Орик ничего не знал о нем — только то, что мясо у этого создания тверже всего, во что медведю до сих пор доводилось запускать зубы. При свете фонарей, принесенных горожанами, Орик обнюхал растерзанное тело. Оно издавало маслянистый запах — так пахнут не сухопутные звери, а скорее рыбы.
Осмотрев клубки разодранных мускулов, Орик заметил какие-то волокна, похожие на тонкие белые нити. Но лицо, если бы не тяжелые челюсти и острые зубы, было бы совсем человеческим, даже мальчишеским.
Орик не знал, что это за чудище, но те двое знали. Орик посмотрел на северную дорогу, ведущую в густой лес Койлл Сидх, по которой они убежали. Придут завоеватели, и неизвестным понадобится помощь. Орик решил пойти вслед за ними, как только вернется Галлен.
Медведь взглянул на небо и сияющие на нем луны, недоумевая, что могло так задержать его друга.
3
За час до рассвета Галлен завел кобылу под навес у дома Симуса О'Коннора. Дом был развесистым дубом, и сухие листья на его ветвях шуршали на ветру при свете звезд. Рядом росли другие дома-дубы, посаженные много поколений назад, и деревня, где проживало несколько семей О'Конноров, напоминала скорее рощу. Здесь, в пустынной местности, безопаснее было жить такими вот кущами, хотя и представляющими угрозу в случае пожара. Все подобные поселения со временем сгорали.
Когда Галлен подъехал к дому, к нему устремился сторожевой филин с криком «Кто идет?» Галлен назвался, опасаясь, как бы птица не вцепилась в него когтями. В окошке О'Конноров теплилась свеча, свидетельствуя о том, что Бидди, жена Симуса, ждет мужа. Дела у Симуса обстояли плохо. Он уже не кричал в бреду и не отвечал на вопросы.
Галлен сполз с седла, позвал на помощь и поволок Симуса в дом. Бидди отперла дверь, Симуса уложили на крепкий кухонный стол; все семеро детей проснулись и окружили его. Из соседних домов сбежались братья, дядья, тетки и кузены. Дом кишел плачущими ребятишками, они толпились вокруг Симуса, теребили его, вытирая сопливые носы о его рукав.
Бидди послала старшую дочку Клэр за священником, а сын Патрик побежал за доктором. Галлен наблюдал за ним — парень отнюдь не спешил. Патрик походил на отца, но еще не вышел из щенячьего возраста и был долговяз и неуклюж. В графстве поговаривали, что он буян и выпивоха и мать его не опечалится, когда он покинет дом.
Симус очнулся и позвал Бидди, но не узнал ее. Пришел доктор и осмотрел его раны — резаную вдоль ребер и ссадину на голове, которая опухла и воспалилась; по-видимому, в одной из костей черепа была трещина.
Священник, отец Брайан, доводившийся Галле — ну троюродным братом с материнской стороны, дал Симусу отпущение грехов, пока доктор обмывал голову раненого холодной водой из колодца.
Галлен описал, как было дело, но не до конца — сказал лишь, что подоспел какой-то проезжий и распугал разбойников. Он побоялся признаться, что этот проезжий был сидхом. Чем объяснить, что его выручил один из приспешников сатаны?
Галлен сидел на табуретке, стиснув голову руками, полный страха, что Симус умрет. Сцена боя без конца прокручивалась у него в уме, и Галлен спрашивал себя, нельзя ли было добиться лучшего исхода. Ему вспоминался тот миг, когда на дорогу соскочил первый грабитель, махнув белой тряпкой, чтобы напугать лошадь: надо было тогда же выхватить нож. Но Галлен не сделал этого, желая сначала взвесить силы врага, оценить свои шансы на победу. Если бы он выхватил ножи сразу, если бы атаковал разбойников, не дав им сомкнуть ряды, его положение стало бы более выгодным. Галлен вновь и вновь переживал случившееся и через час пришел к выводу, что мог бы победить. Мог бы убить всех девятерых бандитов и благополучно доставить Симуса домой.
Не выходил из головы и сидх. Тогда ночью, в горах, когда все кружилось перед глазами, Галлен не сомневался в том, что видит, но теперь, в теплом доме, где суетились люди, видение сияющего лавандовым светом лица казалось Галлену небывалым, невозможным. Не мог он такого видеть.
Перед самым рассветом Симус погрузился в глубокий, беспокойный сон, от которого люди редко пробуждаются. В глаза Галлену словно песку насыпали, и веки отяжелели. Ему даже стало казаться, будто он уже спит — тело его потеряло чувствительность к прикосновениям, теплу и холоду.
Бидди заварила шиповник, подсластила отвар медом, и доктор влил этот напиток в горло Симусу. Галлен, зевая, наблюдал за этим издали.
Отец Брайан, величественный в своем черном одеянии, увидел лицо Галлена и был поражен. Подойдя к молодому человеку, он тихо сказал:
— Скверный у тебя вид, сын мой. Похоже, ты вконец пал духом? — Галлен не ответил. — Не пойти ли нам прогуляться? Тебе не помешало бы размять кости.
