Алия выступила вперед, а Стилгар отошел в сторону, пока Джессика
встречалась с дочерью. Зная, что спрятаться не было возможности, Джессика
и не пыталась это сделать. Алия могла прочитать все подробности, которые
ей понадобятся, могла прочитать также и любые сведения, поступившие из
ордена Сестер. Она уже должна была понять по поведению Джессики, что та
увидела и интерпретировала. Они были врагами, для которых слово "смертный"
имело какое-то поверхностное значение.
Алия избрала гнев, как самую доступную и верную реакцию.
- Как ты осмелилась предпринять такую акцию, не посоветовавшись со
мной? - вопросила она, приблизив свое лицо к лицу Джессики.
Джессика тихо ответила:
- Как ты только что слышала, Гурни даже не посвятил меня в свой план.
Было задумано так...
- А ты, Стилгар! - сказала Алия, поворачиваясь к нему. - Кому ты
служишь?
- Я дал клятву детям Муад Диба, - сказал Стилгар холодно. - Мы
устранили угрозу, нависшую над ними.
- А почему это не в радость тебе, дочь? - спросила Джессика.
Алия вспыхнула, посмотрела на мать, подавила в себе гнев, и даже
ухитрилась слегка улыбнуться.
- Я переполнена радостью... мама, - сказала она. И к своему
собственному удивлению, Алия обнаружила, что она была счастлива, испытывая
жуткий восторг, что все это происходило на открытом воздухе между ней и
матерью. Момент, которого она до смерти боялась, прошел и равновесие сил
на самом деле не изменилось. - Мы поговорим об этом более подробно в более
удобное время, - сказала Алия, обращаясь одновременно к к матери и
Стилгару.
- Ну конечно, - сказала Джессика, поворачиваясь лицом к принцессе
Ирулэн, давая этим движением понять другим, что они могут быть свободны.
Несколько мгновений Джессика и принцесса молча стояли, рассматривая
друг друга - две женщины Бене Джессерит, которые порвали с орденом по
одной и той же причине: любовь... они обе были влюблены в мужчин, которых
уже не было в живых. Эта принцесса отчаянно любила Пола, став его женой,
но не супругой. А теперь она жила только ради детей, подаренных Полу
наложницей Чани.
Джессика заговорила первой:
- Где мои внуки?
- В съетче Табр.
- Для них там очень опасно; я так понимаю.
Ирулэн слегка кивнула. Она заметила взаимопонимание между Джессикой и
Алией, но объяснила это таким образом, как ее подготовила к этому Алия.
"Джессика вернулась к Бене Джессерит, а мы обе знаем, что у них есть планы
насчет детей Пола". Ирулэн никогда не отличалась особым совершенством в
знаниях Бене Джессерит - главное было то, что она являлась дочерью Шаддама
IV; часто она была слишком горда, чтобы демонстрировать свои способности.
Теперь она выбрала позицию, которая не имела никакого отношения к ее
обучению.
- Действительно, Джессика, - сказала Ирулэн, - надо было
проконсультироваться с Королевским Советом. Ты неправильно поступила,
действуя таким образом.
- Надо ли мне верить, что из вас никто не доверяет Стилгару? -
спросила Джессика.
Ирулэн была достаточно смекалиста, чтобы догадаться, что на этот
вопрос отвечать не нужно. Она была рада, что представители Квизарата не в
состоянии были больше ждать и подались вперед... Она обменялась взглядами
с Алией, думая: "Джессика, как всегда, слишком высокомерна и уверена в
себе!"
Бене Джессеритская аксиома непременно отложилась в ее мозгу:
"Надменность возводит непреодолимые стены, за которыми стараются спрятать
свои собственные сомнения и опасения".
Неужели такое могло быть и с Джессикой? Наверняка, нет. Тогда, должно
быть, это просто поза. Но с какой целью? Этот вопрос беспокоил Ирулэн.
Священ носители шумной толпой окружили Джессику. Некоторые из них
осмеливались дотрагиваться до ее рук, но большинство отвешивало низкие
поклоны и произносило приветствия. Наконец, главы делегаций обратились к
Преподобной Матери, подчеркивая свой духовный сан:
- Первый должен быть последним, - с дежурными улыбками говоря ей, что
официальная Церемония Очищения ждет ее в старой крепости Пола.
Джессика внимательно изучила эту пару, найдя ее вызывающей. Одного
звали Джавид, молодой человек с угрюмым лицом и круглыми щеками,
затененные глаза, которые не могли скрыть подозрения. Другой был
Зебаталеф, второй сын Наиба, которого она знала еще в прежние годы, о чем
он поспешил напомнить ей. Его легко можно было классифицировать: веселость
в сочетании с жестокостью, худое лицо со светлой бородой, овеянное ореолом
затаенного возбуждения и могущественного знания. Джавид, как ей
показалось, представлял меньше опасности из них двоих, человек, который
мог хранить тайну, одновременно притягательный и - она не могла найти
другого слова - отталкивающий. Она нашла странным акцент, он был похож на
древний фрименский, как будто он происходит родом из какой-то
изолированной ветви людей.
