Судя по всему, он не любил, когда интересовались его здоровьем.
– Puedez repetir? – склонившись, полюбопытствовал Даг.
– Metete el dedo en el culo, carbon!
Явно огорченный таким отсутствием учтивости, Даг покачал головой и, сложив два кулака вместе, изо всех сил опустил их на раненое бедро противника, который взвыл от боли. После чего нанес еще один удар ребром ладони в открытую скулу, да так сильно, что тот повалился на бок.
Какое-то движение справа предупредило его о том, что Питер Пен приподнялся и пытается подползти к нему, одной рукой схватившись за яйца, другую опустив к своей лодыжке. Даг заметил блестящую рукоятку крошечного револьвера.
– Watch your teeth! – предупредил он его, с силой выбрасывая ногу вперед, так что она попала прямо по губам бедняги.
Он с удовлетворением услышал, как затрещали уродливые зубы коротышки, и увидел, как из вывихнутой челюсти закапала кровь. После чего, испытывая тупую боль в боку, наклонился, чтобы завладеть револьвером, который скотчем был примотан к лодыжке Питера Пена. Держа своего врага на мушке, он как следует врезал ему в основание черепа. Мгновенная анестезия.
Он повернулся ко второму, в шрамах, который тихо скулил, зажимая рукой рану. Даг специально направил лезвие так, чтобы оно вонзилось в мягкие ткани бедра, так что рана была далеко не смертельной, но, поскольку сам раненый об этом не догадывался, следовало развивать преимущество.
– Итак, вы признаете, что вас послал Мордожопый? – осведомился Даг по-английски.
– Вурт тебя заказал. Ты покойник, понял? – попытался пригрозить тот, корчась от боли.
– Где сейчас Вурт?
Верзила возмущенно затряс головой:
– No puedo creerlo! Ты думаешь, я выдаю своих приятелей?
Даг задумался, в каком это допотопном фильме они могли подслушать такой бездарный диалог. Он приставил нож к его горлу:
– Estoy harto. You're really starting to get on my tits! Я сейчас тебе уши на кусочки порежу. Как тебе это понравится?
– Да не свисти ты!
– Я не свищу, я серьезно. По правде сказать, я сейчас в сомнениях: то ли правда уши отрезать, то ли нарисовать на твоей физиономии второй рот. Или что-нибудь в этом роде.
Он медленно провел лезвием ножа по горлу верзилы, оставив глубокий пурпурный след, затем прошептал на ухо:
– Ты знаешь, каково это, подохнуть от потери крови? Сначала это привлечет тучу мух… Потом поползут муравьи…
– Заткнись, ублюдок!
– Где Вурт? В третий раз повторять не буду.
– Дерьмо! Он в Сен-Барте. Он нам тебя заказал.
– Где конкретно в Сен-Барте?
– В «Тропикано Палас». Он убьет меня, если узнает…
– Collate! Я сам тебя убью, если увижу еще. Передай это куску дерьма, который с тобой.
Человек наклонил голову, кадык несколько раз конвульсивно дернулся. Даг приставил револьвер к виску негодяя, который в ужасе закрыл глаза, трясясь всем телом.
– Спать хочешь? – вдруг поинтересовался Даг ни с того ни с сего.
– Que? – тупо икнул тот, сбитый с толку.
– Ты хочешь спать, – настоятельно повторил Даг, усыпляя его резким ударом. – Buenas noches.
С коротким вздохом поверженный противник рухнул на землю. Даг осмотрелся. Повсюду следы крови: на лицах, одежде, цветах. Чтобы вытереться, Даг воспользовался курткой Питера Пена. Все его тело ныло. Он потрогал свой пылающий бок, прижал свернутую комком куртку к длинной и глубокой царапине, которая кровоточила под ребрами. Двое лежащих на земле мужчин тяжело дышали. Даг, уперев руки в бока, наклонился вперед, пытаясь успокоить сердечный ритм.
Если уж говорить честно, он должен был признать, что избить этих двух типов оказалось для него делом отнюдь не неприятным. Это напомнило ему о том, как долгие часы он потел в боксерском клубе, выслушивая ругань инструктора по французскому боксу. Незабываемые минуты на ринге. Он чуть было не получил титул чемпиона всей французской армии. Его противник победил по очкам: он весь светился радостью, в то время как Даг перекатывался с одного конца ринга на другой, почти ослепший от крови, которая хлестала из разбитых надбровных дуг, и пытался вздохнуть, несмотря на два сломанных ребра. Вот еще одна вещь, которую Элен понять не могла: удовольствие драться. Она находила это занятие примитивным. Убогим. «Спорт – это способ преодолеть возможности своего тела, а не угробить его, Даг». Он пожал плечами. К черту Элен и ее высокую нравственность.
Он выпрямился. Итак, Мордожопый прохлаждался себе в Сен-Барте, на одном из самых живописных островков группы Малых Антильских. Заниматься этим сейчас совершенно не было времени. Сейчас его цель – отец Леже. Он поднял с земли свою сумку, засунул туда нож и маленький револьвер и решительно зашагал по направлению к дороге, изо всех сил стараясь не обращать внимания на боль.
