– Он больше не сдерживал голос. – Эйха, по-моему, в этом вы не одиноки. Вполне возможно, король Пракансы как раз в эту минуту тоже сомневается во мне.Ему удалось завладеть вниманием конселос. Все они как-то упустили из виду, что успешное сватовство – это еще не женитьба.– И, вероятно, вскоре он убедится, что его опасения не напрасны. Я совсем не такой, как мой отец, все вы это прекрасно видите и ни на миг не позволяете мне забыть об этом. Должно быть, король Пракансы считает точно так же… Каким он представляет наследника своего престола? По логике вещей вполне может случиться, что я займу его трон. Или вы не допускаете этой мысли? Вам не приходит в голову, что он может отменить свое решение и потребовать, чтобы мы вернули портрет принцессы? – Его ладонь медленно опустилась на раму картины. – Вы правы, она настоящая красавица. Что, если Праканса сочтет меня недостойным этой жен-шины? – Он пожал плечами. – Наверное, она будет права. Грош цена герцогу, который даже в таком простом деле не может положиться на своих советников. Что уж тут говорить о таких серьезных делах, как война? – Он окинул придворных вопросительным взглядом. – Или я не прав?Это вызвало бурю протеста: конечно, ваша светлость может на нас положиться в любом деле, конечно, король Пракансы считает вашу светлость идеальным женихом для своей дочери.– Ваша светлость, вы их обыграли, – прошептал Мартайн.– В самом деле? – так же тихо сказал Алехандро. – Хорошо. Он ослепительно улыбнулся, и вмиг полегчало на душе: конселос заметно успокоились. Аналогично они реагировали на миролюбивые взоры и добродушные шутки его отца после свирепых разносов.А потом Риввас Серрано заговорил о пракансийской живописи, о художнике, написавшем портрет принцессы, и напомнил, что нынешний Верховный иллюстратор Тайра-Вирте, ответственный за документирование всех событий в жизни герцогства, – не кто иной, как Грихальва. И вновь поднялся ропот.– Мердитто! – в сердцах выругался Алехандро.– Ваша светлость! – Серрано выбрался в передний ряд советников, за ним по пятам следовал до'Саенса. – Ваша светлость, умоляю, не будьте пристрастны. Найдите в себе мужество понять, что всеобщая неприязнь к человеку, которого вы назначили Верховным иллюстратором, вызвана лишь тревогой за ваше благополучие.– Боюсь, тревога за мое благополучие не столь велика, как зависть к Грихальва, которые превзошли твое семейство.– Ваша светлость!– Эйха, Риввас, не надо излишнего драматизма. Может, я и не сидел на отцовских коленях, когда в этом зале решалась судьба герцогства, но у меня есть уши. Я прекрасно знаю, насколько укоренилась старая вражда между Грихальва и Серрано.– Ваша светлость, на то есть серьезная причина.– Нет причины! – отрезал Алехандро. – Нет причины, потому что нет доказательств. Ни ты, ни кто-либо из твоих родственников их так и не предъявил. – Он в гневе ударил ладонью по спинке стула. – Мердитто, кабесса бизила! И это – мой советник! Да что я могу от тебя услышать, кроме завистливой и трусливой хулы?– Ваша светлость. – Дородный, внушительный Эдоард до'Нахерра поспешил заступиться за Ривваса. – Ваша светлость, разумно ли упрекать нас за заботу о вашем благополучии? Мы давно знаем Сарагосу, привыкли к нему…– Привыкли шпынять его как шута, – возразил Алехандро. – Или я не говорил, что у меня есть уши? – Он схватил себя за ухо, дважды дернул. – Я считаю, что еще слишком рано судить о достоинствах и недостатках Сарио Грихальвы. Он еще ничего не сделал, кроме сущего пустяка – предотвратил войну. – Он снова окинул конселос взглядом и понял, что словесная оплеуха не осталась незамеченной. – Ту самую войну, за которую ратовали вы все, опираясь лишь на слухи и домыслы. Ту самую войну, на которой совершенно напрасно погибло бы множество тайравиртцев и пракансийцев. – Он смотрел только на до'Нахерру, хотя обращался ко всем. – Марчало, сейчас я ему доверяю больше, чем вам. По той же причине, по которой его ненавидит Риввас Серрано. Грихальва умеет отличать истину от лжи. Он стал моим Верховным иллюстратором. Он будет моим Верховным иллюстратором. Смиритесь с этим. Было видно, чего стоит до'Нахерре держать себя руках.– Ваша светлость, мы опасаемся, что его род окрепнет и захватит власть. Прошу не счесть за дерзость, но даже ваша подруга…– Грихальва. Верно. – Алехандро повел вокруг острым словно коса взглядом. – Неужели вы все разучились считать? Неужели в одночасье запамятовали нашу историю? При моем отце было четверо влиятельнейших Серрано: Верховный иллюстратор, любовница, Премиа Санкта, консело. – Он уставился на Ривваса. – А теперь осталось только двое. Эйха, разве вы не видите, что солнце рода Серрано клонится к закату?