- Скажи мне, Джавид, - спросила она, - откуда ты родом?
- Я из простых Свободных пустыни, - сказал он, каждым слогом
подчеркивая, что это ложное утверждение.
Тут бесцеремонно вмешался Зебаталеф, и почти с насмешкой сказал:
- У нас есть многое, что мы должны обсудить о прежних временах, моя
госпожа. Я был одним из первых, ты это знаешь, кто признал миссию твоего
сына.
- Но ты не был одним из его федайкинов, - сказала она.
- Нет, моя госпожа. Я занимал более философского позицию: я учился у
священника.
- И сохранил свою шкуру, - подшутила она.
Давид сказал:
- Они ждут нас в Крепости, моя госпожа.
И снова она нашла его акцент очень странным, этот вопрос, волновавший
ее, оставался без ответа.
- Кто нас ждет? - спросила она.
- Совет Веры, все те, кто свято хранит в душе имя и дела твоего
святого сына, - сказал Джавид.
Джессика посмотрела вокруг себя, увидела, что Алия улыбалась Джавиду,
и спросила:
- Этот человек один из твоих наместников, дочка?
Алия кивнула.
- Человек характера - гордится своими поступками.
Но Джессика увидела, что Джавид не имел ни малейшего удовольствия
слышать замечания, это он прошел потом специальную школу Гурни. А тут
подошел Гурни с пятью преданными ему людьми, давая знак, что они
допрашивают подозрительных бездельников. Он шел походкой властного
человека, глядя то налево, то направо, то вокруг, каждый мускул был в
напряжении под кажущейся расслабленностью бдительности, которой она
обучала всех, руководствуясь прана-бинду Бене Джессерит. Он был неуклюжим
человеком, у которого были развиты определенные рефлексы, он был убийцей и
наводил на всех ужас, но Джессика любила его и хвалила его больше всех
остальных. Шрам от бича пересекал его челюсть, придавая его лицу зловещее
выражение. Он улыбнулся, когда увидел Стилгара.
- Все сделано, Стил, - сказал Гурни.
И они пожали друг другу руки, как это делалось у свободных.
- Очищение, - сказал Джавид, дотрагиваясь до руки Джессики.
Джессика отшатнулась, осторожно подобрала слова и старалась говорить
властным тоном, это произвело эмоциональный эффект на Джавида и
Зебаталефа:
- Я вернулась на Дюну, чтобы увидеть моих внуков. Стоит ли тратить
время на эту ерунду?
Зебаталеф был в шоке, его тяжелая челюсть отвисла, глаза округлились
от испуга. Он смотрел на тех, кто услышал это. По глазам можно было узнать
каждого, кто услышал эти слова.
- Святое обозвать чушью! Какой эффект могли возыметь такие слова,
произнесенные матерью самого мессии?
Джавид, как ни странно, согласился с Джессикой. Уголки его рта
сначала опустились, потом он улыбнулся. Но глаза его не улыбались, хотя и
не пытались отыскать слышавших эти слова. Джавид уже знал каждого члена
группы. Он и без этого знал, за кем нужна специальная слежка. Только через
несколько секунд Джавид резко перестал улыбаться, что говорило о том, что
он знал, как он себя выдал. Джавиду всегда удавалось хорошо выполнять свою
работу: он знал о наблюдательных возможностях Джессики. Краткий, резкий
кивок головы признал эту возможность.
В яркой вспышке ментации Джессика взвесила все "за" и "против", едва
заметным движением руки она могла бы подать сигнал Гурни и обречь этим
Джавида на смерть. Это могло бы быть совершено прямо сейчас, для большего
эффекта, или немного позже, или произойти как случайность.
Она подумала: "Когда мы пытаемся скрыть наши внутренние побуждения,
все наше существо выдает себя".
Учение Бене Джессерит склонялось к этому откровению - возвышая над
этим сведущих и обучая их читать живую память других. Она заметила, что
Джавид очень умный, он мог быть связующим звеном с духовенством Арракиса.
И он был человеком Алии.
Джессика сказала:
- Моя официальная сопровождающая группа должна уменьшиться. У нас
есть место только для одного. Джавид, ты пойдешь с нами. Зебаталеф, мне
очень жаль. И, Джавид... я посещу это - эту церемонию, если ты
настаиваешь...
Джавид глубоко вздохнул и понизил голос:
- Как прикажет Мать Муад Диба.
