Такое предположение вряд ли кого-нибудь удивляло, так как большинство ученых, вполне естественно, привыкло смотреть на период зарождения культуры нового времени как на эпоху появления светского гуманизма и развития наук.Однако в результате недавних исследований трактовка охоты на ведьм как последнего мрачного проявления средневекового духа потеряло свою убедительность. В ходе изучения причин антиколдовских истерий ученые находили все больше и больше оснований для того, чтобы считать их виновниками не жертвы, а самих охотников. Правда, эти исследования были ограничены в основном социальным аспектом проблемы. Исследователи больше интересовались тем, как люди пользовались обвинениями в колдовстве для борьбы с определенными социальными группами, чем тем, почему они считали ту или иную категорию людей одержимой колдовским умыслом, и здесь я бы хотел обратиться именно к этой стороне проблемы и предложить в порядке гипотезы такую идею: революция научной и особенно медицинской мысли, характеризующая поздний Ренессанс и являющаяся враждебной по своей сути и духу вере в колдунов и ведьм, фактически создала предпосылки для начала охоты на ведьм, стала ее главной движущей силой на протяжении двух столетий, когда эта мания и «новая наука» так странно сосуществовали.Как же революция в медицине могла спровоцировать охоту на ведьм? Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует коротко ознакомиться с достижениями медицины в конце эпохи Возрождения. То было время, когда Андре-ас Везалий (1514 — 1564), естествоиспытатель, основоположник анатомии, и его современники открыли, что многое в анатомии и физиологии Галена из того, что врачами средних веков считалось непреложными истинами, оказалось неверным. Эти открытия явились следствием широкого исследовательского движения, в ходе которого были обнаружены значительные несоответствия между существовавшей медицинской теорией и фактами. В средние века относящиеся к области медицины факты, если и могли временами поставить под сомнение правильность того или иного диагноза, всегда подтверждали медицинскую теорию в целом.…В конце XV века правильность этого замкнутого и самодостаточного медицинского учения была впервые поставлена под сомнение. Впервые со времен античности стали широко известными медицинские данные, говорившие явно не в пользу галенизма. Их появление объяснялось многими факторами, включая возрождение неоплатонизма, распространение литературы по медицине после изобретения книгопечатания, улучшение организации деятельности медиков и появление новых болезней, завезенных из Азии и Нового Света. Все эти обстоятельства создали ситуацию, когда не только греко-римская медицинская система столкнулась со значительными проблемами благодаря новым, хорошо установленным данным, но и когда врачи, имеющие собственные идеи, получили возможность находить факты, подтверждающие либо опровергающие их. Неизбежным следствием такого нового, более «научного» подхода было постепенное изменение средневековых медицинских воззрений. Средневековый галенизм становился все более громоздким и нескладным по мере того, как один теоретик за другим дополнял и изменял его несложные положения, с тем чтобы привести это учение в соответствие со столь значительно изменившейся ситуацией в медицине. В конечном счете на передний план вышли новые теории, совершенно противоречащие положениям старого учения.…Однако рост внимания, которое медики стали уделять особенным патологическим состояниям, связанный с неспособностью существующей медицинской теории к развитию или достаточно быстрому изменению в соответствии с тем, чтобы давать подходящие объяснения всем новым фактам, означал, что врачи стали сталкиваться с многочисленными проявлениями недугов, симптомы которых были так необычны или «неправильны», что они не могли отнести их к каким-либо уже известным классам болезней и, следовательно, назначить средства лечения. Как было врачу поступать в такой ситуации? Какое объяснение он мог дать подобному недугу? И Жан Фернель выдвинул утверждение, и большинство медиков в следующем столетии согласились с ним в этом, что такие болезни имели противоестественную и сверхъестественную причину и являлись результатом вмешательства дьявола, и врач, чья теория болезней всецело основывалась на естественном, не мог искать их причины, лежавшие, стало быть, за его пределами, вне сферы материального. Лечить же насланные дьяволом недуги медику и не было должно. Самое лучшее, что он мог сделать в этом случае, — это сообщить о нем светским и церковным властям, которые, считалось, одни могли принести такому заболевшему реальное облегчение.