Это был Нодем, внутренняя пустыня, и ее дюны в
последнее время редко тревожили гигантские черви. Предзакатное солнце
отбрасывало через всю пустыню кровавые лучи, придавая огненный оттенок
зеленеющим краям. Ястреб, падающий с малинового неба, уловил, что за ним
наблюдают с такой же магической скоростью, с какой он ловил скальную
куропатку в полете. Сразу внизу, у подножия скалы, находился участок, где
были посажены отличавшиеся яркой зеленью растения, которые поливали водой
из канала, местами тянущемуся по открытому пространству, местами - по
закрытым туннелям. Вода подавалась из огромных коллекторов ветровых
ловушек, которые находились в самом начале канала на самой высокой точке
скалы. Там развевался зеленый флаг Атридесов.
Вода и зелень.
Новые символы Арракиса: вода и зелень.
Оазис засаженных дюн в форме ромба расстилался под высоким выступом
скалы, притягивая внимание Лито, который смотрел на него с чисто
фрименской проницательностью. Из за утеса, расположенного ниже выступа,
раздался громкий шум ночной птицы, и это еще больше усилило ощущение того,
что в этот момент он жил в далеком диком прошлом.
"Nous avons change tout cela", - подумал он, с легкостью переходя на
один из древних языков, который они изучали с Ганимой наедине. "Мы почти
все изменили". Он вздохнул. "Oublier je ne puis". "Я не могу забыть".
За оазисом он мог видеть в сгущающихся сумерках землю, которую
Свободные называли "Пустота" землю, где ничего не растет, землю, которая
никогда ничего не рождает. Вода и грандиозные планы по экологии постоянно
меняли все это. Теперь на Арракисе появились места, где можно было увидеть
бархатистые зеленые холмы, засаженные лесом. Леса на Арракисе! Некоторые
из нового поколения не могут себе представить дюны без этих нежно-зеленых
холмов. Роскошь влажной от дождя листвы деревьев не была шокирующей для
взора этих юных глаз. Но Лито обнаружил, что сейчас он думал как старый
Свободный, с недоверием относившийся к переменам, боящийся всего нового.
Он сказал:
- Дети говорят мне, это теперь у поверхности они стали редко видеть
песчаного червя.
- А что, на это указывали? - спросила Ганима. В ее тоне была
раздражительность.
- Вещи начинают меняться очень быстро, - сказал он.
Сперва на утесе прокричала птица, и на пустыню опустилась ночь так же
стремительно, как ястреб падает на куропатку. Ночь часто подвергала его
натискам памяти - все эти жизни и полоса были внутри него, начинали громко
о себе заявлять.
Ганима ничуть не возражала против этих явлений точно также, как и он.
Она знала о его переживаниях, и он чувствовал, как ее руки коснулись его
плеча в знак солидарности.
Он извлек грозный аккорд из бализета.
Как бы ему рассказать ей все, что происходит с ним?
У него в голове шли непрерывные войны; бесчисленное множество дробило
на части их древнюю память: несчастные случаи с неестественной смертью,
любовное томление, краски и цвета многих мест и многих лиц... захороненные
страдания и радости, бьющиеся через край многих народов.
На открытом воздухе почти невозможно было выдержать этот натиск.
- Может, нам лучше зайти внутрь? - спросила она.
Он отрицательно покачал головой, и она почувствовала движение,
понимая, наконец, что его тревоги были намного глубже, совсем не такие,
как она думала.
"Почему я так часто встречаю ночь здесь, на этом месте?" - спрашивал
он себя. Он не заметил, как Ганима убрала руку.
- Ты знаешь, почему ты так мучаешься? - спросила она.
Он услышал едва уловимый упрек в ее голосе. Да, он знал. Ответ лежал
в его осведомленности, очевидно: "Потому что нечто великое известно -
неизвестное внутри меня накатывается на меня, как волна". Он чувствовал,
как его прошлое вздымалось, как будущее его несло будто на волнах в час
прибоя. Он обладал воспоминаниями отца, рассеянными во времени,
воспоминаниями предвидения, которые распространялись почти на все, однако,
его тянуло ко всему этому прошлому. Он хотел его. А оно было так опасно.
Он знал теперь абсолютно все благодаря этому новому ощущению, о котором он
должен был рассказать Ганиме.
Пустыня постепенно начинала приобретать красноватый отблеск от света
восходящей Первой луны. Он пристально смотрел на обманчивую неподвижность
песчаных барашков, переходящих в бесконечность. Слева от него, очень
близко, был расположен Аттендант, так называлась выступающая из песка
скала, которую песчаные ветры сократили настолько, что ее синусоидная
форма стала похожа на темного червя, пробивающегося сквозь дюны.
