Наверное, чтобы быть законником, все-таки мало иметь костюм. По-видимому, нужен еще и чемоданчик, а такового у Мюррея при себе не оказалось. Поэтому полиция арестовала и Мюррея, тоже как соучастника, за то, что он помогал соучастнице выдавать себя за ту, кем она и была на самом деле.
Затем полицейские пожелали узнать, чьими трупами усеяно все вокруг, и нам было нелегко так вот, с ходу, объяснить им, что к чему. Всех нас согнали в парадную прихожую возле большой лестницы, и тут вдруг сверху раздался вопль, от которого мы застыли, вконец ошеломленные и сбитые с толку.
Потом мы задрали головы и увидели Тайрона Тен Эйка. Шатаясь и держась за перила, он маячил на верхней площадке лестницы. Он как-то сумел освободиться от веревок и опять раздобыть себе оружие — на этот раз громадную старую ржавую шпагу. Потрясая ею над головой, он скатился по лестнице и набросился на нас.
Что там говорил Роу, мой учитель фехтования? «Если на вас нападут со шпагами, ложитесь и помирайте».
Эх!
Злодей пер на нас, как волк на стадо овец. Он дико сверкал глазами, рычал и размахивал шпагой. Врезавшись в гущу нашего стада, Тен Эйк пронесся сквозь него и вылетел из дома через парадную дверь. Полдюжины полицейских и трое пленников так и остались стоять, хлопая глазами и разинув рты.
Вдруг с улицы донеслись резкие трескучие выстрелы: бах! бах! тра-та-та! Потом наступила тишина.
Анджела сказала — с таким видом, будто кто-то пытался разыграть ее:
— Но разве можно стрелять из шпаги?
Мы все смотрели на нее, пока не открылась парадная дверь и в дом не ввалился один из полицейских, дежуривших на улице. Вид у него был не менее испуганный и растерянный, чем у всех остальных. В правой руке он держал пистолет.
— Ну, короче, — сказал полицейский, будто продолжая давно начатое повествование, — стою я, и вдруг этот верзила бросается на меня со шпагой. Даже крикнуть «Стой» — и то времени не было, пришлось стрелять. Он знай себе бежит, ну, я знай себе стреляю. Вон он, лежит там. Мертвый, наверное.
— Вы выполнили свой долг, Салаган, — сказал ему старший наряда.
— Ну… — ответил Салаган с рассудительностью сумасшедшего, — он бежал слишком быстро, я не успел предупредить его, что вооружен.
— Все в порядке, Салаган, — заверил его командир. — Не волнуйтесь.
— Ну… я и опомниться не успел, как он напал на меня, вот и пришлось стрелять.
Предводитель легавых сказал одному из своих подчиненных:
— Отведите Салагана в машину, — потом он огляделся и добавил: — Пожалуй, и нам пора. А утром разберемся во всей этой путанице.
Тут Анджела потребовала, чтобы ее отцу оказали первую помощь. Старик был в отключке и не ведал, как ему повезло. Полицейский пообещал тотчас вызвать «скорую» и отвезти его в больницу. Ну а всех остальных отправили в город, в окружную кутузку. Когда мы прибыли туда, обнаружилось, что мои гражданские права взяли отгул до утра.
— Даже Бенедикту Арнольду дали бы один раз позвонить по телефону, — заявил я сонному сержанту за конторкой.
— Утром, — тупо ответил он.
— Ну-ну, посмотрим, что на это скажет Верховный суд, — пробормотал я.
— Кого вы хотите разбудить в такой час? — спросил меня сержант.
— ФБР.
— Вам что, полиции мало? — невозмутимо проговорил он.
— А мне нужно ФБР, — ответил я. — Чтобы был уже полный набор.
Они заперли нас в разные камеры, и Мюррей, гаденыш, тотчас завалился спать.
32
А потом мало-помалу отрубился и я. Федики (их было шестеро: Ф, X, Ц, Ч, Ш и Щ) прибыли в воскресенье утром, объяснили местным легавым, что к чему, и взяли меня в оборот. Расспросы кончились только под вечер. Когда я вышел из участка, Анджела и Мюррей ждали меня, чтобы отвезти домой. По такому случаю Мюррей взял напрокат новенький красный «форд» (у истинных нью-йоркеров, таких, как Мюррей, никогда не бывает своих машин, как бы ни были они зажиточны и изнежены).
