Но поскольку мы знали, что хотим однажды завести ребенка, мы с такой же уверенностью считали, что семья наша не будет полной без собаки на коврике у двери. Когда мы начали встречаться (то есть задолго до того, как мысль родить ребенка пришла нам на ум), мы часами обсуждали своих питомцев. Мы рассказывали, как скучаем по ним и ждем момента, когда у нас появится уверенность в завтрашнем дне и дом, который можно будет назвать своим, чтобы завести собаку.
Теперь у нас было и то и другое. Мы жили вместе в городе, из которого не собирались переезжать в ближайшее время. И у нас был дом, который мы считали своим.
Это был прекрасный домик на чудном маленьком огороженном участке площадью в тысячу квадратных метров, который идеально подошел бы и для собаки. Его местоположение тоже полностью соответствовало задуманному: симпатичный маленький городок, всего в полутора кварталах от Берегового канала, отделяющего Вест-Палм-Бич от особняков Палм-Бич. В конце нашей улицы Черчилль-роуд находился зеленый парк, протянувшийся вдоль побережья на несколько километров. Асфальтированная дорожка у самого берега идеально подходила для бега по утрам, катания на велосипеде и на роликовых коньках. Но более всего - для прогулки с собакой.
Наш дом был построен в 1950 году и в полной мере обладал очарованием старушки Флориды: камин, оштукатуренные стены, огромные окна, впускающие много воздуха, и балконные двери, ведущие в наше самое любимое место - застекленную веранду с задней стороны дома. Двор напоминал уютную бухту где-нибудь в тропических широтах, где по берегам растут пальмы, авокадо и яркие цветы. Над нашими зелеными владениями, словно башня, возвышалось манговое дерево, и с него с таким звуком, будто кто-то спрыгнул с крыши, каждое лето падали зрелые плоды. Мы частенько, лежа в кровати, слышали их глухой стук о землю: бум! бум! бум!
Мы купили этот домик с двумя спальнями и одной ванной сразу после медового месяца и тут же приступили к ремонту.
Прежним владельцам, вышедшему на пенсию почтовому служащему и его жене, явно нравился зеленый цвет. Так была выкрашена штукатурка снаружи, и внутренние стены, и ставни, и входная дверь. На окнах висели зеленые шторы. Ковровое покрытие, которое заказали бывшие хозяева перед продажей дома для придания ему товарного вида, тоже было зеленым. Однако этот цвет не был ни веселеньким зеленым с желтоватым отливом, ни холодным изумрудным, ни даже цветом спелого лайма. Нет, этот цвет напоминал цвет рвоты после горохового супа, только с оттенком хаки. В общем, все очень походило на военную казарму.
В первый же вечер в новом доме мы начисто отодрали абсолютно новый зеленый ковролин и выбросили его на улицу. Под ним обнаружился первоначальный пол из дубовых досок в великолепном состоянии. Нам показалось, что по нему вообще никто никогда не ходил. Мы тщательно отшлифовали его и залакировали до блеска. После этого мы решили потратить большую часть двухнедельной зарплаты на персидский ковер ручной работы, который расстелили в гостиной перед камином. Со временем мы перекрасили все зеленые поверхности и заменили все зеленые предметы. Барак почтового служащего постепенно становился нашим домом.
Кажется, мы наводили порядок только для того, чтобы ввести в дом огромного четвероногого обладателя острых когтей и больших зубов с весьма ограниченным знанием английского, который бы вновь перевернул здесь все вверх дном.
- Притормози, дружок, а то мы пропустим нужный дом, - ворчала Дженни. - Он где-то здесь.
Мы ехали в кромешной мгле по бывшему болоту, которое после Второй мировой было осушено в сельскохозяйственных целях, а затем заселено жителями пригородов, что стремятся к пасторальной идиллии.
Как и предсказывала Дженни, вскоре фары осветили почтовый ящик с адресом, который мы искали. Я свернул на дорожку, посыпанную гравием, которая вела к большому деревянному дому с прудом перед ним и небольшим сарайчиком сзади. У входа нас встретили женщина средних лет по имени Лори и невозмутимый крупный палевый лабрадор.
- Это Лили, счастливая мама, - сказала Лори после того, как мы назвали себя. Мы заметили, что и через пять недель после родов живот Лили все еще вздут, а соски набухли. Мы с Дженни присели на корточки, и Лили радостно приняла этот знак уважения. Она была именно такая, какой мы представляли самку лабрадора, - добрая, преданная, спокойная и поразительно красивая.
- А где же папа? - спросил я.
- О, - воскликнула Лори, поколебавшись долю секунды. - Малыш Сэмми? Он где-то здесь, - и быстро добавила, - я думаю, вы умираете от любопытства, хотите посмотреть щенков!
