Со многими из них можно было запросто связаться.
И в конце 1961 года началась их вербовка. Большинство ученых работало в Западногерманском институте аэрокосмических исследований в Штутгарте. Однако Парижский договор 1954 года, по которому немцам запрещалось заниматься определенными видами исследований, особенно в области ядерного распада и ракетостроения, не давал им развернуться. Да и денег не хватало. Поэтому для многих предложение проектировать настоящие ракеты в условиях неограниченных средств, живя в прекрасном климате, показалось очень соблазнительным.
Главным вербовщиком «ОДЕССА» назначила бывшего майора СС доктора Фердинанда Бранднера, который, в свою очередь, сделал «мальчиком на побегушках» бывшего сержанта СС Хайнца Крюга. И они вдвоем начали колесить по Германии в поисках людей, готовых ехать в Египет строить ракеты для Насера.
Плату за работу они предлагали очень высокую, поэтому от желающих просто отбоя не было. Среди завербованных стоит отметить профессора Вольфганга Пильца, которым впоследствии воспользовались французы – он стал отцом ракеты «Вероника», основателем аэрокосмической программы де Голля. В Египет он выехал в начале 1962 года. Отправились туда и д-р Юген Зангер с женой Ирмой (оба раньше работали у фон Брауна), д-р Йозеф Айзик и д-р Кирмайер. Все они были специалистами по ракетному горючему и реактивной технике.
Первые результаты их работы мир увидел 23 июля 1962 года во время парада по улицам Каира в честь восьмой годовщины провозглашения Египетской республики. Сквозь ревущую толпу по мостовой прогрохотали тягачи с двумя ракетами «Эль Кахира» и «Эль Зафира», имевшими дальность соответственно 500 и 300 километров. Пока это были всего-навсего пустышки без боеголовок и горючего, однако им суждено было стать первыми из 400 аналогичных ракет, которые планировалось запустить на Израиль.

Генерал Глюкс перевел дух, затянулся сигарой и перешел от прошлого к настоящему.
– Беда вот в чем. Хотя мы решили проблему изготовления корпусов, боеголовок и топлива, ключ к производству управляемого снаряда – система теленаведения. – Он ткнул сигарой в сторону западного немца и продолжил: – Именно ее мы и не можем создать в самом Египте.
В силу неблагоприятных обстоятельств нам не удалось уговорить ни одного толкового специалиста по системам наведения, хотя такие есть и в Штутгарте, и в других местах, переехать в Египет. Все, кто у нас там работает, разбираются лишь в аэродинамике, реактивных двигателях и боеголовках. Между тем мы обещали египтянам, что ракеты у них будут, и слово сдержим. Президент Насер уверен – новая война между Египтом и Израилем неизбежна, и он прав. Однако Гамаль считает, будто ее можно выиграть одними танками и пехотой. По нашим сведениям, этого мало, несмотря на численный перевес египтян. К тому же представьте такую картину: все купленное за миллиарды долларов обычное оружие против евреев окажется бессильным, лишь ракеты, созданные завербованными через нашу сеть учеными, обеспечат Насеру победу. Тогда наше положение на Ближнем Востоке не поколеблет ничто. И вообще мы убьем сразу двух зайцев: во-первых, заручившись вечной благодарностью арабов, обеспечим надежный приют нашим людям на все времена, а во-вторых, раз и навсегда покончим с жидовским государством и тем самым выполним последнюю волю покойного фюрера. Это великая честь, и мы должны быть и будем достойны ее.
Подчиненный глядел на шагавшего по комнате старшего офицера завороженно и слегка озадаченно.
– Простите, генерал, – решился он наконец, – но неужели всего четырехсот боеголовок хватит, чтобы уничтожить евреев в Израиле всех до единого? Нанести стране большой урон – да, но стереть с лица земли?
Глюкс повернутся и взглянул на молодого человека, торжествующе улыбаясь.
– Да знаете ли вы, что это за боеголовки?! – воскликнул он. – Неужели вы полагаете, что для этих свиней мы начиним их простой взрывчаткой? Насер с готовностью принял наше предложение установить на «Кахирах» и «Зафирах» особые боеголовки. В одни мы поместим концентрированные штаммы бубонной чумы, другие взорвутся высоко над землей, осыпав весь Израиль радиоактивным кобальтом-60. Уже через несколько часов люди начнут умирать от лучевой болезни. Вот что мы им припасли.
Собеседник глядел на него, разинув рот,
– Невероятно, – выдохнул он. – Теперь я припоминаю – читал где-то о суде в Швейцарии прошлым летом, но тогда мне показалось, все это слухи: улики были слишком неубедительны. А это все-таки правда. Но тогда, генерал, ваш замысел великолепен,
– Да, великолепен и вполне осуществим, если только «ОДЕССE» удастся оснастить ракеты системами теленаведения, которые не просто направят их в нужном направлении, а приведут точно к цели. Человек, руководящий всеми связанными с разработкой систем теленаведения исследованиями, находился в Германии. Его прозвище Вулкан. Вы, наверное, помните: в греческой мифологии Вулкан – это кузнец, делавший для богов молнии.