Средневековая медицина не создала надежного барьера между этим миром и тем, люди то и дело умирали от болезней и несчастных случаев, казавшихся фатальными, но она, по крайней мере, давала сравнительно простое и вполне для того времени естественное объяснение причинам страданий людей и их смертей. Медицина указывала причины большинства недугов, для большей части болезней предлагала средства. Безуспешность лечения объяснялась не недостатками медицинского учения, а слабостью человека перед божественным промыслом.Но с началом XVI века эта система медицинских взглядов стала давать трещины. Раскол, по выражению одного антрополога, возник «в зоне стабильности», содержащей «сектор хаоса». Часть медиков, например Парацельс, Везалий, Уильям Харви, расценивали вскрывшиеся слабые места учения как шанс для того, чтобы разрушить эту старую систему и создать новую. Но многие — и их, видимо, было большинство — видели в этих прорехах окна в ужасающий первозданный хаос снаружи. Они представлялись им не стимулом для новой творческой деятельности, а пугающим напоминанием о слабости и ограниченности человека в его противостоянии окружающей природе и свидетельствовали о том, что, если люди заболевали неизвестным или каким-то странным недугом, им не следовало ждать какой-то помощи от врачей. Какие-то болезни, очевидно, выставляли человека под воздействие неупорядоченного и потому неконтролируемого мира. Результатом разрушения медицинской системы, в которой общество видело защиту от болезней и смерти, явилось значительное увеличение гнета страха пред ними, часть которого европеец прихватил с собой в новое время.Но, показывая свое бессилие перед необычными болезнями, медицина вместе с тем усиливала свое влияние в другом. Многие недуги в средние века, которые имели хорошо известные симптомы, но как-то традиционно связывались с демонами и колдовством, как, например, импотенция, эпилепсия, ночные кошмары, постепенно переставали считать естественными. По средневековым источникам трудно понять, являлся ли взгляд на такие болезни как на имеющие демоническое происхождение широко распространенным среди врачей, или это было лишь мнение немногих. Возможно, что медики просто отдавали своеобразную дань уважения народным поверьям. Большая часть сохранившихся классических трактатов по медицине, тех, что до сих пор продолжают использоваться, свидетельствуют, естественно, не в пользу подобного подхода к причинам болезней. Более того, даже когда под подозрение попадал дьявол, средневековый врач не отказывался от применения естественного лекарства, искренне надеясь, что оно поможет его пациенту. В этом отношении к демоническому в болезни медики средневековья совершенно отличались от своих коллег начала нового времени. Врачи XVI и XVII веков нередко принимались за лечение странных и необычных недугов, пользуя каждый симптом в отдельности, не пытаясь, да и реально не будучи в состоянии лечить болезнь как целое. Более того, в своей массе они, судя по всему, вообще не были уверены, что какие-то лечебные средства в таких случаях окажутся эффективными. А английский врач Джон Котта утверждал, что заболевание следует считать порожденным демоном, прежде всего «…когда естественные лекарства или лечебные средства, примененные согласно рецепту, либо странным образом утрачивают свое целительную силу, не оказывая никакого действия, либо вызывают эффекты и последствия, не предполагаемые их природой или противные ей».Похоже, теория медицины в период начала нового времени постепенно изменялась в соответствии с тем, чтобы, по крайней мере, допускать возможность существования новой, дьявольской разновидности болезней. Но на самом ли деле это изменение существенно повлияло на возникновение оснований для гонений на ведьм? Многие историки скажут — нет. Конечно, наверное, трудно представить такой несчастный случай или недуг, настолько естественный или, наоборот, чересчур неестественный, что его нельзя было бы принять за колдовские козни. Когда умирала кобыла или скисало пиво, когда человек налетал на плетень или даже когда сливки не сбивались в масло, люди видели проявления колдовства. Мы обнаружили примеры подобных подозрений в средние века, в новое время и можем наблюдать их в Западной Европе сегодня. Но подозрения такого сорта, как правило, не приводили к суду и редко выливались в осуждения и наказания колдунов. Именно заболевание или смерть вызывали обычно обвинения в колдовстве, что, как правило, находило у других людей поддержку и представляло собой достаточное основание для судебного преследования.