— Двести франков.
— Что-нибудь придумаем.
Орлов было прозвище одного типа, скупавшего краденое и бравшего вещи в залог. И надо же, чтобы чемоданчик Квастича оказался именно у него.
Мы постучали к Орлову. Сгорбленный, с седой бородкой ростовщик жил один в небольшом одноэтажном домике.
— Нам нужен чемоданчик доктора Квастича.
— Двести франков.
— Сейчас у нас нет.
— Очень жаль.
— А может, все-таки…
В его руке появился револьвер.
— Сволочь ты, Орлов! — сказал я.
— А что поделаешь? Я только потому и взял его в залог, что всегда найдется какой-нибудь умирающий, ради которого его выкупят. Тут не благотворительное учреждение. Если я раз отдам его даром, тогда прощай мои двести франков.
— Откуда же мы их возьмем?
— Сейчас двенадцать. За полчаса можно обчистить какую-нибудь квартиру.
— За это время Хопкинс умрет.
— А я что могу поделать? Не подходить ближе — буду стрелять!
— Пошли! — сказал Альфонс — Подождите нас здесь, Квастич. Мы скоро вернемся.
Мы вдвоем вышли в ночь. От одного из доков длинный мол тянулся в море. Рядом с ним стояла небольшая, шикарная прогулочная яхта.
— Ну как?
— Можно попробовать… Мы направились вдоль мола.
— Осторожно!
С яхты на причал сошло несколько человек. Мы притаились за какими-то тюками, прикрытыми брезентом. Высокий седой мужчина в форме шел рядом с офицером помоложе. За ними следовали два матроса.
— Я поговорю с капитаном, — сказал холодным, носовым голосом седой.
— А если он не придет? — спросил офицер помоложе. — Мог бы уже и появиться.
Голоса и шаги стихли… Мы скользнули к яхте. Только найдутся ли проклятые двести франков на этой барской игрушке?
— Ты с другой стороны… — прошептал Альфонс и ухватился за борт яхты.
Я бесшумно прокрался к корме. Я всегда ношу с собой короткую, обтянутую кожей дубинку с залитым внутрь свинцом… Взобравшись на палубу, я вытащил ее…
Кругом стояла темнота. Я осторожно обогнул угол надстройки и выглянул. В паре шагов от меня стоял часовой — матрос, державший в руках винтовку с примкнутым штыком. Второй стоял у входа в каюту. С той стороны должен был появиться Альфонс. Второй матрос что-то негромко напевал.
Часовой с винтовкой беспокойно пошевелился, словно услышав какой-то шорох.
Гибкая, как у кошки, фигурка Альфонса появилась рядом с ним, и точно нацеленный удар в подбородок свалил часового с ног. Альфонс подхватил его, чтобы не было шума от падения тела…
У второго матроса не было даже времени сообразить, что же происходит, потому что я стукнул его по голове своей дубинкой. С тихим стоном он свалился на палубу.
Альфонс уже снимал винтовку с плеча нокаутированного часового.
— Свяжи их… А я погляжу, есть ли кто внутри… Он скользнул вниз…
Я быстро связал обоих матросов — благо, найти кусок троса на парусной яхте не проблема — и вошел в темную каюту.
Внезапно вспыхнувший свет на мгновенье ослепил меня.
— Руки вверх!
Красивая белокурая молодая женщина стояла передо мной, направив на меня пистолет.
Вы уже могли заметить из предыдущего, что я — человек немного консервативных взглядов, сторонник традиций и твердых нравственных принципов. Как таковой, я, имея дело с дамами, никогда еще не забывал старомодных джентльменских привычек. Уступив поэтому ее решительному, но не задевающему мою честь требованию, я поднял руки и низко склонил голову.
— Мое имя — Джон Фаулер, но друзья зовут меня Копытом.
— Что вам здесь надо?
— Хочу просить вас о великодушной помощи.
— А тем временем убираете часовых!
— Я чувствовал, что мои аргументы не дойдут до них. В наше время так редко встречаешь понимание у людей.
В этих словах я весь.
Женщина неуверенно посмотрела на меня. Я ясно видел, что мои слова произвели на нее глубокое впечатление. Говорю я и впрямь красиво. Я ведь упоминал в начале моих записок, что когда-то готовился стать певчим… К тому же… что ж, пусть это звучит нескромно, но можете мне поверить, я всегда был совсем недурен собою. Красивая внешность фигурирует даже в списке моих особых примет. Чтобы окончательно рассеять ее беспокойство, я чуть улыбнулся и мягким, успокаивающим тоном добавил:
— Вы можете чувствовать себя в полной безопасности — если понадобится, я защищу вас от кого угодно.
В этом весь я.
— Перестаньте валять дурака! Если хоть чуть-чуть опустите руки, я изрешечу вас!
В этом вся она.
Куда девались прежние, полные поэзии женщины, обожавшие рыцарское поведение, прятавшие засушенные цветы в своих молитвенниках и влюблявшиеся в похожих на меня таинственных незнакомцев?
— Отвечайте! Вы пришли один?
— Один.
