До рождения Алия уже содержала в
себе знания, которыми необходимо было обладать Преподобной Матери из Бене
Джессерит - плюс еще больше знаний от других.
Это знание таило в себе признание жуткой действительности - это была
Мерзость. Все эти знания лишали ее сил. То, что она была рождена до своего
рождения, постоянно напоминало ей об этом. До сих пор она боролась против
самых ужасающих ее предков, на время одерживая пиррову победу, которая
продолжалась все ее детство. Она знала, кому принадлежит какое "я", но
невозможно было избавиться от того, чтобы чья-нибудь жизнь не вторгалась в
нее. "Когда-нибудь я тоже буду внедряться в чью-нибудь жизнь", - говорила
она. Эта мысль приводила ее в уныние. Идти и вторгаться в жизнь ребенка,
порожденного ею самой, воздействуя на сознание, чтобы добавить какую-то
часть жизненного опыта.
Страх крался за ней по пятам, преследовал все ее детство. Он перешел
вместе с ней в отрочество. Она боролась с ним, никогда не прося о помощи.
Кто бы смог оказать ей помощь, в которой она нуждалась? Ни ее мать,
которая никогда не могла избавиться от этого призрака суда Бене Джессерит:
рожденные до рождения были Мерзостью.
И вот наступила та ночь, когда ее брат ушел один в пустыню, чтобы
найти смерть, отдав самого себя Шаи-Хулуду, как думали Свободные. Через
месяц Алия вышла замуж за мастера фехтования Пола Данкана Айдахо, ментата,
возвращенного к жизни из мертвых с помощью искусства планеты Тлейлакс. Ее
мать сбежала на Келадан. Близнецы Пола были по закону отданы Алии на
попечение.
Также она управляла Регентством.
Ответственность за возложенные на нее обязанности отгоняла прочь
прежний страх, и она настежь раскрывала душу всем внутренним жизням,
требуя их совета, погружаясь в транс от спайса в поисках нужных решений.
Кризис наступил в самый обычный, как и многие думают, день весенним
месяцем Лааб, ясным утром в Крепости Муад Диба, где из отверстия сверху
проникал холодный ветер. Алия все еще носила траур желтого цвета, цвета
стерильного солнца. Все больше и больше в последние несколько недель она
отрицала внутренний голос своей матери, который насмехался над
приготовление к предстоящему празднику Святых Дней, который должен был
состояться в Храме.
Голос Джессики становился все тише, и под конец прозвучало какое-то
безликое требование о том, что Алия лучше бы занялась работой над
усовершенствование Закона Атридесов. Вместо этого новые голоса начали
громко заявлять о себе, о том, что наступила их очередь. Алии казалось,
что в ней открылся бездонный колодец, из глубин которого поднимались все
новые лица, как нашествие саранчи, пока наконец она не сосредоточила
внимание на одной из них, которая походила на зверя: это был старый Барон
Харконнен. В охватившем ее ужасе она пронзительно закричала, чтобы как-то
противостоять всему этому внутреннему настойчивому многоголосию, одерживая
временную победу над ними.
В это утро Алия совершала свою обычную прогулку перед завтраком по
саду, расположенному на крыше Крепости. В новой попытке одержать победу в
борьбе с внутренними голосами, она все свое сознание направила на
предостережение Чода Дзэнсунни: "Спускаясь с лестницы, можно упасть
вверх!" Но утренний свет, отражавшийся на вершинах утесов Защитной стены
отвлекал ее. Все дорожки сюда заросли мягкой густой травой. Когда она
перевела взгляд на траву, то увидела капли росы, трава за ночь собирала
всю влагу. Она видела множество своих отражений в этих бесчисленных
капельках воды. Это множество отражений вызывало у нее головокружение.