Дуновения пассата приятно освежали его на ходу, но подошвы ботинок обжигали ступни. Гигантские черные свиньи, привязанные к изгородям перед хижинами, тупо смотрели на него, пережевывая корни. Над вулканом Суфриер плыли облака. На море был штиль. Не слышалось ни звука, лишь время от времени начинал реветь трактор, работающий на поле сахарного тростника. В открытом море лениво болталась рыбачья лодчонка. Даг шагал быстро, но все равно авеню Гран-Маре показалась ему нескончаемой. Наконец со вздохом облегчения он добрался до центра города.
Глава 4
Увидев свое отражение в витрине, Даг не решился предстать перед кюре в таком виде. Футболка была заляпана кровью, так же как руки, лицо и ботинки. Он понимал, почему редкие прохожие бросают на него такие встревоженные взгляды. Он перешел улицу, прошел вдоль рыбачьего причала и спустился к берегу, где высились горы водорослей. Можно и помыться, и переодеться. Несмотря на соль, которая словно обожгла рану, теплая морская вода показалась ему успокаивающим бальзамом.
Он прекрасно помнил эту церковь с сине-белым фасадом. С тех пор ничего не изменилось. Даже инвалид на ступеньках был похож на инвалида из его воспоминаний. Этот тип как раз приканчивал литровую бутылку пива, и Даг вдруг осознал, что подыхает от жажды. Он еще подумал: может, прежде чем продолжить изыскания, побаловать себя холодным пивком? Нет, нельзя поддаваться искушениям, это вопрос самодисциплины да и самосохранения, в конце концов. Чем раньше он закончит свои дела, тем быстрее надерет задницу Вурту. Он толкнул тяжелую деревянную дверь.
В центральном нефе было прохладно и сумрачно. И совершенно пусто. Стараясь ступать как можно тише, Даг пересек верхнюю галерею и наконец наткнулся на старую даму, стоящую на коленях перед святым Антонием в красных одеждах.
– Простите…
Она вскинулась от неожиданности, и все ее сто двадцать килограммов заколыхались.
– Что вы хотите?
– Я ищу отца Леже.
Она взглянула на него, как на последнего идиота.
– Это вторник, сегодня он в новом хосписе.
– Это далеко?
– Прошу прощения, месье, но я вам не служащая туристического агентства. В данный момент, как вы сами видите, я молю святого Антония, чтобы он помог мне найти потерянный браслет, который подарила мне моя несчастная мать.
Даг счел за лучшее отступить.
– Простите, но мне необходимо с ним повидаться. Это очень срочно. Как далеко находится хоспис?
Она вздохнула, кивнула святому Антонию, который устремил в пустоту неподвижный эмалевый взгляд, словно просила у него прощения.
– Первая улица направо, потом вторая налево, потом прямо до парикмахерской, потом снова налево, и вы пришли. Теперь я могу продолжать?
– Спасибо, до свидания и счастливо.
Тщательно следуя полученным от старухи указаниям, он довольно скоро оказался у серых ворот нового хосписа. Через десять минут перед ним уже стоял отец Леже, который только что завершил обход больных и причастил троих лежачих стариков. Отец Леже был маленьким и крепким. С коротко остриженными седоватыми волосами, плоским животом, широкими плечами, одетый в черные брюки и рубашку, на отвороте которой был прикреплен тонкий серебряный крестик, он неудержимо походил на африканского Джина Келли. Даг представился. Отец Леже удивленно приподнял брови:
– Частный сыщик… детектив, если я правильно понимаю. Соперник Майка Хаммера… Удивительная у вас профессия, господин Леруа.
– У вас тоже, отец мой, – заметил Даг, указывая на фиолетовую епитрахиль и флакончик со святым елеем.
– О, я… – вздохнул отец Леже, целуя флакончик, который только что вытащил. – Выйдем поговорим. Я на сегодня закончил.
Он сложил свои вещи в небольшой чемоданчик, и они вместе вышли. Отец Леже указал ему на маленькую терраску. Усевшись, он заказал бокал пива, и Даг последовал его примеру. Они молча выпили.
– Итак, вы хотели со мной поговорить, – первым нарушил молчание священник, ставя на стол почти пустой стакан. – Какая-нибудь теологическая проблема?
Вид у него был усталый и рассеянный. Даг протянул руки, словно извиняясь:
– Нет, я здесь по поручению Шарлотты Дюма, дочери Лоран Дюма, которая покончила с собой здесь, на авеню Гран-Маре, в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Молодая белая женщина. Вы служили заупокойную службу.
Отец Леже задумчиво поскреб подбородок смуглыми пальцами.
– Лоран Дюма, да-да, припоминаю, молодая женщина, она жила здесь одна с маленькой дочерью… Очень грустная история. Но я не понимаю…
– Ее дочери, Шарлотте, сейчас двадцать пять лет. Она хочет найти своего настоящего отца. Именно поэтому я здесь. Чтобы отыскать какие-нибудь следы.
