- Из ее досье, разумеется. Шашни с запрещенными религиозными сектами не проходят бесследно.
- Тогда почему ее не тронули?
- Неужели не понятно, почему? Из-за вас, Даниэла. Вы же ценный работник. Но вообще-то вы должны за это благодарить Карпова. Он не хотел огорчать вас. Ну и об интересах дела он тоже беспокоился. Ведь вы были бы потеряны для нас, если б ее арестовали как врага народа.
- Какой она враг? - возмутилась Даниэла. - Она любила Родину.
- Она любила Родину, это верно, - согласился Лантин, внезапно посерьезнев. - Но не социалистическую Родину.
- Зачем вы мне сейчас все это говорите?
- Я просто отвечаю на ваш вопрос о том, как я обнаружил эту тетрадь.
Но она не очень ему поверила, подумав, что он, скорее, хотел продемонстрировать ей свою власть над ней.
- Хранить тайну, - разглагольствовал он между тем, - значит заниматься опасным флиртом. Тайна дает тебе только тогда силу, когда о ней знаешь ты один. И эта сила может обернуться против тебя, как бумеранг, если кто-то еще узнает про твою тайну.
А Даниэла подготовляла себя к тому, чтобы ввести в проект "Медея" Лантина. От Карпова придется отделаться. Он сейчас камнем висит на ее шее, не столько помогая на данном этапе, сколько мешая ее карьере. Он предпочитает держать ее на той должности, на которой она может принести ему максимум пользы. Но она переросла эту должность. Ей требовалось больше, чем мог ей дать Карпов.
Жаль только, что Лантин вынуждает ее отдать ему то, что она и добровольно бы ему уступила. Он все испортил. И на душе у Даниэлы было горько, потому что она вдруг увидела, как подло ею пользовались другие. Как ни тешь себя иллюзиями, что ты хозяйка своей судьбы, мужчины все равно в конце концов берут верх. Ее борьба не может не кончиться ее поражением. Но даже если это так, подумала она, - это еще не причина, чтобы отказываться от борьбы. Даже сложив оружие, можно воспользоваться оружием упивающегося победой противника и побить его на его же собственном поле.
Настроившись на этот лад, она начала свою игру. Она сказала ему ровно столько, сколько считала нужным. Задержалась побольше на перипетиях борьбы между министрами в Пекине, поскольку чувствовала, что эта информация, полученная от Медеи, как раз в его духе. И не ошиблась в своих предположениях: он выспрашивал у нее все новые и новые подробности, позволив ей увести себя от гонконгского направления, которое его явно не интересовало. Он был слишком поглощен закулисной войной в Пекине.
- Медея не знает, какая фракция победит? - спросил он, когда она закончила.
- Наверняка сказать не может.
- Это очень важно, - глубокомысленно изрек Лантин. - Я бы даже сказал, это имеет первостепенное значение. Если бы мы были постоянно в курсе, кто из них побеждает, мы бы могли подкидывать в эту топку лопату-другую уголька в виде пограничных инцидентов с использованием "роботов". Это было бы все равно, что управлять ослом с помощью морковки.
Даниэла не только прислушивалась к его словам, но и приглядывалась к огоньку, время от времени вспыхивающему в его глазах. Чтобы выстоять в этой схватке с таким сильным противником, да еще к тому же и мужчиной, ей прежде всего необходимо понять, на какую информацию он откликается более эмоционально, и превращать ее в ту самую "морковку", о которой он только что сказал, - уже для него самого.
Ей надо было знать, что он ждет от нее, и она понимала, что одних только слов здесь мало. То, что она сейчас сделает, должно сместить неустойчивое равновесие, установившееся в их отношениях, в ее пользу. Она подозревала, что на данный момент он думал о ней так же, как о Карпове, а именно как о "части его заднего кармана на брюках". Это необходимо изменить, иначе у нее не будет ни малейшего шанса чего-либо добиться.
Она встала и направилась в гостиную. Гостиная была выдержана в безрадостных, мужских тонах: минимум мебели, и та вся тяжелая, с кожаной обивкой. Не на чем отдохнуть глазу. Закончив осмотр, Даниэла пришла к заключению, что никакая женщина не помогала ему вить это гнездышко. Это ее заинтриговало. Интересно, подумала она, какую роль играет секс в его жизни и как он относится к своим партнершам. Наверно, так же, как и к людям вообще. Она знала, что он любит манипулировать людьми, и делает он это самым примитивным образом: находит их слабое место, а потом вытирает о них ноги, пользуясь их беззащитностью.
Он напомнил ей зубного врача, к которому ее водила мать, когда она была еще девочкой. Он притворился, что у него кончился новокаин, и упивался ее воплями, сверля зуб. И при этом у него в штанах что-то сильно оттопыривалось. Только через несколько лет до нее дошел смысл этого эпизода, о котором она часто с содроганием вспоминала.