Она провела нас через кухню в подсобку, переоборудованную в собачью детскую. На полу были расстелены газеты, в углу стояла коробка с низкими стенками, обернутая старыми полотенцами. Но мы почти не обратили на это внимание. Как можно смотреть по сторонам, когда девять крошечных палевых щенков, то и дело натыкающихся друг на друга, громко возмущаются по случаю прихода новых гостей? Дженни затаила дыхание.
- О боже, - наконец произнесла она, - мне кажется, я никогда не видела ничего трогательнее.
Мы сели на пол и позволили щенкам полазить по нам, пока счастливая Лили суетилась вокруг, виляла хвостом и тыкая носом по очереди в каждого из своих отпрысков, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Когда я соглашался ехать сюда, мы с Дженни договорились, что только посмотрим щенков, наведем справки, но оставим открытым вопрос, готовы ли мы завести дома собаку. «Это же первое объявление, по которому мы звонили, - приводил я свои доводы. - Давай не будем принимать поспешных решений». Однако уже через минуту мне стало ясно, что я проиграл битву. Не осталось ни тени сомнения, что прежде чем забрезжит рассвет, один из малышей станет нашим.
Лори была, что называется, нелегальным заводчиком. При выборе чистокровной собаки мы оказались полными профанами, хотя прочли на эту тему кое-какие пособия и знали, что следует избегать так называемых конвейерных щенков, на разведении которых чаще всего наживаются заводчики. В отличие от машин, у породистых щенков могут возникнуть серьезные наследственные проблемы - от дисплазии тазобедренного сустава до слепоты в раннем возрасте, что вызвано кровосмесительным скрещиванием.
С другой стороны, Лори была человеком увлеченным, и ею двигала скорее любовь к породистым собакам, нежели стремление к материальной выгоде. Она являлась владелицей всего одной пары лабрадоров, причем сука и кобель в родстве не состояли, и Лори могла предъявить бумаги, подтверждающие это. Выводок Лили, который мы видели, был вторым и последним, а теперь ей суждено было посвятить остаток жизни простым деревенским радостям. Поскольку родители вроде бы были в наличии, покупатель мог непосредственно убедиться в происхождении щенков, хотя нам так и не показали кобеля.
В выводке оказалось пять девочек (на четырех уже поступили заказы) и четыре мальчика. Лори просила $400 за последнюю девочку и по $375 за мальчика. Одного из них, казалось, особенно взбудоражило наше с Дженни явление. Он был самым бестолковым из всего помета и принялся кувыркаться у нас на коленях, карабкаться вверх по одежде, лизать нам лица. Он грыз нам ногти поразительно острыми для такого малыша зубами и топтался вокруг на непропорционально широких желтовато-коричневых лапах.
- Этого можете забрать за три с половиной сотни, - предложила хозяйка.
Дженни хлебом не корми, дай получить скидку. Она тащила домой уйму ненужных вещей только потому, что цена казалась слишком привлекательной и возникала возможность сэкономить. «Я знаю, ты не играешь в гольф, - как-то заявила она, вытащив из машины набор бэушных клюшек, - но ты не поверишь, как дешево они мне достались». Вот и теперь я заметил, как ее глаза заблестели.
- Ах, дорогой, - проворковала она, - давай возьмем этого щеночка!
Я вынужден был признать, что щенок очаровательный и игривый. Пока я соображал, что происходит, мошенник едва не перегрыз ремешок моих часов.
- Надо проверить, насколько он пуглив, - сказал я. Прежде я не раз рассказывал Дженни историю о том, как мы выбрали Святого Шона. Я был совсем маленький, и отец подсказал, что надо сделать какое-то резкое движение или пошуметь, чтобы отличить робкого щенка от смелого. Дженни, окруженная пушистыми комочками, закатила глаза, давая понять, что поведение семьи Грогэнов ей, мягко говоря, представляется странным.
- Серьезно, - настаивал я. - Этот способ работает.
Я встал спиной к щенкам, затем внезапно развернулся, неожиданно сделал резкий шаг по направлению к ним, топнул ногой и крикнул: «Эй!» Комочки не обратили особенного внимания на странное поведение незнакомца, и только один прыгнул вперед, чтобы грудью встретить опасность. Это был Щенок-со-Скидкой. Он с энтузиазмом бросился на меня, запутался между щиколоток и яростно атаковал мои шнурки, убежденный, что перед ним опасные враги, которых нужно уничтожить.
- Мне кажется, это судьба, - проговорила Дженни.
- Думаешь? - спросил я, поднимая щенка с пола и держа его одной рукой у самого лица.
Я внимательно рассмотрел его мордочку. Он уставился на меня трогательными карими глазками и куснул за нос. Я передал щенка Дженни, и он повторил свои манипуляции.
- Кажется, мы ему понравились, - сказал я.
Выбор был сделан. Мы выписали Лори чек на $350. Она сказала, что через три недели, когда Щенок-со-Скидкой подрастет и его пора будет отлучить от матери, мы можем приехать за ним.
Мы поблагодарили хозяйку, в последний раз погладили Лили и распрощались.