Впоследствии я узнал из газет кое-какие подробности. Например, в багажнике «кадиллака» Тен Эйка нашли сто семьдесят пять тысяч долларов — все, что осталось после ограбления банка. Джека Армстронга и Льюиса Лаботски схватили в воскресенье днем, а заминированный грузовик нашли и обезвредили.
(Кстати, в газетных статейках человек по имени Юджин Рэксфорд был представлен эдакой таинственной, загадочной, темной и противоречивой личностью. Похоже, никто ничего про меня не знал, за исключением того обстоятельства, что я оказался блистательным тайным агентом, ведущим двойную, если не тройную, жизнь, чем-то вроде злого гения международного шпионажа, рыцарем плаща, кинжала и пистолета с глушителем, князем глухих закоулков Будапешта. Одна газета даже просила меня написать несколько статей о моей работе в контрразведке, а какой-то издатель книг в бумажных обложках посулил мне на удивление высокий гонорар, если я соглашусь создать ряд романов — на основе подлинных событий из моей жизни, разумеется — о великом шпионе и двойном агенте. Вместо романов я предложил им несколько своих памфлетов: «Что такое СБГН», «Пацифистская армия», «Как Ганди шел к мировой революции». Издателей это не заинтересовало.)
В понедельник днем ко мне в гости пожаловал П (вы его помните, именно он и воспитал из меня лазутчика). С ним были двое незнакомцев (назовем их, пожалуй, Твердый знак и Ы). П представил их мне как работников ФБР. Все трое долго поздравляли меня с успешно выполненным заданием и выражали сожаление по поводу того, что мы, вероятно, уже никогда не узнаем, кто нанял Тайрона Тен Эйка и кого он хотел устранить. Затем Твердый знак твердо заверил меня, что впредь ФБР больше не будет следить за мной, читать мою почту, прослушивать телефон и выносить мусор, поскольку я доказал свою благонадежность и приверженность гражданскому долгу.
— Думаю, после всего, что вам довелось пережить, ваше мировоззрение очистилось от этой шелухи, — подвел итог Твердый знак.
— Надо полагать, — неуклюже соврал я, потому что мне не хотелось вступать в прения. Я знал, что уже через неделю ФБР опять начнет шпионить за мной. (Так и случилось. Они потом качали головами и уверяли друг друга, что я — законченный псих.)
Ну а главным итогом всей этой истории стало вот что. Если прежде я едва трепыхался и вел свою работу без души, то теперь моя миротворческая деятельность заблистала всеми гранями. После той ночи в обществе Тайрона Тен Эйка в окрестностях Тарритауна я открыл для себя смысл жизни, проникся чувством долга перед обществом и сознанием необходимости бороться за равенство для всех.
Только дурак может думать, что, если он один раз оступился и изменил своей приверженности милосердию, значит, милосердие как таковое — штука бесполезная и не может служить началом всех начал. Я низко пал, поддавшись злым чарам искусителя, Тайрона Тен Эйка, но теперь снова твердо стою на ногах и надеюсь, когда-нибудь мне удастся возместить ущерб, причиненный моим отступничеством.
Анджела очень помогает мне. Иногда мы вспоминаем случившееся, когда она чинит мой печатный станок или везет меня в своем «мерседесе» на какую-нибудь мирную демонстрацию. Она призналась мне, что была рада, когда я напал на ее брата. Оказывается, она была в восторге и даже подбадривала меня возгласами, которых я, правда, не слышал в пылу борьбы. Короче, все медленно, но верно возвращается на круги своя.
Человек по природе своей жесток, но лишь потому, что он — наполовину животное. Однако пришла пора покончить с жестокостью. И если это необходимо, стало быть, это возможно.
Ну, ладно, довольно. Во вторник утром, в одиннадцать часов, здание ООН, понятное дело, не взорвалось. Никакого заминированного грузовика возле него и в помине не было. Но зато были мы с Анджелой. Мы вышагивали туда-сюда перед главным входом с лозунгами в руках, пока не появились полицейские. Они отобрали лозунги, затолкали нас на заднее сиденье патрульной машины и отвезли в участок, чтобы взять под стражу за пикетирование без разрешения городских властей.
Думаю, вы и сами знаете, что было начертано на наших лозунгах.
«Бомбы — вне закона» — вот что.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27