Он посмотрел на Алию, на Зебаталефа, потом повернулся к Джессике.
- Мне жаль, что вам придется отложить встречу с вашими внуками, но
для этого есть государственные причины...
Джессика подумала: "Хорошо. Прежде всего, он деловой человек. Когда
мы определим новую систему ценностей, мы купим его". И она вдруг нашла,
что радуется тому, что он настаивал на этой церемонии. Эта маленькая
победа дала бы ему превосходство над его товарищами, и они бы знали об
этом. Принятие Очищения могло бы стать платой за дальнейшие услуги.
- Я полагаю, с транспортом все в порядке, - сказала она.

6
Я даю тебе пустынного хамелеона, способность которого
принимать окраску окружающей местности расскажет тебе все,
что необходимо знать о корнях экологии и основах личной
подлинности.
Книга Диатрибов. Из Хроники Хайт.
Лито сидел и играл на маленьком бализете, подаренным ему в день его
пятилетия самим изготовителем этого инструмента, Гурни Хэллеком. За
прошедшие четыре года Лито достиг определенной плавности игры, хотя две
толстые струны доставляли ему беспокойство. Он находил бализет
успокаивающим, несмотря ни на что, особенно когда он был чем-то расстроен
- это не ускользнуло от Ганимы. Теперь в сумрачном свете он сидел на
выступе у стены пещеры на самом южном конце скалистого отрога, который
прикрывал съетч Табр. Он тихо бренчал на бализете.
Ганима стояла позади него, вся ее мятежная фигурка излучала протест.
Она не хотела выходить сюда, на открытый воздух, после того как узнала от
Стилгара, что ее бабушка задержалась в Арракине. Она особенно возражала
приходить сюда с наступлением ночи. Пытаясь растормошить своего брата, она
спросила:
- Ну, что это?
Вместо ответа он заиграл другую мелодию.
Впервые с тех пор, как он получил подарок, Лито почувствовал очень
ясно, что этот бализет был создан искусным мастером на Келадане. Он
обладал унаследованной памятью, которая могла вызывать в нем глубокого
ностальгию по красивой планете, где правил Дом Атридесов. Лито слегка
расслабил внутренние барьеры, слушая эту музыку, и он мог слышать голоса
памяти из тех времен, когда Гурни приметил бализет, чтобы развлекать
своего друга Пола Атридеса. С помощью бализета, звучащего в его руках,
Лито все сильнее чувствовал физическое присутствие своего отца. Он еще
играл, все больше поддаваясь воздействию инструмента. Он ощущал абсолютно
идеализированную совокупность внутри себя, которая знала, как играть на
этом бализете, хотя мускулы девятилетнего мальчика еще не привыкли к этому
внутреннему сознанию.
Ганима нетерпеливо топала ногой, не осознавая того, что делает это в
такт игры брата. Скривив рот оттого, что лицо его было сосредоточено, Лито
прервал знакомую мелодию и попытался исполнить песню более древнюю, чем
любую из тех, которые когда-то играл Гурни. Она относилась к тому времени,
когда Свободные Дзэнсунни переселились на пятую по счету планету. Слова
отражали тему, и он слышал их в своей памяти, в то время как его пальцы
извлекали робкую мелодию.
Прекрасная форма природы содержит в себе удивительную особенность.
Некоторые называют ее - разрушение. Благодаря ее существованию новая жизнь
пробивает себе дорогу. Тихо проливаются слезы, но это вода души: они несут
новую жизнь к неудовольствию существующей, а смерть соединяет то и другое
в одно целое.
Ганима заговорила позади него, когда он выводил последнюю ноту.
- Это мерзкая старая песня. Почему именно ее ты играл?
- Потому что она совпадает с данной ситуацией.
- Ты сыграешь ее для Гурни?
- Может быть.
- Он назовет ее скучной ерундой.
- Я знаю.
Лито посмотрел через плечо на Ганиму. Он не выразил удивления по
поводу того, что она знала песню и мелодию, но он почувствовал внезапный
трепет, потому что они, близнецы, были очень одиноки и одинаковы, как одно
целое. Если бы один из них умер, то остался бы жить в сознании другого,
каждый сохранял полностью память другого, это их сближало. Он вдруг
почувствовал, что боится этого бесконечного смятения их близости, и отвел
взгляд от нее. Но он знал, что в этом переплетении есть пробелы. Его страх
усиливался от все новых пробелов. Он чувствовал, что их жизни начинали
разделяться, и задумался. "Как я скажу ей о том, что произошло только со
мной?"
Он посмотрел через пустыню на длинные тени от барханов за этими
возвышенностями, все время растущими, кочующими дюнами, которые движутся,
как волны, вокруг Арракиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11