стоимости брюликами, но Рейндж удачно закосил под слабоумного… как-то обошлось.
На обратном пути заехали в гипермаркет и набрали столько разного съестного и напитков, что пакеты едва поместились в багажнике (припасов взяли как минимум на месяц совместного автономного проживания… и это обстоятельство Рейнджа в какой-то степени насторожило).
Потом пили, ели, занимались разными приятными вещами, снова выпивали и закусывали, после чего по новой отправлялись в постель (еще для интимных целей использовались джакузи и мягкий уголок в гостиной). Простая растительная жизнь. Пара кролиных особей, добровольно запершиеся в клетке, для того чтобы методично пережевывать корм и столь же методично сношаться. Они были почти счастливы. Вплоть до раннего утра понедельника, когда случилась одна штука, заставившая Рейнджа быстренько вспомнить о всех тех проблемах, от которых, собственно, он и пытался бежать начиная с той поры, как его отозвали с Северного Кавказа…
Он встал первым, в начале седьмого утра. Принял душ, побрился, надел брюки и свежую рубашку (в багажнике он возил небольшую дорожную сумку с джентльменским, или, точнее – холостяцким, набором… кое-что пригодилось, учитывая, что он завис у подруги дольше, чем рассчитывал). Прошел на кухню; когда наливал себе в кружку горячий крепкий кофе, услышал, как закрылась дверь ванной – его пассия, значит, тоже пробудилась и отправилась принимать душ.
Прихватив кружку с кофе, Рейндж прошел в гостиную, где на столе еще сохранились следы их затянувшейся до часу ночи трапезы: нарезанная дольками дыня и тяжелая гроздь винограда, свисающая длинным фиолетовым языком из фруктовой вазы, ломти недоеденного миндального торта, разложенные по тарелкам, подсвечник с тремя прогоревшими и оплывшими воском свечами, пустая бутылка из-под шампанского «Моэт и Шандон» и опорожненная примерно наполовину емкость «ноль-семь» виски «Чивас Ригал сэнчюри»…
Мокрушин включил настенное бра, потому что не хотелось врубать яркий верхний свет. Поставил кружку на стол, прошел к белоснежному шкафу-купе, открыл его. Он чувствовал себя довольно паршиво, причем причиной тому был явно не алкоголь, выпитый им за выходные, и уж тем более не секс. Именно в этот шкаф Света, помнится, убрала его пиджак; в кармане у него где-то завалялась упаковка – початая – с «транками»… Пить с утра не стоит, тем более что праздник кончился и пора возвращаться в серые будни. А ежели принять «колесо», то по крайней мере до полудня голова не будет пухнуть от разных идиотских мыслей…
Шарясь рукой в боковых карманах пиджака, он увидел себя в зеркальном изображении: когда он развел в стороны половинки шкафа, открылись не только его внутренности, но и большое, в человеческий рост, зеркало. Сто восемьдесят семь сантиметров рост, вес около восьмидесяти пяти. В день, когда удалось выбраться из ж… под чеченским райцентром Курчалой, в нем не было и восьмидесяти кг. При том, что его боевой вес все последние годы составляет девяносто плюс-минус пара кило…
Волосы у него темные, почти смолистого оттенка, стрижка по-армейски короткая, виски обметало инеем. Светка, как всякая женщина, сразу обратила внимание на некоторые внешние изменения в его облике. Когда они отправились вместе отдыхать на юга – кажется, что это было в позапрошлом веке, – у него не было ни единого седого волоска. Ему довелось видеть девятнадцатилетнего пацана, голова которого за каких-то пару часов стала походить на одуван. Попадались и такие, у которых голова была отделена от туловища. Так что в каком-то смысле ему еще повезло…
Упаковка с «транками» куда-то запропастилась. Неужели он успел так быстро выесть и эту упаковку? Странно… Он хотел закрыть шкаф-купе, но в зеркале, в которое он зачем-то пристально смотрел, Рейндж теперь видел не только себя, в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, перекрещенной ремнями, на которых крепится подмышечная кобура с пистолетом, но и еще одного человека, которого он предпочел бы никогда и ни при каких условиях более не видеть…
Мокрушин медленно, как-то заторможенно обернулся. Если он увидел чье-то отражение – кроме своего собственного, – то это еще не означает, что увиденное им в зеркале нечто действительно… реально существует в природе. Всякое зеркало – странный, хитро устроенный предмет, в котором вовсе не обязательно отражается истина. В каком-то из виденных им давно фильмов в зеркалах давно заброшенного дома регулярно «светилась» разная нечисть. Может, и с ним, с Мокрушиным, кто-то или что-то пытается шутить подобным образом?..
Но нет, все осталось на своих местах. Рейндж стоял у шкафа-купе, чувствуя, что его ноги приросли к полу. Субъект, чье отражение он заметил в зеркале, не испрашивая разрешения, уселся, как был, в изгвазданном грязью «комке», на любимый Светкин диван, обтянутый приятной глазу нежно-кремовой замшей. На голове повязка из бинтов, грязная, как и он сам, с расплывшимся бурым пятном выше правого виска. Глаза заплыли, превратившись в узкие щелочки. Губы спеклись и потрескались, некогда породистый нос с горбинкой безобразно распух, бледное, землистого оттенка лицо кажется еще бледнее из-за густой многодневной щетины, или, если угодно, из-за бороды…
– Ахмед… это ты?
1 2 3 4 5 6 7 8