– Он что, тоже ученый? – изумленно спросил западный немец.
– Нет, конечно, нет. Когда в 1955 году его вынудили исчезнуть, он должен был вернуться в Аргентину. Но мы попросили вашего представителя немедленно достать ему новый паспорт, с которым он мог бы остаться в ФРГ. Затем один из швейцарских банков выдал ему с нашего счета один миллион американских долларов – на открытие завода в Германии. Сперва его планировалось использовать как базу для других интересовавших нас исследований, но ради теленавигационных систем для ракет Хелуана их пришлось отложить.
Завод, руководимый Вулканом, производит транзисторные радиоприемники. Но это лишь прикрытие. В его научно-исследовательском отделе группа ученых разрабатывает системы наведения для ракет Насера.
– А почему не заняться этим прямо в Египте? – спросил собеседник Глюкса.
Генерал улыбнулся и вновь зашагал по номеру.
– Именно здесь и проявился гений «ОДЕССЫ». Как я уже говорил, в ФРГ есть люди, способные создать системы наведения для ракет, но никто из них не согласился переехать в Египет. А работающие в исследовательском отделе на заводе у Вулкана считают, что выполняют секретный заказ министерства обороны ФРГ.
Новость была столь ошеломляющей, что подчиненный вскочил выплеснув кофе на ковер.
– Боже мой! – воскликнул он. – Как вам это удалось?
– В общем-то, очень просто. Парижский договор запрещает Германии заниматься ракетами. И с работающих под руководством Вулкана людей взял подписку о неразглашении наш человек в министерстве обороны ФРГ. Его сопровождал генерал, чье лицо ученые помнят со времен войны. Эти люди готовы трудиться на благо Германии даже вопреки Парижскому договору, но вряд ли станут работать на Египет. А так они верят, что и впрямь служат Германии.
Конечно, проект стоит огромных денег. Обычно такое дело под силу поднять лишь крупному государству. Естественно, эта программа сильно поуменьшила наши фонды. Так что вы, надеюсь, понимаете, насколько важен Вулкан?
– Еще бы, – ответил шеф «ОДЕССЫ» в ФРГ. – Значит, если Вулканом что-нибудь случится, весь проект сорвется?
– Да. И заводом, и компанией владеет он один. Он – ее председатель и главный инженер, обладатель всех фондов и акций. Лишь он может выплачивать жалованье ученым, выписывать огромные суммы на исследования. Ни один из ученых никогда не имел дела ни с кем в фирме, кроме него, никто другой не знает, чем занимается ее гигантский научно-исследовательский отдел. Считается, что его служащие занимаются высокочастотными приборами, в надежде выйти с новыми разработками на рынок транзисторных радиоприемников. Секретность считается мерой предосторожности против промышленного шпионажа. Вулкан – единственное связующее звено между научно-исследовательским отделом и основным производством. Если он исчезнет, рухнет весь проект.
– Вы можете сообщить мне название завода?
Генерал подумал немного, потом назвал его. Подопечный изумленно взглянул на шефа.
– Я знаю эти радиоприемники! – воскликнул он.
– Еще бы. Ведь это настоящая фирма, действительно выпускающая транзисторы.
– А ее директор – он и есть?..
– Да. Это Вулкан. И теперь вам должно быть ясно, зачем нужно беречь как зеницу ока. А потому – вот вам главный документ. – Генерал Глюкс вынул из нагрудного кармана фотографию и передал ее собеседнику.
Тот долго не отрывал изумленный взгляд от лица на снимке, потом прочел фамилию на обороте и прошептал:
– Боже мой, а я думал, он в Южной Америке.
Глюкс покачал головой:
– Ничего подобного. Он и есть Вулкан. Сейчас его работа находится в критической стадии. Так что если вы вдруг услышите, что кто-то излишне интересуется Вулканом, его нужно будет проучить. Сначала предупредить, а если не отступится, то и уничтожить. Вы все уяснили, камрад? Никто, повторяю, никто, кроме нас, не должен знать, какую роль играет теперь в нашей организации Вулкан.
Генерал СС встал. Поднялся и гость.
– Вот и все, – сказал Глюкс. – А теперь – за дело.

Глава 4

– Но ты даже не знаешь, жив ли он!
Петер Миллер и Карл Брандт сидели бок о бок в «ягуаре» у дома инспектора – Петер застал Карла за завтраком.
– Да, не знаю. Именно это и нужно выяснить в первую очередь. Если Рошманн умер, значит, и делу конец. Поможешь?
Брандт обдумал просьбу и медленно покачал головой.
– Прости, нет.
– Отчего же?
– Послушай, я отдал тебе дневник только потому, что он потряс меня и я подумал, ты напишешь о Таубере. Но мне и в голову не приходило, что ты вздумаешь выслеживать Рошманна. Почему бы тебе просто не написать о дневнике?