– Понимаю. Но я не думаю, что смогу вам как-то помочь. Я иногда заходил к ним, приносил сласти, печенье, одежду для малышки, ну, сами понимаете. Вы ведь, конечно, знаете: Лоран, ее мать, очень сильно пила. Но ребенку она уделяла много внимания, тут уж ничего не скажешь. Что бы там ни было, об отце мне ни разу слышать не приходилось. Эта тема была запретной. Я вначале пытался заставить ее написать ему, объяснить, что произошло и как муж ее выгнал, но она отказывалась. Говорила, что ничего о нем не знает, что не может до него добраться, что он уехал очень далеко. Жаль. Может быть, если бы тот человек узнал…
«… Он бы уехал еще дальше», – цинично закончил про себя Даг.
– Она никогда не произносила его имени?
– Раз или два она назвала его Джими, но у меня создалось впечатление, что это прозвище. Давно это было… Я очень хорошо все помню, потому что… в те годы я был полон энтузиазма, «активист», как сказали бы сегодня. Я хотел быть полезным. Помогать людям. И когда она покончила с собой… на меня это так подействовало. В общем, – заключил он, допив свое пиво, – не думаю, чтобы вы хоть что-нибудь здесь отыскали. Вы пытались встретиться с представителями социальной службы? Мадемуазель Муано, или как-то в этом роде.
– Мартинес. Да. К сожалению, она скончалась.
– А! Там был еще близкий сосед, Луазо кажется, но с ним разговаривать бесполезно, он в полном маразме.
– Знаю, я его недавно видел.
– Заметно, что вы даром времени не теряли.
«Нет, не терял и даже нашел время спастись от парочки громил, как настоящий детектив». Он вежливо ответил:
– Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим временем.
– У меня сейчас ничего срочного нет, а ваша история весьма интересна. Я большой любитель детективной литературы. Мне кажется, что детективный роман пытается разрешить главную загадку смерти, какова бы она ни была. Вы знаете, большинство примитивных народов не принимают мысли о том, что смерть – дело случая, они всегда ищут виновного. Так вот, в детективных романах та же самая идея: всякая смерть – результат чьего-то злого умысла. Меня это завораживает. Возникает искушение сказать, что причина воздействия детективного романа в основном коренится в примитивном желании дать всему логическое объяснение, ведь это так свойственно человеческому существу, вы не находите?
– Гм…
Даг сделал большой глоток, пытаясь отыскать подходящий ответ, но ему так ничего и не пришло в голову. Дать логическое объяснение смерти… Возможно, решение поможет найти судебная медицина с ее практикой вскрытия, которая до сих пор шокирует некоторые религиозные убеждения. Вскрытие… Даг щелкнул пальцами.
– Поскольку это была не естественная смерть, наверняка был вызван врач, чтобы осмотреть тело и выдать разрешение на захоронение… Может быть, вы знаете, кого именно вызывали?
– Насколько я помню, это был доктор Джонс. Генри Джонс. Это был здесь единственный медик. Наш остров всегда оставался в стороне от современных веяний…
Даг прервал его:
– Знаю. В детстве мне часто приходилось бывать на Сент-Мари. Моя тетка держала сувенирную лавку на улице Двадцать второго июля. Она умерла в тысяча девятьсот семьдесят четвертом.
– А, значит, я ее не знал. Я был назначен сюда в семьдесят пятом, после кончины моего предшественника. А диспансером с пятьдесят шестого по девяностый год руководил Джонс.
– В таком случае, он наверняка принимал маленькую Шарлотту. А если правда то, что люди так же доверяют своему врачу, как исповеднику, возможно, Джонс мог бы дать мне нужную информацию. Если, конечно, он до сих пор живет на острове…
Отец Леже улыбнулся:
– Он все еще живет на Сент-Мари. На вилле возле Фоль-Анс, вы без труда его найдете. Но он, знаете ли, большой оригинал. К выпивке неравнодушен. Не стоит особенно доверять тому, что он вам поведает. И не говорите, от кого вы, он меня недолюбливает. Считает, что я здесь оплот мракобесия и пережиток Средневековья. Вот так, – закончил священник, поднимаясь. – Я рассказал вам все, что мог. Мне пора идти, нужно проведать несколько неимущих семей, и одному Господу известно, сколько их… – добавил он, воздевая глаза к небесам, словно призывая Бога в свидетели.
Даг пожал ему руку.
– Рад был познакомиться с вами, отец мой.
– Я тоже. Если вам что-нибудь еще понадобится, прошу вас, не смущайтесь, обращайтесь ко мне.
Даг еще раз поблагодарил его и долго смотрел, как он удаляется большими шагами. Симпатичный кюре. Теперь визит к доктору. Даг задержался в телефонной кабинке, расписанной непристойностями, чтобы полистать старую телефонную книгу, половина страниц которой была вырвана. К счастью, буква «Д» сохранилась. Он сразу нашел адрес и номер телефона Джонса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40