Мы сажали Патрика на высокий детский стульчик и насыпали ему на подносик немного сухого завтрака в виде колечек. Стоило нам отвернуться, как Марли клал голову боком на этот поднос и языком, как лопатой, зачерпывал еду. Ворует еду у ребенка, думали мы, как низко он падет в дальнейшем? Однако Патрика, казалось, необыкновенно забавляла вся эта картина, и вскоре он научился кидать колечки вниз и смотреть, как Марли ползает по полу и съедает их. А если он ронял колечки себе на коленки, Марли совал голову под столик и пихал его в живот, пытаясь найти упавшее колечко и вызывая у ребенка взрывы смеха.
Мы поняли, что отцовство и материнство нам удаются. Мы вошли в роль родителей, наслаждались простыми семейными радостями и улыбались огорчениям, понимая, что даже неудачные дни вскоре превратятся в драгоценные воспоминания. У нас было все, чего мы только могли пожелать. Наш бесценный малыш. Наша собака-тупица. Маленький домик на побережье. И главное - все мы любим друг друга. В ноябре моя газета повысила меня до ведущего рубрики, желанной должности, благодаря которой мне три раза в неделю выделяли место на передних полосах, где я мог рассуждать на любые темы. Жизнь была прекрасна. Когда Патрику исполнилось девять месяцев, Дженни вслух поинтересовалась, когда мы начнем думать о втором ребенке.
- Господи, даже не знаю, - ответил я.
Мы всегда знали, что хотим иметь больше одного малыша, но я совершенно не задумывался о временных границах. Повторять еще раз все, через что мы прошли, казалось настоящим безумием.
- Предлагаю снова отказаться от противозачаточных, а там посмотрим.
- Ага, - кивнула Дженни с пониманием. - Старый добрый способ планирования семьи «будь что будет».
- Эй, не отвергай его, - сказал я. - Он же сработал!
Так мы и поступили. Мы посчитали, что если Дженни забеременеет не раньше следующего года, то все должно пройти нормально. Когда Дженни произвела вычисления, она сказала:
- Предположим, у нас будет полгода, чтобы зачать ребенка, плюс еще девять месяцев, чтобы выносить. Тогда разница в возрасте детей составит ровно два года.
Такая перспектива мне понравилась. Два года - это долгий путь. Два года казались почти вечностью. Два года были чем-то почти нереальным. Теперь, когда я уже показал, что способен исполнить мужскую обязанность по оплодотворению, давление было снято. Никаких забот, никаких стрессов. Будь что будет.
Через неделю Дженни залетела.
ГЛАВА 13
Крик в ночи
К вновь забеременевшей Дженни вернулась странная потребность есть по ночам. Один раз она заказала овощной сок, другой раз грейпфрут.
- А у нас есть сникерсы? - спросила она однажды около полуночи.
Похоже, мне снова предстояла изнурительная поездка в круглосуточный супермаркет. Я свистом подозвал Марли, прицепил поводок и отправился с ним в магазин. На автостоянке нам бросилась в глаза молодая блондинка с красивой прической, сочными бледно-лиловыми губами, на самых высоких каблуках, которые я когда-либо видел.
- О, он такой миленький! - проворковала она. - Привет, щеночек. Как тебя зовут, милашка?
Марли, само собой, был более чем счастлив завязать дружбу, но я с силой потянул его к себе, чтобы он ненароком не запачкал ее фиолетовую мини-юбку и белый топ.
- Ты просто хочешь поцеловать меня, собачка, правда? - сказала она, причмокнув несколько раз губами.
Пока мы болтали, я задавался вопросом, что эта привлекательная девушка делает на автостоянке по Дикси-хайвэй одна в такой час. Вроде бы у нее не было машины. И вроде бы она не собиралась в магазин и не выходила из него. Она просто стояла там, словно привратник, который радостно приветствовал незнакомцев и их собак. Но почему она вела себя так дружелюбно? Красивые женщины никогда не знакомятся сами, по крайней мере, на автостоянках в полночь. Тут рядом притормозила машина, и водитель, человек средних лет, опустил стекло. «Ты Хизер?» - спросил он. Она одарила меня великолепной улыбкой, словно говоря: «Тебе нужно чем-то заниматься, чтобы быть в состоянии платить за квартиру».
- Мне пора, - сказала она, прыгая в машину. - Пока, щеночек.
- Не особо влюбляйся, Марли, - предостерег я его, когда они отъехали. - Ты не сможешь себе ее позволить.
Через несколько недель в десять часов утра в воскресенье, когда я прогуливался с Марли до того же магазина за газетой Miami Herald, к нам снова подошли, на этот раз две девушки, скорее подростки.
Было видно, что они напряжены и нервничают. Они не отличались яркой внешностью, да и не прикладывали усилий, чтобы выглядеть лучше, чем на самом деле. Вид у обеих был совершенно отчаявшийся, по-видимому, им не удалось заработать на очередную порцию наркотика.