Когда-нибудь скала под ним до конца примет подобную форму из-за
разрушающего ветра, и съетч Табр больше не будет существовать, кроме как в
чьих-нибудь воспоминаниях, таких, как его. Он не сомневался, что где-то
должен был быть человек, похожий на него.
- Почему ты уставился на Аттендант? - спросила Ганима.
Он пожал плечами. Вопреки запретам их охранников, они с Ганимой часто
ходили к Аттенданту. Там они нашли укромное местечко, о котором, кроме
них, никто не знал, и теперь Лито понял, почему это место так притягивало
их.
Внизу, теперь в темноте это казалось ближе, в лунном свете сверкал
канал, который в этом месте был открыт, его поверхность покрылась рябью
из-за того, что в нем плавала хищная рыба, которую Свободные всегда
разводили в собранной воде, чтобы не впускать песчаного червя!
- Я стою между рыбой и червем, - пробормотал он.
- Что?
Он повторил громче.
Она прижала руку ко рту, начиная понимать, в чем тут дело. Таким
образом действовал ее отец; ей стоило лишь заглянуть внутрь и сравнить.
Лито содрогнулся. Воспоминания, которые возвращали его к местам, где
он физически никогда не был, давали ему ответы на вопросы, которых он не
задавал. Он видел взаимоотношения и развертывающиеся события на гигантском
внутреннем экране. Песчаный червь Дюны не мог пересечь воду: вода отравит
его. Однако вода здесь была известна еще в доисторические времена. Белые
от гипса котловины свидетельствовали, что в прошлом здесь были озера и
моря. В глубоких колодцах находили воду, от которой скрывались песчаные
черви. Он увидел все так ясно, как будто сам был очевидцем этих событий,
что произошло на этой планете.
И это наполнило его предчувствием катастрофических перемен, которые
несло вмешательство человека.
Его голос снизился почти до шепота, он сказал:
- Я знаю, что произошло, Ганима.
Она наклонилась ближе к нему.
- Где?
- Песчаная форель...
Он умолк, и она удивилась, почему его продолжала интересовать
гаплоидная фаза гигантского песчаного червя с этой планеты, но не
осмелилась уколоть его.
- Песчаная форель, - повторил он, - была доставлена сюда из какого-то
другого места. На этой планете тогда было сыро и влажно. Она размножалась
независимо от состояния экосистемы, чтобы бороться с ней. Песчаная форель
забирала в пузырь всю имевшуюся в наличии воду, превратила эту планету в
пустыню... и она делала это, чтобы выжить. На этой довольно обезвоженной
планете она могла перейти в фазу песчаного червя.
- Песчаная форель? - она встряхнула головой, нисколько не сомневаясь
в его словах, но у нее не было желания так углубляться в себя, чтобы
узнать, где он получил эту информацию. И она подумала: "Песчаная форель?"
Много раз, будучи и в этом теле, и в другом, она играла в детскую игру, -
ловила песчаную форель, стараясь проткнуть ее водяной пузырь, и они
умирали от недостатка воды. Трудно было подумать, что это безмозглое
маленькое существо стало причиной ужасных событий.
Лито кивнул головой самому себе. Свободные всегда знали, что надо
выращивать хищную рыбу в цистернах с водой. Гаплоидная песчаная форель
интенсивно потребляла огромное количество воды с поверхности планеты; а
хищные рыбы плавали по дну каналов под форелью. Песчаный червь, вид,
развившийся от форели, обходился малым количеством воды - количеством,
которое содержалось, например в клетках человеческого тела. Но
столкнувшись с телами, содержащими большее количество воды, их химические
реакции в организме замирают, вызывая разрушительное действие, в процессе
которого производится опасный концентрат, конечный продукт, который
употребляли в разжиженном виде после химической обработки во время оргий в
съетче.
Этот чистый концентрат Пол Муад Диб пронес сквозь стены времени,
достигнутые глубины разрушения, на что не осмелился больше ни один
представитель мужского пола.
Ганима почувствовала, что ее брат, который сидел перед ней, дрожит.
- Что же ты сделал? - спросила она требовательным тоном.
Но ему не хотелось терять цепь своих откровений.
- Несколько песчаных форелей - экологическая трансформация планеты...
Они, конечно, противостоят этому, - сказала она, теперь начиная понимать,
что в его голосе слышится страх, который против ее воли стал передаваться
ей.
- Когда песчаная форель погибает, то же самое происходит с планетой,
- сказал он. - В этом случае надо предупреждать.
- Это значит, что спайса больше нет, - сказала она.