Но нельзя, конечно, сказать, что любая болезнь или смерть предполагали начало расследования. В отличие от образцового случая с отравлением ядом азанде, описанного Эвансом-Притчардом, причины большей части болезней и смертей в Европе начала нового времени вполне могли быть описаны в терминах естественного. Пандемические и эпидемические заболевания так же, как и немочь от старости или несчастного случая, редко приводили к нападкам на ведьм. Но недуг, не отвечающий обычным нормам и казавшийся странным или вызывающий необычную реакцию на стандартные средства лечения, часто разбирался судом как результат колдовства. Критик охот на ведьм Джон Гол язвительно заметил в адрес их гонителей, что «всякая болезнь, причину которой они не понимали и с симптомами которой не были знакомы, могла быть воспринята как плод колдовства». Я полагаю, что существовал стереотип «насланной» болезни, а не стереотип образа ведьмы, как часто предполагалось, который и стимулировал эти гонения. Европейское общество на самом деле не пыталось изгнать из своих рядов определенный сорт людей, но занималось отысканием «распространителей» определенной разновидности болезней.Говоря о европейском обществе, я не хочу сказать, что во всех его слоях и во всех регионах отношение к ведьмам и колдунам было одинаковым, — отнюдь нет. Очевидно, что людей образованных и в силу этого активно участвующих в культурном прогрессе, в котором революция в медицине составляла лишь небольшую часть, и всех остальных разделяла огромная пропасть. Это разделение порождало в ходе прогресса немало коллизий, так как недавние исследования показали, что средний европеец — это крестьянин — был значительно более осведомленным об изменениях в научной медицине, чем это считалось до сих пор. Среди сельских жителей было немало таких, которые хотя бы отчасти были знакомы с традиционными средствами и приемами лечения, и медики с университетским образованием всегда жаловались на вынужденное соревнование с этими знахарями. В целом же безграмотные и бескультурные врачеватели, заполнившие все уголки Европы, были столь многочисленны и столь неудержимы в своей деятельности, что реально не только затмевали рассвет всего передового и истинно образованного, но и гасили повсюду сам свет разума и здравого смысла.Следует помнить, что вторая половина XVI столетия была периодом повального роста грамотности в Северной Европе, и любой, кто был способен прочесть хотя бы одно из многочисленных тогда популярных руководств по диагностике болезней и уходу за здоровьем, мог практиковать занятия медициной. Более осведомленными о переменах в медицинской теории могли оказаться те, кто, занимаясь подобной деятельностью, собирал разные отрывочные сведения, с тем чтобы выглядеть компетентным в глазах своих невежественных пациентов из низших социальных слоев. Лекарская практика подобных индивидуумов была широко распространена в Европе. Вероятно, столь же распространенной была и врачевательная деятельность духовенства. У значительной части священников состоявшие при них помощники имели, по крайней мере, незаконченное университетское образование и в ходе своего обучения наверняка знакомились с трудами Гиппократа или Галена.Многие же священники читали гораздо больше. Майкл Макдоналд недавно исследовал врачебную карьеру сельского священника из Нортгемптоншира магистра гуманитарных наук с дипломом Оксфорда Ричарда Нейпира, чьи медицинские записи удивительным образом полностью сохранились. За 37 лет через лечащие руки Нейпира прошло почти 60 тысяч пациентов, большей частью людей простого происхождения. И ему, естественно, время от времени приходилось выносить определения болезням, будто бы вызванным ведьмами. Такие диагнозы, вероятно, особенно часто ставились теми, кто находился под сильным влиянием традиций в медицине, но был не способен в полной мере воспринять их натуралистический дух.Нельзя, однако, отрицать, что, хотя крестьянство и испытывало влияние от изменений традиционного положения в медицине, это влияние было ограниченным и не являлось для него столь же существенным, как для представителей более высоких социальных слоев. Древние, существовавшие еще до появления письменности представления о методах и средствах лечения продолжали оставаться основными в среде крестьянства — специфические взгляды и приемы «древних старух, египтянок (цыганок) и им подобных особ», которых обычно поминает Парацельс и его последователи. Кит Томас в своей работе «Религия и отрицание колдовства» дал в общих чертах картину этой системы врачевания, относившей самые разные недуги и несчастные случаи на счет фей, домовых, кобольдов, гоблинов, эльфов, гномов, троллей и блуждающих огоньков, а также нередко приписывавшей их козням колдунов и ведьм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60