Каждое отражение имело отпечаток лица, принадлежавшего одному из
многочисленных голосов внутри нее. Она пыталась сосредоточить все свое
внимание на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы говорили
ей, как далеко продвинулись вперед экологические преобразования на
Арракисе. Именно в этих северных широтах становится теплее; содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она вспомнила, что в текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас Пэймон, маленький, смуглый
человек, который занимался художественным ремеслом и делал предметы
украшения. В действительности же Пэймон был известен как шпион КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия готова
была уже отправить его в подземную темницу, как вдруг он изо всех сил
запротестовал: "несправедливость Атридесов". За это его можно было
приговорить к немедленной смерти через повешение, но Алию задели его
дерзость и самоуверенность. Она сурово заговорила со своего трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать его, надеясь на то, что он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
- Почему наши сборы спайса представляют такой интерес для Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
- Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
- Из-за этой незначительной прибыли ты вмешиваешься в наши
королевские планы? - настаивала Алия.
- Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
- Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
- Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее петли. Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
- У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу, предложившему наивысшую цену. Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и
назвала цифру, которую она считала более разумной и несомненно более
высокой, чем он получал до этого. Она добавила:
- И конечно, я бросаю в подарок твою жизнь, которую, как я полагаю,
ты ценишь гораздо выше.
- Выгодная сделка! - закричал Пэймон, и, по сигналу Алии, его увел ее
Святейший Мастер, Джавид. Меньше, чем через час, когда Алия приготовилась
покинуть Зал Суда, вошел Джавид, спеша доложить ей, что слышали, как
Пэймон бормотал роковые строки из Оранжевой Католической Библии:
"Maleficos non patieris vivre".
"Ты не должен позволить жить ведьме", - перевела Алия. Вот какой была
его благодарность! Он был одним из тех, кто составлял заговор против ее
собственной жизни! В приступе гнева, которого до сих пор никогда не
испытывала, она приказала немедленно казнить Пэймона и отправить его тело
в Храм, в помещение для умерших, где вода из его тела, по крайней мере,
будет применена с пользой для дела.
И всю ночь напролет ее преследовало смуглое лицо Пэймона.
Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого
настойчивого, оскорбляющегося образа, цитируя Бу Джи из Книги Креоса
Свободных "Ничего не происходит! Ничего не происходит!" Но наступил новый
день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к тем
лицам, которые отражались в капельках росы.
Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял
выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее сознания или громкий
крик ее помощников - все это были бессмысленные крики, но настойчивые в
своих требованиях, шум, который она предпочла бы прекратить с помощью
лезвия ножа.
Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад на крыше в
сторону Защитной стены. Дельта песка открылась ее взору, резко очерченная
лучами утреннего солнца. Ей вдруг пришло на ум, что с непривычки глаз мог
бы увидеть, что этот широкий веер пополняет течение реки, но это было не
более чем место, где ее брат разрушил Защитную стену, открыв дорогу
песчаным червям из пустыни, которые привели его Свободных-воинов к
потрясающей победе над Императором-предшественником, Шаддамом IV. Теперь
широкий канал был заполнен водами на дальней стороне Защитной стены, чтобы
блокировать вход песчаному червю. Песчаные черви не решаются бросаться в
открытую воду, это убьет их. "А если бы такой барьер был в моем сознании!"
- подумала она. Эти мысли заставили ее ощущение головокружения еще дальше
уйти от действительности.
Песчаные черви! Песчаные черви!
В ее памяти возникла целая цепь образов песчаного червя:
могущественный Шаи-Хулуд, Создатель Свободных, страшный зверь пустынь, чьи
излияния включали бесценный спайс. Как все странно - песчаный червь,
выросший из той плоской, как подошва, песчаной форели, подумала она. Они
казались ей многочисленной толпой в ее сознании. Песчаная форель,
распластавшаяся на каменистой почве памяти, создавала жизненные
резервуары; они удерживали воду, чтобы могли жить их песчаные черви. Алия
почувствовала аналогию: некоторые из "тех" в ее сознании накопили опасную
силу, которая могла уничтожить ее.
Снова охрана позвала ее к завтраку, голос уже звучал с нетерпением.
Алия сердито повернулась, делая им знак рукой.
Охрана повиновалась, и дверь в крыше хлопнула.
От звука захлопнувшейся двери, Алия почувствовала, что поймана всем
тем, от чего она пыталась избавиться. Другие жизни поднимались ней, как
сильный прилив. Каждая претендующая жизнь прижимала свое лицо к центрам ее
сознания, управляющим внутренним зрением, - облако лиц. Некоторые
представлялись покрытыми пятнами от чесотки, другие были огрубелыми И
закопченными, появлялись рты, похожие на мокрые лепешки. Толпа обрушилась
на нее потоком, который стремился подхватить ее и закружить.