Когда мы шли к машине, я обнял Дженни за плечи и притянул к себе.
- Ты можешь в это поверить?! - воскликнул я. - Мы практически завели собаку!
- Жду не дождусь, когда можно будет принести его домой, - ответила она.
Только мы подошли к машине, как услышали шум со стороны леса. Кто-то пробирался сквозь кусты, и этот кто-то очень тяжело дышал. Фонограмма идеально подошла бы для озвучивания фильма ужасов. Мы застыли на месте, вглядываясь в темноту. Звук становился все громче, его источник приближался. Мгновение спустя желтый силуэт вышел на свет и двинулся к нам. Очень большое желтое существо. Когда оно пробежало мимо, казалось, даже не заметив нас, мы поняли, что это громадный лабрадор. Но он ничем не напоминал милую Лили, с которой мы обнимались в доме. Этот пес полностью вымок, лапы и живот его были покрыты грязью, язык болтался из стороны в сторону, а с пасти капала пена. В ту долю секунды, что я смотрел в его глаза, я заметил в них странный, почти сумасшедший, но в то же время радостный блеск. Будто бы пес только что увидел привидение, и это его очень позабавило.
В следующий миг с шумом убегающего в панике стада буйволов зверь исчез из виду, скрывшись за домом. У Дженни вырвался вздох облегчения.
- Что-то подсказывает мне, - произнес я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, - что мы только что видели Папу.
ГЛАВА 2
Пес голубых кровей
У нас, новоиспеченных собаководов, сразу же возник спор. Он начался, пока мы ехали от Лори, и продолжался всю следующую неделю, то вспыхивая, то угасая. Мы не могли решить, какое имя дать нашему Щенку-со-Скидкой. Дженни отказывалась от вариантов, которые предлагал я, и наоборот. Битва закончилась однажды утром до ухода на работу.
- Челси? - переспросил я. - Это настолько цыплячье имя! Ни одному нормальному кобелю не подойдет имя Челси.
- Будто бы он поймет, как мы его назвали! - парировала Дженни.
- Вот Охотник, - предложил я. - Охотник - замечательная кличка.
- Охотник?! Издеваешься, да? Ты что, собираешься ездить с ним на охоту вместе с другими мужиками? Это слишком мужское имя. К тому же ты никогда не охотился.
- Он же кобель, - выпалил я, закипая от злости. - У него должна быть мужская кличка. Не подгоняй ее под свои женские шаблоны.
Все это мне совсем не нравилось. Я серьезно взялся за дело. Пока Дженни собиралась с силами для ответного удара, я постарался быстро развернуть дискуссию в нужном мне направлении.
- Чем тебе не нравится Луи?
- Очень подходит, если ты работаешь на заправке, - раздраженно ответила Дженни.
- Хорошо, отлично! Так звали моего деда. Ты, видимо, хочешь, чтобы мы назвали пса в честь твоего дедушки? Хороший песик, Билл!
Тут Дженни с отсутствующим видом подошла к магнитофону и включила музыку. Это была одна из ее стратегий в супружеских ссорах: когда заходишь в тупик, заставь оппонента замолчать. Из колонок полились ритмичные звуки рэгги Боба Марли, практически мгновенно успокоив нас обоих.
Мы открыли для себя этого певца с Ямайки, когда переехали из Мичигана в Южную Флориду. На берегах болот верхней части Среднего Запада, где обитали в основном белые американцы, мы сидели на диете из Боба Седжера и Джона Кугара Мелленкэмпа. Здесь же, в пульсирующем этническом потоке, каковым является Южная Флорида, музыка Боба Марли доносилась отовсюду - даже спустя десять лет после его смерти. Мы слышали ее по радио, когда ехали по бульвару Бискейн. Она звучала, когда мы потягивали кофе по-кубински в районе Маленькая Гавана и ели курицу по-ямайски в маленьких лавчонках в унылых иммигрантских кварталах к западу от Форт-Лодердейла. Мы наслаждались ею и когда впервые пробовали оладьи из моллюсков на фестивале музыки Багамских островов «Гумбэй» в престижном районе Майами Коконат-Грув, и когда ездили покупать гаитянские сувениры в Ки-Уэст.
Чем больше мест мы исследовали, тем больше влюблялись как в Южную Флориду, так и друг в друга. И, казалось, всегда рядом, в тени, был Боб Марли. Он находился с нами, когда мы жарились под солнцем на пляже, когда перекрашивали мутно-зеленые стены нашего дома, когда просыпались на рассвете от криков попугаев и занимались любовью в лучах утреннего солнца, проникавших сквозь ветви бразильского перечного дерева, что росло под нашим окном. Мы влюбились в эту музыку за ее красоту и непосредственность и за то, что она напоминала нам о сладостных моментах, когда мы соединялись, превращаясь в единое целое. Боб Марли стал фонограммой нашей новой совместной жизни в этом странном, экзотическом, суматошном месте, так непохожем на наши прежние места жительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37