– А что тут напишешь? «В один прекрасный день я нашел папку, где какой-то старик-самоубийца описывает пережитое во время войны»? Думаешь, мой редактор это примет? Признаюсь, на меня дневник Таубера произвел жуткое впечатление, но лишь на меня. О войне написаны уже сотни мемуаров. Они начинают надоедать. Посему одним лишь дневником никого в прессе не заинтересуешь.
– К чему ты клонишь? – спросил Брандт.
– А вот к чему. Если на основе дневника организовать розыск Рошманна по всей стране, из этого можно будет сделать хороший очерк.
Брандт не спеша стряхнул пепел с сигареты в пепельницу на приборной доске «ягуара».
– Никто его разыскивать не станет. Послушай, Петер, полицию я знаю лучше. Мы освобождаем город от сегодняшних преступников. И никто не станет отвлекать перегруженных сыщиков на поиски человека из-за содеянного в Риге двадцать лет назад.
– Но можешь ты хотя бы поднять этот вопрос у себя в полиции?
– Нет, – покачал головой Брандт. – Не могу.
– Почему? В чем дело?
– Потому что не желаю с этим связываться. Тебе легко говорить – ты холост, ничем не обременен. А у меня жена двое детей, посему я не хочу ставить под удар карьеру.
– Но разве это ей повредит? Разве Рошманн не преступник?
Брандт раздавил окурок.
–Не так-то легко объяснить. Просто в полиции существует к этому особое отношение, некий неписаный закон. И заключается он в том, что, если начать копаться в преступлениях эсэсовцев, карьера только пострадает. Да и толку все равно не будет. Запрос положат под сукно, и точка. Так что, если хочешь раздуть это дело, на меня не рассчитывай.
Миллер помолчал, глядя в ветровое стекло, потом сказал:
– Раз так, ладно, оставлю тебя в покое. Но надо же мне с чего-то начать... Завещание Таубер оставил?
– Только краткую записку, где говорится, что он завещает все другу, некоему господину Марксу. Я подшил ее в дело.
– Хоть какая-то зацепка. Где найти этого Маркса?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Брандт.
– Разве в записке не было адреса?
– Нет, – ответил Карл. – Только имя.
– Думаю, Маркс живет где-то рядом. Ты его не искал?
– Да пойми наконец, – вздохнул Брандт. – У нас в полиции ни одной свободной минуты нет. А знаешь, сколько в Гамбурге Марксов? Сотни только в телефонном справочнике. Я не могу тратить недели на поиски одного из них. Тем более что наследство Таубера не стоит ломаного гроша.
– Значит, все? – спросил Миллер. – Ничего больше?
– Ничего. Если хочешь разыскать Маркса – ищи на здоровье.
– Спасибо. Попробую.
Они пожали друг другу руки, и Брандт вернулся к семье и завтраку.

Другое утро Миллер начал с того, что зашел в дом, где жил Таубер. Дверь открыл небритый пожилой мужчина в засаленных брюках, подвязанных веревочкой, и расстегнутой на груди рубашке без ворота.
– Доброе утро. Вы хозяин дома?
Мужчина оглядел Миллера и кивнул. От него пахло капустой.
– Несколько дней назад здесь отравился газом один старик, – начал Миллер.
– Вы из полиции?
– Нет, я журналист. – Миллер протянул мужчине свою пресс-карточку.
– Мне нечего вам рассказать.
Без особого труда вложив в руку хозяина дома банкноту в десять марок, Миллер попросил:
– Нельзя ли взглянуть на его комнату?
– Я ее уже сдал.
– A где его пожитки?
– На заднем дворе. Они никуда не годятся.
Под мелким дождем мокла куча хлама. От нее все еще пахло газом. В ней валялись побитая пишущая машинка, две пары поношенных башмаков, старая одежда, связка книг и обветшавший шарф из белого шелка, который, решил Миллер, был связан, видимо, с иудаизмом. Миллер перерыл все, но ни записной книжки, ни писем от Маркса с его адресом не нашел.
– Это все? – спросил он.
– Да, – угрюмо ответил хозяин дома, стоявший у двери под навесом.
– Некий Маркс у вас не живет?
– Нет.
– И вы никакого Маркса не знаете?
– Нет.
– Таубер дружил с кем-нибудь?
– По-моему, нет. Вечно был один. Приходил и уходил, когда ему вздумается. Наверно, он был чокнутый. Но за квартиру платил исправно. И не скандалил никогда.
– Вы видели его в компании? На улице с кем-нибудь?
– Никогда. По-моему, у него не было друзей. И неудивительно – он вечно что-нибудь бормотал. Словом, чокнутый.
Миллер стал расспрашивать жителей близлежащих домов. Многие признавались, что встречали старика, который брел, повесив голову, укутанный в длинное пальто, шерстяную шапку и старые дырявые перчатки.
Три дня блуждал Миллер у дома Таубера, побеседовал с молочником, бакалейщиком, мясником и почтальоном, заглянул в бар, табачную и скобяную лавку – все напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35