"Нет, - произнесла она. - Нет... нет... нет..."
Она бы упала прямо на тропу, если бы не скамья, стоявшая рядом, на
которую опустилось ее ослабевшее тело. Она попыталась сесть, но из этого
ничего не получилось, она распростерлась на холодной пластали, продолжая
шептать "нет".
Волна продолжала подниматься в ней.
Она чувствовала, как настроилась, чтобы выказать едва заметное
внимание; сознавая весь риск, она была готова к каждому восклицанию,
исходящему из этих назойливых ртов, которые кричали внутри ее. Они
представляли собой сущую какофонию, требующую ее внимания: "Меня! Меня!
Нет, меня!" И она знала, что если хоть раз она обратит внимание, полностью
отдастся во власть какого-либо голоса, то потеряется как личность.
Чтобы заметить хоть одно из множества лиц и внять голосу этого лица,
ей пришлось бы подчиниться его эгоцентризму, который полностью разделил бы
ее существование.
"Предвидение сделает это тебе", - прошептал голос.
Она руками закрыла уши, думая: "Я не предвидящая! Транс не действует
на меня!"
Но голос настаивал: "Он мог бы оказывать действие, если бы ты
помогла".
"Нет... нет", - шептала она.
Другие голоса тут же вмешались в ее сознание: "Я, Агамемнон, твой
предок, требую аудиенции!"
"Нет... нет". Она прижимала руки к ушам, пока не почувствовала боль.
Безумная говорильня внутри ее головы вопрошала: "Что стало с Овидом.
Просто это ибад Джона Бартлетта!"
Имена в этом критическом состоянии не имели для нее смысла. Ей
хотелось перекричать их, перекричать сразу все голоса, но она не могла
найти своего голоса.
Ее охранник, отосланный назад на крышу старшими слугами, еще раз
выглянул из дверного проема, находившегося за мимозами, увидел Алию на
скамейке и сказал своему напарнику: "А-аа, она отдыхает. Ты заметил, что
прошлой ночью она плохо спала! Для нее было бы хорошо принять заху,
утреннюю сиесту".
Алия не слышала своего охранника. Ее сознание было захвачено
визгливым пением: "Мы - веселые старые птички, ура!". Голоса отдавались
при этом внутри ее черепа, и она подумала: "Я схожу с ума. Я теряю
рассудок".
Она пошевелила ногой, как будто хотела оттолкнуться от скамейки и
побежать. Она почувствовала, что если сможет дать команду своему голосу
бежать, то вырвется и освободиться. Она должна убежать, иначе волна внутри
ее погрузит ее в молчание, навсегда осквернив ее душу. Но ее тело не
подчинится. Самые могущественные силы в Имперской вселенной подчинились бы
ее малейшему капризу, но только не ее тело.
Внутренний голос посмеивался: "С одной точки зрения, дитя, каждый
случай созидания представляет катастрофу". Это было сказано басом, который
своим грохотом отдавал ей в глаза, и снова это хихиканье, как будто
говорящий высмеивал свою собственного профанацию. "Мое милое дитя, я
помогу тебе, но взамен ты должна помочь мне".
На фоне этого жужжащего шума, который слышался в виде бала, Алия
заговорила, стуча зубами: "Кто... кто..."
В сознании она увидела сформировавшееся лицо. Это было улыбающееся
лицо, но такое пухлое, что его можно было бы сравнить с лицом ребенка,
если бы не этот страстный блеск глаз. Она попыталась стереть его из
сознания, но вместо этого ее воображению предстало тело, которое
принадлежало этому лицу. Тело было ужасно жирным, оно было укутано в
одежду, которая внизу имела выпуклости, потому что это жирное тело
требовало дополнительных суспензоров, скрытых под одеждой.
"Видишь ли, - прогремел бас, - это всего-навсего твой дедушка по
матери. Ты знаешь меня. Я Барон Владимир Харконнен".
"Ты... ты умер!" - выдавила она.
"Ну, конечно, моя милая.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11