Слова всего лишь касались верхних точек системы опасности, которую
они оба видели: она нависла над вторжениями людей в древние
взаимоотношения Дюны.
- Это то, о чем знает Алия, - сказал он. - Вот почему она
злорадствует.
- Как ты можешь быть в этом уверен?
- Я уверен.
Теперь Ганима точно знала, что тревожило его, и она чувствовала, что
это знание приводит ее в уныние.
- Племя не поверит нам, если она будет это отрицать, - сказал он.
Его утверждение затрагивало основную проблему их существования:
неужели Свободные ждали какой-то мудрости от девятилетних детей? Алия
играла на этом.
- Мы должны убедить Стилгара, - сказала Ганима.
Как по команде, они одновременно повернули головы и уставились на
залитую лунным светом пустыню. Теперь это место было совершенно другим,
оно изменилось, за каких-то несколько мгновений их осведомленности.
Взаимодействие людей с окружающей средой никогда не представлялось им
таким ясным. Они чувствовали себя неотъемлемой частью динамической
системы, существующей в строго сбалансированном порядке. Новый взгляд на
эти вещи постепенно менял их сознание, которое формировалось у них в
результате наблюдений. Как говорил Льет-Кайнз, Вселенная была местом
постоянной беседы между живыми существами, населяющими ее. Гаплоидная
песчаная форель говорила с ними, как с человеческими существами.
- Племя должно понять, какая угроза нависла над водой, - сказал Лито.
- Но эта угроза нависла не только над водой. Это... - она замолчала,
понимая глубину смысла его слов. Вода была символом основной силы на
Арракисе.
По своей сути Свободные оставались специально приспособленными
животными, оставшимися в живых обитателями пустыни, главными
исследователями в условиях стресса.
И когда воды стало в изобилии, в них произошли странные
преобразования, хотя они понимали то, что необходимо в первую очередь.
- Ты имеешь в виду угрозу мощи, - поправила она его.
- Конечно.
- Но неужели они поверят нам?
- Когда они увидят, что происходит, когда они увидят, что нарушен
баланс.
- Баланс, - сказала она, и повторила слова отца, которые он произнес
очень давно: - Вот это отличает людей от толпы.
Ее слова пробудили в нем отца, и он сказал:
- Экономика против красоты - история, которая более древняя, чем
Шеба. - Он вздохнул и через плечо посмотрел на нее.
- Я чувствую, что у меня появляется дар предвидения, Гани.
Краткий стон вырвался из ее уст.
Он сказал:
- Когда Стилгар сказал нам, что наша бабушка прибудет позже, я уже
знал об этом. Теперь другие видения вызывают подозрение.
- Лито... - она покачала головой, ее глаза увлажнились. - Это
когда-то случилось и с нашим отцом. Не думаешь ли ты, что это может
быть...
- Я видел себя облаченным в броню, пересекающим дюны, - сказал он. -
Я был у Джакуруту.
- Джаку... - она прокашлялась. - Это допотопная легенда!
- Это реальное место, Гани! Я должен найти человека, которого
называют Проповедником. Я должен найти и расспросить его.
- Ты думаешь, он... наш отец?
- Спроси об этом себя.
- Похоже, что это в самом деле он, - согласилась она, - но...
- Мне совсем не по душе то, что я знаю, что я сделаю, - сказал он. -
Первый раз в жизни я понимаю своего отца.
Она почувствовала, что совершенно не занимает его мысли, и сказала:
- Проповедник, скорее всего, все-таки старый миф, мистика.
- Я молю, чтобы это так и было, - прошептал он. - О, как я хочу,
чтобы это было так!
Он рванулся вперед, вскочил на ноги. Бализет загудел в его руке,
когда он дернулся. "Было бы там, чтобы он был Габриэлем без рога!" Он
молча уставился на залитую лунным светом пустыню.
Она повернулась, чтобы посмотреть в ту сторону, куда смотрел он, и
увидела сначала фосфоресцирующий свет гниющих растений на краю насаждений
съетча, затем незаметный переход этих красок в линии дюн. Там было
оживленное место. Даже когда пустыня спала, что-то в ней оставалось
бодрствующим. Она чувствовала это бодрствование, она слышала, как внизу
животные пили воду из канала. Откровения, которые ступили на Лито,
преобразовали ночь: это был момент жизни, время, когда раскрывается
порядок внутри непрекращающегося изменения мгновений, когда ощущается это
долгое движение из их земного прошлого, все это собралось в ее
воспоминаниях.
- Почему Джакуруту? - спросила она, и спокойствие ее тона нарушило
его задумчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11