- Гарольд? - обратилась ко мне одна из них.
- Не-а, - ответил я, подумав в тот момент: неужели вы действительно думаете, что какой-нибудь парень отправится снимать девочек, взяв с собой лабрадора? Каким же извращенцем представляли меня эти соплюшки! Когда я взял газету из автомата перед магазином, подъехала машина - думаю, это был Гарольд, - и увезла девчонок прочь.
Я был не единственным свидетелем активной торговли телом по Дикси-хайвэй. Когда к нам приехала моя старшая сестра, одетая скромно, как монашка, она решила погулять в обед, ее дважды пытались «снять» какие-то мужики в автомобилях. В другой раз гость, приехавший к нам на автомобиле, сообщил, что какая-то женщина, стоящая на обочине шоссе, показала ему свои груди без всякого на то повода с его стороны.
В ответ на жалобы жителей мэр пообещал публиковать в газетах имена мужчин, арестованных за пользование услугами проституток, и полиция начала прочесывать улицы и расставлять на каждом углу переодетых женщин-агентов, ожидая, что потенциальные клиенты клюнут. Эти полицейские в юбках были самыми невзрачными проститутками, которых я когда-либо видел, - почти как переодетый бывший директор ЦРУ Дж. Эдгар Гувер, но это не мешало мужчинам обращаться за их услугами. Один полицейский налет произошел прямо на обочине возле нашего дома, перед камерой группы телевизионщиков.
Если бы дело ограничивалось проститутками и их клиентами, мы могли бы жить спокойно, но криминальная активность набирала обороты. Наш район становился опаснее с каждым днем. Однажды, когда мы бродили по побережью, Дженни стало плохо, ее мутило от токсикоза, и она решила пойти домой одна, оставив нас с Патриком и Марли еще немного погулять. Пока она шла по боковой улице, она услышала, что сзади ползет машина. Ее первой мыслью было, что это едет кто-то из соседей, чтобы поздороваться, или заблудившийся водитель, который хочет уточнить маршрут. Но когда она обернулась, то увидела, что за рулем сидит голый мужчина и мастурбирует. Поняв, что его заметили, он дал задний ход и быстро уехал. Дженни даже не смогла разглядеть номер машины.
Когда Патрику не исполнилось еще и года, в нашем районе снова произошло убийство. Как и в случае с миссис Недермайер, жертвой оказалась одинокая пожилая женщина. Ее дом был первым после поворота на Черчилль-роуд с Дикси-хайвэй, он находился непосредственно позади круглосуточной автоматической прачечной. Я не был знаком с ней лично, просто махал ей рукой, когда проезжал мимо. Но, в отличие от убийства миссис Недермайер, теперь нам не удалось представить себе дело так, будто это семейные разборки. Жертва была выбрана наугад, а напал на нее незнакомец, пробравшийся в дом в субботу днем, когда хозяйка развешивала на заднем дворике выстиранное белье. Когда она вернулась, он связал ее запястья телефонным проводом и запихнул несчастную под матрац, а сам начал обыскивать дом в поисках денег. Он сбежал с награбленным, а наша слабая здоровьем соседка тем временем задохнулась под матрацем. Полицейские быстро вычислили преступника, он был опять замечен возле прачечной, и его арестовали. Когда его карманы вывернули, оказалось, что добыча составила всего шестнадцать долларов плюс мелочь. Цена человеческой жизни.
Преступная деятельность, разворачивавшаяся вокруг, заставила нас почувствовать благодарность к Марли за его более чем необходимое присутствие в доме. Ну и что, если он был общепризнанным пацифистом, чьей самой грозной стратегией нападения осталась слюнявая атака? Какая разница, что при виде незнакомца он первым делом хватал теннисный мячик в надежде, что с ним поиграют! Незваным гостям было необязательно все это знать. Когда к нам кто-то приходил, мы больше не запирали пса, открывая дверь. Мы перестали уверять всех, какой Марли на самом деле безобидный. Вместо этого мы бросали неясные зловещие предупреждения вроде: «Он становится таким непредсказуемым в последнее время» или «Уж и не знаю, сколько его прыжков еще выдержит эта дверь».
У нас уже рос один ребенок, второй был на подходе. Теперь мы не столь опрометчиво и беспечно судили о личной безопасности. Мы с Дженни часто размышляли, как поступит Марли, если кто-то попытается причинить вред нам или сыну. Я склонялся к варианту, что он просто обезумеет от счастья и начнет тявкать и пыхтеть. Дженни доверяла Марли больше. Она была уверена, что его необыкновенная верность нам, особенно своему новому другу Патрику, подкармливающему его колечками от сухих завтраков, в кризисной ситуации породит в сердце пса жестокое примитивное желание защитить нас любой ценой. «Быть не может, - возражал я. - Он сунет нос в ширинку негодяя, этим дело и кончится». Но, как бы там ни было, люди боялись нашего пса, и нам это определенно нравилось. От его присутствия зависело, будем ли мы чувствовать себя защищенными в своем собственном доме. Даже когда мы долго оспаривали эффективность Марли на посту охранника, мы со спокойной душой засыпали, зная, что он рядом. А однажды ночью он сам разрешил наш спор раз и навсегда.