– Дело не в нашем солнце, ваша светлость.– Правда? А в чем же, Серрано? Риввас не дрогнул под его взором.– В колдовстве.Алехандро отступил на шаг и растянул губы в язвительной ухмылке.– Ах, да, как же я забыл? Темная волшба! Ну конечно. – Он, шагнул за спинку стула, взялся за верхние углы рамы. – Риввас, объясни, что это за волшебство? Молчишь? Надо полагать, злое, иначе бы ты не обвинял в нем Грихальву. Допустим, это действительно темная волшба, но все-таки мне очень интересно, на что он способен. Мы уже выяснили, что оживлять покойников с помощью холста и красок он не умеет. В чем же тогда заключается его пресловутое могущество? Может, попросить его, чтобы он явил нам во плоти эту женщину? – Алехандро грациозным жестом указал на портрет. – Принцесса жива и здорова, но, увы, она не с нами, а в Пракансе. Путь оттуда неблизок и небезопасен, почему бы не сберечь время? Скажем Верховному иллюстратору, чтобы перенес ее сюда посредством своего волшебства. Побормочет заклинания, бросит в картину щепоть порошка, и моя невеста предстанет перед нами во всей своей красе… Что? Это невозможно? Почему, Риввас? Ты же так старался убедить меня, что он могущественный колдун. Эйха, в чем же кроется его могущество?– В том, что он может стать герцогом, – прохрипел до'Саеиса. – Если Серрано правы, если Сарио Грихальва владеет магией…–..то он способен запросто прикончить меня, а заодно и всех вас, – подхватил Алехандро. – И даже всех жителей Мейа-Суэрты. – Он сокрушенно покачал головой. – Неужели вы всерьез верите, что один человек может захватить власть над целым герцогством?– Верро Грихальва мог бы этого добиться.– Верро Грихальва погиб, спасая от смерти до'Верраду. – Все, кроме Алехандро, невольно покосились на картину за его спиной – громадный оригинал “Смерти Верро Грихальвы” кисти Пьедро.Меньшая по величине картина с тем же названием – работа другого Грихальвы, Кабрайо, – висела на противоположной стене. – А теперь Сарио Грихальва спас до'Верраду от бесчестья, предотвратил бессмысленное кровопролитие.Толпа еще не рассеялась, но уже заметно разделилась на кучки единомышленников. Эстеван до'Саенса и Риввас Серрано держались вместе, Эдоард до'Нахерра, как всегда, стоял особняком. Все молча ждали, что еще скажет герцог.“Они меня изучают, оценивают… Эйха, а мне самое время изучить и оценить их”.Герцог отошел от стула с картиной, вступил в толпу. Один лишь Марчало Грандо был одного роста с ним, остальные ниже. Алехандро давно заметил, что низкорослые люди тушуются рядом с высокими; в чем тут секрет, он не знал, но помнил, что отец часто этим пользовался. Теперь настал и его черед воспользоваться этим странным феноменом. Он поочередно оглядывал с головы до ног каждого советника, смотрел ему в лицо, позволял смотреть в свое, потом еле заметно кивал. Заставлял их смущаться, переминаться с ноги на ногу, отводить глаза, гадать, что он думает. Наконец Алехандро вернулся к стулу с картиной.– Вы меня не знаете, – сказал он спокойно. – Я вполне отдаю себе в этом отчет. Мне также понятны ваши опасения, ваша растерянность, Бальтран до'Веррада был не из тех, кого легко забыть или заменить. Я это понимаю. – Он тяжело вздохнул. – Прощу только об одном: дайте мне время. Нам с вами надо лишь привыкнуть друг к другу, и все будет хорошо.Тут зашевелился Риввас Серрано.– Но, ваша светлость…– Да уймись ты наконец, номмо Матра! – с раздражением оборвал его; Эдоард до'Нахерра. – Не видишь дальше собственного носа! Нынешний Верховный иллюстратор – Грихальва. Через каких-то двадцать лет он будет мертв или при смерти, тогда и вернемся к этому разговору.Алехандро хотел было возразить, ибо в подобном заступничестве вовсе не нуждался, но прикусил язык. Сейчас важнее всего – усмирить их. И к тому же Марчало Грандо, как ни крути, сказал правду.«Двадцать лет… Какие бы чувства я испытывал, если бы знал, что мне еще жить и править всего-навсего двадцать лет?»Ему вдруг пришла в голову мысль, что править двадцать лет он не очень-то и желает. Особенно если придется каждый день спорить до хрипоты с глупыми и упрямыми советниками.Алехандро вздохом глянул на портрет иноземной красавицы."Все хотят меня на ней женить. Матра послала мне Сарио Грихальву, с его помощью я обуздаю компордотту придворных. А еще обуздаю свою, и в этом мне посодействует Сааведра”. * * * Возле, двери Раймон задержался, протянул руку к щеколде, но не дотронулся. Сделал глубокий вдох – это помогло, в голове прояснилось.Он решительно поднял щеколду, отворил дверь и вошел в кречетту.