Даниэла интуитивно чувствовала, что Юрий Лантин относится к тому же типу мужчин, как и тот зубной врач. Чтобы проверить свое предположение, она решила заставить его проявить свой характер. Она попросила его вернуть ее тетрадь, и когда он отказал, ухватилась за нее и попыталась вырвать. Лантин грубо оттолкнул ее, и она сходу влепила ему оплеуху.
Лантин стал лупить ее тетрадкой, стараясь попасть по голове, и, когда она, закрывшись руками, начала пятиться к комоду, схватил ее левой рукой за блузку, да так рванул на себя, что материя затрещала и порвалась. Он продолжал тянуть ее, пока не стащил вовсе, оставив ее голой.
Лифчика она не носила, и сейчас с удовольствием отметила про себя его реакцию, когда он увидел ее груди. Они у нее были красивые, она это знала. Притворившись, что он сделал ей больно, она тихонько захныкала.
А когда он сильно ущипнул ее за грудь, она вскрикнула уже всерьез. Прижав к себе, Лантин начал ее тискать, а потом так сильно дернул ее за сосок левой груди, что она охнула и попыталась вырваться.
Сунув руку ей под юбку, стянул трусики и, повалив на диван, впился губами в грудь. Все у него получалось очень грубо, но Даниэла не могла бы поклясться, что это ей так уж и не нравится. Конечно, она не подала и виду: зачем разрушать его иллюзию, что именно ему принадлежит здесь активная роль?
Лантин овладел ею. Это не было изнасилованием в точном значении этого слова, но довольно близко к этому. Даниэла позволила ему делать все, что он хотел. Ей даже понравилась изображать беззащитную и слабую женщину. Она без труда освоилась с этой своей новой ролью, потому что ей и в самом деле вдруг захотелось, чтобы ее взяли силой. И когда он сбросил свою безукоризненно сшитую одежду, и она увидела его длинное, гладкое тело, когда его вздыбленное мужское достоинство явилось ее очам, она уже без всякого притворства охнула, почувствовав, что у нее между ног уже мокро.
Каждый стон, который она исторгала из его груди, каждое содрогание его тела, каждый непроизвольный выкрик были ее победными трофеями на этом новом для нее поле битвы. И когда она почувствовала, как в нее вливается его жаркое семя, она блаженно расслабилась, погружая и его и себя в жаркие волны экстаза...
Приходя в себя, чуть живая, она уже знала, что нашла то, что искала: власть и ключик, которым она открывается.
Джейк хотел идти в усагигою один. Микио считал, что это глупейшая идея и, не стесняясь в выражениях, изложил свою точку зрения.
- Или давай хотя бы дождемся ее на улице, - советовал оябун. - Посидим в моей машине, а когда она появится, возьмем ее без шума и пыли. И говори с ней, сколько хочешь в условиях полнейшего комфорта и безопасности.
Джейк покачал головою.
- Нет, так нельзя делать. Я не смогу получить от нее то, что мне надо, если мы ее похитим на улице, как обычные гангстеры.
- Не исключено, что он будет ожидать твоего появления, - сказал Микио. Лично я ожидал бы, будь я на его месте.
- Всегда приходится рисковать, когда имеешь дело с Ничиреном, - заметил Джейк. - А сейчас у меня просто нет выбора.
Микио махнул рукой, отчаявшись убедить упрямца в том, что казалось ему очевидным. Но он очень беспокоился за безопасность Джейка.
- Для гайдзина у тебя переизбыток чувства чести. Ты живой анахронизм. Тебе бы следовало родиться самураем в эпоху Токугавы.
Молча протянул он руку. На ладони блестел вороненой сталью, похожий на свежее чернильное пятно, тупорылый револьвер.
Джейк улыбнулся и опять покачал головой.
- Домо, Микио-сан, - сказал он. - Спасибо, но и в этом нет необходимости.
Сумерки. Время, когда улицы Токио забиты толпами людей, спешащими домой, чтобы пообедать в кругу семьи.
Джейк зашел в магазин и купил большую свежую рыбу, попросив продавца завернуть ее в особую рисовую бумагу, которую он приобрел до того в другом магазине. Он подал также продавцу специально для этого припасенные красные и белые веревочки, которыми тот обвязал пакет. Продавец был стар, и он понимал смысл того, что его попросили сделать. Будь он помоложе, ему пришлось бы все объяснять.
В правом верхнем углу, как раз над веревочками, старик пристроил носи. Как в старину, он использовал для этого кусочек моллюска, известного под названием морское ухо, сильно растянув его. Он является символом долголетия - потому его и растягивают - и еще он хранит от порчи - морское ухо не портится. В наши дни носи часто изображают на оберточной бумаге для завертывания подарков в традиционной манере.