Ложь — паршивая штука, но женщина, отвергнувшая поэзию, ни на что другое не может рассчитывать.
— Сделайте шаг в сторону… Перейдите на то место, где я сейчас стою, но не приближаясь больше, чем на два шага. Одно лишнее движение и…
— Вы меня изрешетите. Это я уже понял. А все же я вам скажу, что пришел сюда, потому что мой друг умирает, тяжело раненный, и мне нужны двести франков, чтобы привести к нему врача… Он лежит на барже…
Тихий шорох… женщина резко обернулась. Прыгнувший сзади Альфонс всего лишь схватил ее за запястье, но пистолет уже очутился на полу.
— Ни слова, иначе… — негромко проговорил мой друг и сжал пальцами горло женщины.
Я немедленно оттолкнул его в сторону.
— Такого обращения с дамой я не потерплю! Запомни это!
На мгновенье его светлые, блестящие глаза сузились. Этот человек не боялся никого на свете — меня в том числе. Женщина, тяжело дыша, стояла рядом, не смея пошевельнуться.
— Ну, ладно! — сказал Альфонс и рассмеялся. — Причуды наших друзей мы уважаем. — Он подошел к женщине и поклонился ей. — Разрешите представиться. Меня зовут Альфонс Ничейный, и я убедительнейше прошу вас не кричать, иначе мне придется убить вас.
Женщина ошеломленно переводила взгляд с него на меня.
— Я вижу, — продолжал Альфонс, — что вы смотрите на нас как на идиотов, что до некоторой степени свидетельствует о знании людей.
Он, улыбаясь, сел в кресло, стоявшее перед женщиной, и закурил.
Я уже упоминал, что в то время внешность у меня была хоть куда, но до Альфонса, пожалуй, и мне было далеко. Шелковая рубашка, голова на испанский манер повязана пестрым платком и вечная улыбка, открывавшая два ряда ослепительно белых зубов. Мускулы так и играли при каждом его бесшумном, пружинистом движении.
— Так вот… Мой друг уже объяснил, — начал он вежливым, непринужденным тоном. — Нам необходимы двести франков… Это все.
— И потом вы меня отпустите? Отпустим ли мы ее!
— Разумеется, — ответил я. — Если вы выполните нашу почтительную просьбу, мы удалимся, благословляя вас…
— Странные… вы… какие-то… — прошептала она. — Забираетесь на яхту, нападаете на матросов…
— Добавьте еще и кока, — вставил Альфонс — Он у вас какой-то ненормальный, прыгнул на меня сзади… Думаю, что в живых он останется…
— Вы убили его?
— Он перелетел через мою голову и сильно ударился. Но в живых останется, не беспокойтесь…
— Вламываетесь, хотите ограбить… и…
— И все-таки остаемся джентльменами, — помог я ей. Это ведь вполне соответствовало действительности.
— Пожалуйста… — Она вынула из ящика стола свою сумочку. — Я дам вам четыреста франков… Остальные, я прошу вас, оставьте мне…
— Что вы! Уверяю вас, нам нужны только двести. Этого хватит, чтобы помочь нашему другу.
— И… я уйду теперь…
— Разрешите нам проводить вас до конца набережной. По ночам тут шатается немало подозрительных типов.
Кому и знать, как не нам…
— Хорошо… проводите, но только издали… И спасибо… за то, что вы… так по-рыцарски…
— Не стоит…
Мы пошли за нею, отстав шагов на двадцать.
Внезапно она свернула за один из углов и, когда мы подошли, ее и след простыл. Убежала или спряталась в какой-нибудь подворотне… Все равно. Самое время было уже отправиться к Орлову.
— Изумительная женщина, — вырвалось у меня.
— И мы ей оказали большую услугу.
— В чем это?
— В том, что убрали от ее двери часового. Эта женщина была под стражей.
А ведь верно! Я — человек неглупый, но сейчас Альфонс оказался посообразительней.
Начинало светать, когда мы вошли к Орлову. Доктор Квастич крепко спал на крохотном диванчике, а Орлов с револьвером в руке сидел возле чемоданчика.
— Достали только сто пятьдесят, — сказал Альфонс — Плохо?
— Ладно, ничего. Недостающие полсотни я, так и быть, подожду.
— Давай, чтоб ты сдох!
Он получил деньги, а мы — чемоданчик. Плеснув на Квастича холодной водой и немного растолкав, чтобы привести в себя, мы поспешили в путь.
— Где вы его собираетесь уложить?
— Что?
— Где-то ведь надо будет ему лежать. В цистерне он с простреленной головой валяться не может.
— А вы где живете?
— Ночую в «Рогатой Кошке» рядом с фортепьяно. Место там нашлось бы и для него, но вечером, когда приходят посетители, ему там быть нельзя. Его надо в больницу.
— Раздобудем денег и на это. Сначала надо выяснить, жив ли он.
— Рана в затылок — штука тяжелая. Слишком там много важных нервных узлов. Легко можно было повредить продолговатый мозг либо мозжечок. Тогда конец.