Стоял октябрь, а погода все не менялась. Ночи были знойными, мы закрывали окна и включали кондиционер. После одиннадцатичасового выпуска новостей я выпустил Марли во двор, проверил кроватку Патрика, выключил свет и заполз в постель рядом с уснувшей Дженни. Марли, как всегда, глубоко вздохнув, свалился на пол возле меня. Я уже задремал, как вдруг услышал это - пронзительный, непрерывный, пронизывающий насквозь звук. Я мгновенно проснулся, равно как и Марли. Навострив уши, он замер в темноте возле кровати. Звук повторился, он проникал через закрытые окна и был громче жужжания кондиционера. Крик. Женский визг, громкий и отчетливый. Первой моей мыслью было, что на улице дурачились тинейджеры, - ничего удивительного. Но это был далеко не радостный крик того, кто боится щекотки. В нем звучало отчаяние, настоящий ужас, и до меня постепенно стало доходить, что кому-то угрожает серьезная опасность.
- Пошли, малыш, - прошептал я, выползая из кровати.
- Не ходи туда, - раздался из темноты голос Дженни. Я не знал, что она проснулась и все слышала.
- Звони в полицию, - сказал я. - Я буду осторожен. Держа Марли за сдерживающий поводок, я вышел на крыльцо в своих широких трусах и увидел бегущего к побережью человека. Крик раздался снова, но с противоположной стороны. Под открытым небом, где не было стен и стекол, которые могли бы заглушить его, голос женщины разносился по воздуху удивительно четко - подобное я наблюдал только в фильмах ужасов. На верандах других домов тоже защелкали выключатели. Два молодых человека, которые снимали дом напротив нас, выскочили в одних плавках и бросились на крик. Я осторожно последовал за ними, держа Марли на поводке. Я видел, как они пробежали до газона очередного дома, а потом вдруг развернулись и устремились навстречу мне.
- Иди к девчонке, - крикнул один из них, показывая, где лежит жертва. - Ее пырнули ножом.
- А мы - за ним! - крикнул другой, и они босиком помчались по улице в том направлении, куда побежал преступник. Моя соседка Барри, бесстрашная одинокая женщина, купившая и отремонтировавшая ветхое бунгало рядом с домом мисс Недермайер, прыгнула в машину и присоединилась к погоне.
Я ослабил поводок Марли и побежал на крик. Через три дома по нашей улице я обнаружил на подъездной дорожке нашу семнадцатилетнюю соседку. Она согнулась в три погибели, рыдая и всхлипывая от боли и держась руками чуть ниже груди. Я заметил, как на ее блузке расплывается кровавое пятно. Это была стройная, миловидная девочка со светлыми волосами, ниспадавшими на плечи. Она жила с разведенной матерью, приятной женщиной, которая работала ночной сиделкой. Я несколько раз разговаривал с ней, но дочке всегда только махал рукой. Я даже не знал, как ее зовут.
- Он приказал не кричать, а не то пырнет меня, - проговорила она, всхлипывая и хватая ртом воздух. Голос срывался, и слова с трудом слетали с губ. - Но я закричала, закричала, и он пырнул меня.
Словно опасаясь, что я не поверю ей, она подняла блузку, и я увидел рваную рану в области грудной клетки.
- Я просто сидела в машине и слушала радио, и тут непонятно откуда появился он.
Я положил руку девочке на плечо, чтобы успокоить ее, но как только я сделал это, ее колени подогнулись и она упала в мои объятия. Видимо, она уже не могла стоять на ногах. Я бережно усадил ее на тротуар и попытался успокоить. Теперь ее голос звучал мягче, спокойнее, она пыталась не закрывать глаза.
- Он приказал мне не кричать, - твердила она. - Он зажал мне рот и велел не кричать.
- Ты правильно поступила, - похвалил я. - Ты его так напугала, что он убежал.
Я наконец-то понял, что она в шоке, а я понятия не имел, что нужно делать в таких случаях. Ну, давай же, «скорая», ты где? Я подбадривал девочку, как своего ребенка: гладил по волосам, по щеке, вытирал слезы. Ей становилось хуже, но я продолжал говорить, чтобы она держалась, что помощь сейчас будет.
- С тобой все будет хорошо, - повторял я, и сам не верил своим словам. Ее кожа стала мертвенно-бледной. Казалось, что мы просидели вдвоем на тротуаре несколько часов, а на самом деле, как сообщили позже полицейские, всего три минуты. И только сейчас я подумал о Марли. Когда я оглянулся, то увидел его в трех метрах от нас. Он стоял в решительной позе разъяренного быка. Таким я никогда не видел его прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37