— Нет, — помотал головой Галлен. Ему казалось, что он совершит предательство, оставив Симуса. Нужно дождаться конца, быть рядом, если Симус умрет.
— Здесь от тебя никакой пользы нет, — настаивал отец Брайан. — Не от тебя зависит, выживет Симус, умрет или сделается идиотом.
Священник взял Галлена за руку и вывел его в предутренний мир. Над зелеными драмлинами всходило розовое солнце. Рассветный туман, уходя из низин, полз вверх по склонам множеством бледных пауков. Над полями хрипло каркали вороны. Отец Брайан повел Галлена за амбар О'Конноров к заросшему тростником пруду. При их приближении несколько бекасов поднялись в воздух и пролетели с пронзительным криком над головой Галлена. С водной глади взлетела пара уток. Священник сел вместе с Галленом на выбеленное солнцем бревно.
— А теперь, — сказал он, скрестив руки, — выкладывай все. Исповедуйся мне.
Галлену чудно было исповедоваться кузену. Брайану всего двадцать пять, он еще и бороду-то не успел отпустить. И все-таки он священник.
— Прости меня, отец, ибо я согрешил, — сказал Галлен.
— Когда ты исповедовался в последний раз? — спросил отец Брайан, складывая вместе кончики пальцев.
— Год назад.
— Так давно? — поднял брови священник. — Сколько же человек ты убил за это время?
Галлен на миг задумался, прибавляя к общему числу тех, что убил ночью.
— Тринадцать.
— Видно, дела у тебя идут не столь бойко, как раньше. Убийство — прискорбный поступок, смертный грех в некоторых обстоятельствах. Полагаю, все они были злодеями с большой дороги?
— Да.
Отец Брайан снова скрестил руки.
— Хмм. А сколько добычи ты взял с убитых?
Галлену пришлось подумать — он не вел учета.
— Ну, если считать обувь, одежду и оружие, которые я продал, получится что-то около ста фунтов.
— Так много? — удивленно присвистнул отец Брайан. — Неплохо поживился. — Пораздумав немного, он решил: — Прочтешь «Аве Мария» за каждого убитого тобой. Этого хватит. И, конечно же, я был бы тебе благодарен, если бы ты уплатил церкви пеню.
— Десять фунтов? — с бьющимся сердцем предложил Галлен. Деньги он давно потратил. Хотя зарабатывал он много, ему приходилось платить за еду, за ночлег в гостиницах — мало ли расходов.
— Каково тебе будет, если случится умереть с пятном на совести? Бог привел этих злодеев в твои руки, и будет только честно, если ты как-то выкажешь ему свою благодарность.
— Но десять фунтов…
— Не сокрушайся. Ты заработаешь больше за какую-нибудь пару поездок.
Галлен неохотно кивнул, думая о том, сколько могло остаться в карманах у Пэдди и остальных. Отец Брайан устремил на него острый взгляд:
— В чем еще ты хочешь покаяться?
— В том, что случилось прошлой ночью. Я много думал и почти уверился в том, что мог бы избавить Симуса от того удара по голове.
— А-а, — задумчиво сказал отец Брайан. — Вот почему у тебя был такой убитый вид. Я так и полагал. Ты никогда еще не терял клиента. Почему же ты думаешь, что мог бы спасти Симуса? Ты же сказал, что разбойников было девять? Как же ты мог бы их одолеть?
— Я был в хорошей позиции, когда они только напали на нас. Я знал, чего они хотят, и все-таки посоветовал Симусу отдать им кошелек. Я…
— Почему же ты так поступил? Ведь ты не трус. Я никогда не слышал, чтобы тебя так называли. Подумай как следует и скажи мне правду.
Галлен задумался, вспоминая тех, кто окружил его на дороге, больших бородатых мужиков, свихнувшихся без работы, вооруженных кухонными ножами и единственным древним мечом, ржавчина на котором видна была даже в темноте.
— Я не хотел с ними драться. Это были неудачливые фермеры, не привыкшие убивать. Двое были совсем мальчишки.
Галлену вспомнились двое неизвестных, нанявшие его ночью в гостинице Мэхони. Вот тот человек с двумя мечами поверх плаща определенно был опытным воином. Галлен видел это по его осанке, по тому, как он прошел через комнату, ни разу не задев оружием за скамьи. Настороженная повадка показывала, что война для этого человека — образ жизни. Галлен уже сражался с такими — с рубаками из Дарнота, после войны вышедшими на большую дорогу. С ними он дрался охотно, хотя они бывали опаснее раненого вепря.
— Ты, значит, пожалел разбойников, — сказал отец Брайан. — То же проповедовал и Христос, завещая нам быть милосердными к братьям нашим — но лишь тогда, когда они раскаиваются. Те, что напали на тебя ночью, милосердия не заслуживали. Они не давали тебе пощады и не ожидали ее от тебя. Вот если бы уцелевшие покаялись, обратились ко Христу и попросили у тебя прощения, тебе было бы вполне уместно простить их и принять, как братьев своих во Христе. В таких обстоятельствах твои чувства принесли бы тебе только честь.