Не надо было оглядываться, даже коситься по сторонам, чтобы удостовериться: все здесь на своих обычных местах. Только Ферико сидел не на своем стуле, а на том, что раньше принадлежал Отавио, а еще раньше – Артурро. Сиживали на нем и другие Премио Фрато, но Раймон не помнил их по именам. Хотя при желании мог бы вспомнить – их портреты, Пейнтраддо Чиевы, висели в Галиерре Вьехос Фратос, небольшой комнате, куда дозволялось входить только Одаренным – чтобы знали и не забывали, кто заложил устои их семьи и чем рискует тот, кому не по нраву добродетельная жизнь и беззаветное служение.Раймон был облачен в привычный черный наряд, хотя компордотта этого не требовала. В сиянии свечи поблескивала его Чиева. Пышные волосы ничуть не поредели, но в них появилось серебро; правда, Раймон не верил, что сойдет в могилу седым как лунь.Пустой стул возле громоздкого стола предназначался для него. Раймон приблизился к стулу, взялся за резную спинку; в суставах пальцев вспыхнула боль, но ни один мускул не дрогнул на его лице Он стоял, выпрямив спину и расправив плечи, с высоко поднятой головой, и не прятал глаз. Не прятал свою сущность.Неоссо Иррадо. Так его звали когда-то. В незапамятные времена."Сарио улыбался бы им… А я не могу. У меня нет его силы.Только страх, и гнев, и горечь поражения”.Они – оставшиеся в живых Вьехос Фратос – тоже не прятали глаз. Их было девять. Он – десятый. Сарио – одиннадцатый.Девять человек сидели вокруг стола и молчали. Восемь из них ждали, когда заговорит девятый."Ферико, – подумал Раймон. – Это будет Ферико”.Но заговорил Дэво. И у Раймона екнуло сердце.– Номмо Чиева до'Орро, – негромко возгласил Дэво. – Во имя нашей сущности. Правду, Раймон. Ничего, кроме правды. Правду? Раймон и не собирался ее скрывать.– Он – нечто большее. Нечто иное.– Насколько большее? Насколько иное?Этого он и сам не знал. Так и ответил. А еще сказал, что доказательств нет, только слухи. И намеки самого Сарио, но опять же ничем вещественным не подтвержденные.Да, никаких доказательств. Даже Кита'аб – не доказательство. Эти люди просто не поверят, что Фолио – совсем не то, за что его принимали еще их предки. Вовсе не учебник для художников, откуда можно и должно черпать приемы, рецепты и правила. (Что с того, что он далеко не полон? Для Грихальва имеют значение лишь те страницы, которые существуют, лишь те отрывки, которые расшифрованы.) О намерениях Сарио Раймону ничего не известно, но, судя по компордотте Верховного иллюстратора, он узнал немало тайн Кита'аба. И не собирается делиться ими ни с кем. Но это всего лишь догадка. А догадка еще не улика.Да, улик нет. Заявить, что Фолио – это Кита'аб? С чего Раймон это взял? Со слов Сарио? Но мало ли что может прийти в голову Сарио? Заявить, что он видел зачарованный портрет Сарагосы Серрано? Но в Мейа-Суэрте костная лихорадка не такое уж редкое явление, и не только Грихальва бывают ее жертвами. Заявить, что Пейнтраддо Чиева Сарио – всего лишь простой портрет? Но при чем тут колдовство? Просто честолюбивый, целеустремленный юноша не пожелал отдавать в чужие руки ключ к его будущему, к его Дару, к самой его жизни.Ключ. Чиева. На каждом шагу – Чиева. Чиева до'Орро, Чиева до'Сангва. Несть числа ключам, несть числа замкам, несть числа потайным дверям.Фолио – это тоже дверь. Возможно, на одной из ее страниц Сарио нашел ключ. Возможно, он сам – ключ.Он – нечто большее. Нечто иное. Сарио Грихальва не такой, как другие Одаренные. Сарио Грихальва всегда был не таким, как другие Одаренные. И лишь одно Раймон знал наверняка: только отличный от других, только исступленный гений мог в одиночку добиться того, чего другие тщетно добивались вместе на протяжении шести десятков лет. И на этот подвиг его благословил Раймон Грихальва, став соучастником заговора, о котором речь зашла один-единственный раз, – в чулане над этой комнатой, кречеттой.– Есть основания полагать, – сказал Дэво, – что один из нас совершил серьезный проступок. Есть основания полагать, что его компордотта заслуживает самого строгого осуждения.Раймон еще крепче сжал резную спинку стула. Он не будет выгораживать соучастника. Он откроет правду.– У Сарио всегда были свои взгляды на компордотту. Это черта его характера.И тут Ферико заговорил в первый раз:– Недозволенная черта. “Правду. Ничего, кроме правды”.– Наши запреты никогда его не останавливали.– А почему? Он что, особенный? Лучше нас?– Думаю, он уже в этом не сомневается, – тихо ответил Раймон. – Ведь он стал Верховным иллюстратором.– Но как он этого достиг? – допытывался Ферико. – Путем соблюдения нашей компордотты? Тебе хорошо известно, почему мы так заботимся о компордотте, почему так настаиваем на ее соблюдении, не давая поблажек ни себе, ни другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48