Мы подошли к барже. Кругом все было пустынно и тихо. На палубе лежала скатерть. Мы начали спускаться в трюм. Впереди шел Альфонс. Сойдя по трапу, он включил фонарик — и негромко вскрикнул.
Я стоял за его спиной, словно оцепенев.
Все было, как прежде: открытый ящик, мешки, пустой бидон. Только раненого не было. Чурбан Хопкинс исчез!
— Что же это?
— Сам дьявол шутит с нами сегодня ночью, — сказал Альфонс.
— Что случилось? — с любопытством спросил Квастич.
— Исчез пациент.
— Сам он уйти не мог — при таких ранениях на некоторое время теряется чувство равновесия. Один казацкий ротмистр, которого я два года лечил от раны в голову, только по кругу и научился ходить. Пришлось ему из-за этого уйти в отставку.
Квастич присел на ступеньку трапа и без всякого перехода уснул.
— Турок… — пробормотал Альфонс.
— О чем ты подумал?
— Все-таки это он застрелил Хопкинса. Потом испугался, что Хопкинс придет в себя и все раскроется, вернулся и бросил его в воду.
— Звучит правдоподобно, но кто его знает… Турецкий Султан — порядочный парень…
— Ты что — спятил? Таким людям, как мы, нельзя до конца доверять. Почему он сбежал во второй раз? Почему?
На этот вопрос трудно было найти ответ, хоть сколько-нибудь оправдывающий Турка.
— Слушай, Копыто, не надо мне больше никаких объяснений. Турецкого Султана можешь считать покойником. Я ему свой приговор вынес.
— Если я встречусь с ним, придется ему представить очень убедительные доводы, чтобы остаться в живых.
Мы пожали друг другу руки. Чурбан Хопкинс может мирно покоиться на дне морском. Его смерть не останется неотомщенной.
Глава третья
БЕГСТВО

Я занял в цистерне освободившееся место Хопкинса. Наступили тяжелые времена. Работы я так и не нашел, хотя матрос я первостатейный и всегда отлично справлялся со службой на разных контрабандистских шхунах.
Но увы! Бюрократизм, вечный мой враг, обрек меня на безработицу. В оранском порту стояли только такие суда, на которых вечно возятся с целой кучей глупых формальностей, становятся прямо-таки рабами их. У матроса там требуют самые разнообразные документы. Им мало того, что человек может за восемь минут в одиночку убрать бизань вместе с гротом, что я могу с закрытыми глазами провести судно от Орана до Токио (я способен и на это), их интересует, какие у меня есть бумажки и можно ли меня вписать в толстенную книжищу — «судовой журнал».
Естественно, что в свое время документы у меня были и я был внесен в списки матросов, но потом мое имя вычеркнули оттуда. Почему? Потому что сгорело управление порта в Сан — Франциско.
Что — и вы тоже смеетесь? Я ведь матрос, а не пожарник. Вот и судили бы пожарников за то, что они опоздали, но при чем тут я, всего-навсего объяснивший придирчивому, сварливому начальнику порта, что у нашего стюарда-туземца вовсе не бери-бери, а просто распухла нога от того, что он наступил на гвоздь. А потому нет никакой необходимости вывешивать желтый флаг и становиться в карантин. Полагаю, что вам это совершенно очевидно.
Однако этот неотесанный тип разорался, что вызовет полицию и засадит меня в каталажку. Я очень вежливо попросил его перестать визжать, словно недорезанный поросенок. Тогда он совсем взбеленился и начал кричать, что до прихода полиции меня не выпустят из управления, а потом он еще со мной побеседует. Я не стал идти на обострения, а сказал только, чтобы он заткнулся, и хотел уйти. Он меня схватил за руку. Я — человек терпеливый и хотел мирно разойтись с ним. Я просто вышвырнул его сквозь стеклянную дверь, а керосиновую лампу я в него бросил, когда он схватился за револьвер. Потом чистое человеколюбие толкнуло меня бросить вспыхнувшего начальника в бак с водой.
Этим я спас ему жизнь. Вы думаете, я дождался за это благодарности? Ошибаетесь. Он подал жалобу, меня вычеркнули из матросских списков и отдали приказ об аресте. Тот, кто в наши дни ждет благодарности от людей, горько разочаруется.
В Оран тем временем не заходило ни одно судно, способное пренебречь формальностями. А ведь такие суда бывают. За неделю я практически ничего не заработал. Пару раз лишь мы подработали у доктора Квастича, занимавшегося, помимо всего прочего, еще и ввозом в страну лекарственных средств. Короче говоря, когда в рыбацкий порт приходило пару ящиков с кокаином и тому подобными вещами, мы помогали ему в разгрузке.
А вообще время было трудное. Альфонс (и оба его компаньона) начали даже торговать запасными частями, так что автомобильная рама из цистерны исчезла.
Планов у нас было много, но светлые ночи мешали привести их в исполнение. Судьба распорядилась так, что как раз в день ангела одного из моих близких родственников поднялся небольшой туман — вестник того, что в открытом море бушует шторм.
Компаньоны Альфонса предложили не упускать удобного случая.
Я сослался на день ангела, но они ответили, что это просто нелепое суеверие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22