— Я знаю, — ответил Галлен. Видно было, что отец Брайан не хочет порицать его слишком сурово, хочет лишь представить ему все в истинном свете. По правде говоря, Галлен слишком устал, чтобы спорить или особенно задумываться. Ему хотелось одного — спать.
— Что ж, возможно, Симус пострадал из-за того, что ты колебался, а возможно, и нет. Наверняка этого знать нельзя. Вот что. Я хочу, чтобы ты дал мне обет. Обещай Богу, что, если твое сердце загорится желанием кому-то помочь, ты не станешь впредь колебаться.
Галлен посмотрел на отца Брайана, и в уме у него эхом отдались слова сидха: «Я заставлю тебя отчитаться за каждую клятву, которую ты принесешь в этот день». От восходящего солнца вдруг повеяло холодом. Галлен встал и взглянул, как ползут по холмам белые пауки тумана. Вдалеке блеяли овцы, и ни звука больше не было в пустом и тихом мире. Сидх точно стоял рядом, поднеся к уху ладонь, чтобы лучше расслышать клятву. Галлен был уверен, что сидх откуда-то знал о клятве, которую его, Галлена, заставят дать, поэтому и предупредил, что дело это серьезное. Кому же Галлен даст обет — Богу или сидху? Приносить клятву волшебному существу было бы грехом. «Ворожеи в живых не оставляй», — сказано в Библии, что же говорить о сидхе, воплощении колдовских сил? Не мог Галлен принести такому обет.
— Ну так как, — спросил отец Брайан, не ведающий о терзаниях Галлена, — согласен ты дать такую клятву?
— Согласен. Клянусь перед Богом: если когда-нибудь впредь мое сердце загорится желанием помочь другому, я не стану колебаться. — Как только Галлен произнес эти слова, какая-то ворона с карканьем взвилась вверх и полетела за холмы, точно понесла весть. Хотелось бы Галлену знать, могут ли сидхи превращаться в птиц?
— Ну а теперь, — сказал отец Брайан, — пока еще солнышко поднялось не слишком высоко, не пойти ли нам с тобой на дорогу да не обыскать ли этих разбойников? Может, и наберем часть пени, которую ты обещал церкви.
Галлен неохотно согласился. Он не ожидал большой поживы от этих мертвецов, и было как-то жутковато обыскивать их в обществе священника. Но если они не поторопятся, какой-нибудь ранний путник опередит их.
Они направились по дороге через горы. Дойдя до места засады, они обнаружили там Симусова сына Патрика. Он уже разложил мертвецов в ряд, точно куропаток, и обшаривал их, ища кошельки и прочие ценности. Завидев Галлена со священником, он еще пуще заторопился, стремясь побыстрее забрать поживу и удрать с ней.
Галлен приостановился и оглядел всю картину. Он знал, что ночью убил троих, однако трупов было четыре. Кто-то из раненых скончался на месте от потери крови. Все четверо выглядели маленькими и безобидными, когда вот так лежали на земле, в поношенной одежде из грубой шерсти.
Пока Патрик и отец Брайан искали деньги и ценности, Галлен осматривал место битвы, читая следы на мягкой земле. Восемь грабителей происходили из графства Обхианн — Галлен видел это по закругленным носкам сапог, какие носили на севере, — но девятый, возможно, был здешний, потому что ходил в остроносых сапогах на мягкой подошве. Обе подметки у него протерлись до дыр, поэтому его следы легко было отличить от других. Галлен нашел место, где здешний житель спустился из кустов на дорогу, и попытался вспомнить его лицо. Следы показывали, что местный так ни разу и не ввязался в драку, а держался позади.
Что до сидха, то Галлен нашел и его следы. Сидх носил сапоги с крепкими каблуками и оставил в грязи отпечатки, похожие на полумесяцы.
Галлен вернулся к священнику и Патрику. Они заканчивали свою работу, проверяя, не спрятали ли воры чего в сапогах. Священник ворчал, стаскивая изношенный сапог с Пэдди. Патрик, который щадил лишь свои усилия, но не чужую собственность, вынул нож и начал резать второй сапог. Отец Брайан обругал парня, сказав, что эти сапоги еще носить и носить и можно отдать их бедным.
Тут Галлен приметил, что у самого Патрика на ногах остроносые сапоги с дырявыми подметками и на одном носке кровавое пятно. И при свете дня в рыжей щетине Патрика, пониже правого уха, стал виден след от сажи.
Отец Брайан наконец стянул сапог, и из него выкатились две серебряные монеты.
— Ну вы, стервятники, — усмехнулся Галлен. — Много ли нашли на этих несчастных? Есть у них мясо на костях?
— Три фунта, два шиллинга, — сказал священник. — Невелика пожива.
— Ну уж не знаю. Для меня это много. Три фунта? Да я бы за эти деньги всю ночь просидел бы на холоде с шайкой разбойников, чтобы указать им своего родного отца, когда он поедет по дороге. За три фунта я продал бы хоть кого. Что скажешь, Патрик?
Мальчишка растерянно поднял глаза, напуганный угрозой в голосе Галлена, но не ответил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42