С этим пакетом в руках Джейк проделал остаток пути до усагигойи пешком. В это время суток бесполезно пытаться поймать такси, а если и поймаешь, то будешь вознагражден за свои труды часовым ожиданием в многочисленных пробках. С другой стороны, ему не хотелось, чтобы дежурный по платформе запихивал его в вагон метро, как сельдь в бочку. Подземка - не самое приятное место в часы пик.
На крыльце он поглядел вверх. Он знал, в какой квартире она живет: Микио показал ему схему всего комплекса, когда он отправлялся в это путешествие. Чтобы лучше рассмотреть, он сошел с крыльца и попятился на тротуар. В ее окне горел свет. Возможно, Микио прав, и его там ожидают. Что ж, значит, судьба его такая.
Беззаботно передернув плечами, Джейк вернулся к двери и вошел в здание. Крохотный лифт поднял его на нужный этаж. Он слышал стук собственных каблуков, когда шел по узкому коридору. А вот и ее дверь.
Даже сюда доносился шум городского движения. Вот раздался гудок баржи. Сквозь тонкую стену донеслись обрывки семейной ссоры. Последние проблески дневного света перебивались огнями разноцветного неона. Скоро опускающаяся ночь будет вытеснена с городских улиц в сонные пригороды.
Он обнаружил, что ему почему-то очень жарко. За приглушенными звуками города он слышал стук собственного сердца. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы отцентрировать себя, как его учил сэнсей.
Почувствовав, как что-то свербит в том месте, где кончаются волосы и начинается лоб, он поднял руку и потрогал это место пальцем. Так и есть, вспотел. Он поднес палец с капельками пота ко рту и прикоснулся к нему кончиком языка, будто хотел удостовериться, что это действительно соленый пот.
Он стоял, уставившись на дверь. Она была выкрашена эмалевой черной краской, и ее неровная поверхность слегка отсвечивала.
Вздрогнув, он почувствовал, что трусит. Как завороженный, он смотрел, как его собственная рука подымалась к кнопке звонка.
Какое-то мгновение он ничего не слышал. Вдруг пропал куда-то шум городского транспорта, меланхоличные гудки пароходов, успокаивающие звуки людских голосов, просачивающиеся сквозь стены и закрытые двери.
Ничто в мире не существовало, кроме него самого и его смутного отражения на черной поверхности двери. Когда оно исчезнет, возможно, он окажется лицом к лицу с Ничиреном. И все изменится в мгновение ока. И он сразу же получит ответ на свой вопрос.
Дрогнув, дверь отрылась вовнутрь.
- Да?
Его отражения уже не было перед его глазами.
- Камисака Танаба?
- Да.
Он поклонился, показав ей свой затылок.
- Я Джейк Мэрок. Мы с Ничиреном знаем друг друга.
Он увидел, как страх, подобно черному пламени, мелькнул в ее глазах. Значило ли это, что Ничирен сейчас у нее?
- Кто вы?
На ней было шелковое кимоно цвета морской волны и даже с ее изображением в виде орнамента. Из обшлагов и ворота проглядывала нижняя сорочка оранжевого цвета. На ногах ее были белоснежные таби из легкой органди. Так девушки вряд ли одеваются, если не ждут гостей.
- Я принес вам подарок, - сказал он, протягивая ей пакет и в то же время заглядывая ей через плечо в поисках следов присутствия Ничирена. - Только друзья приносят подарки.
Она напряженно наблюдала за его лицом.
- У него нет друзей, у того человека, о котором вы говорите. Во всяком случае, теперь.
- Я не говорил, что я его друг, - сказал Джейк, улыбаясь и, не дождавшись от нее никакого ответа, произнес: - Пожалуйста, нам необходимо поговорить.
Поколебавшись мгновение, она отвесила ему традиционный поклон, принимая от него подарок. Джейк наклонился, снимая туфли.
Он последовал за ней. Предельно собранный, с обостренным вниманием, он ступал на внешнюю часть ступни, отцентрировав тело сгустком энергии - хара - и двигаясь правым плечом вперед. Крошечная кухонька, спальный альков с футоном. Все схвачено единым взглядом. Там ванная. Никого.
Он вернулся к тому месту, где она стояла в ожидании. Опять поклонился.
- Сумимазен, Танаба-сан. Извините, мне надо было удостовериться.
Мгновение Камисака смотрела на него широко открытыми глазами. В Японии гайдзины, то есть иностранцы, обычно выражают свою благодарность словом домо, в то время как японцы употребляют в этих случаях слово сумимазен, которое невозможно точно перевести. Кроме выражения благодарности, оно включает в себя массу дополнительных значений, в том числе выражение неловкости за причиненное неудобство и чувство уважения к собеседнику за то, что тот взял на себя труд сделать что-то, не входящее в его обязанности.
- Вы бы могли просто спросить, - сказала она. Джейк был заинтригован. Она одевалась, как гейша довоенного времени, но разговаривала, как вполне современная японская девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89