Он притворился обиженным.
– Что это за чертовщина?
Я заговорил так быстро, как только мог:
– Вы покупаете вещи. У меня есть друг, он тоже полицейский. При нашем положении мы можем попасть в Нью-Йорке в любое место, куда вы захотите, и достать для вас все, что вы хотите. Вы просто скажете нам, что вам нужно, за что вы уплатите два миллиона долларов – и мы достанем это.
Покачивая головой и делая вид, что он говорит больше себе, чем мне, Вигано произнес:
– Не могу поверить, что какой-нибудь окружной прокурор мог оказаться настолько глуп. Эту чепуху вы придумали сами.
– Разумеется, – подтвердил я. – И каким образом она может повредить вам? Ваши мальчики обыскали меня по пути сюда, у меня нет магнитофона, а если бы и был, то он выдал бы меня. Я не настолько сумасшедший, чтобы просто передать вам необходимое и ожидать, что получу тут же два миллиона наличными, поэтому нам придется разработать условия, надежные методы, а это означает, что вас вряд ли сцапают за укрывательство краденых товаров.
Теперь он внимательно изучал меня, пытаясь понять, кто я.
– Вы хотите сказать, что действительно предлагаете украсть что-нибудь – все, что я захочу?
– То, за что вы заплатите два миллиона, – подтвердил я. – И то, что нам по силам: я не собираюсь красть для вас самолет.
– У меня есть самолет, – сказал он и, отвернувшись от меня, посмотрел на кегли, установленные в дальнем конце дорожки.
Вигано задумался. Я чувствовал, что сказал не все, не объяснил нужным образом, но в то же время понимал, что лучше всего сейчас держать язык за зубами и дать ему подумать самому.
Через некоторое время он решительно кивнул, посмотрел на меня своими устрашающими глазами и сказал:
– Ценные бумаги.
Эта фраза не сразу дошла до меня. Единственное, о чем я мог подумать, это о протоколах в нашем участке и в полицейском управлении. Я переспросил:
– Ценные бумаги?
– Долгосрочные казначейские обязательства, – пояснил он, – облигации на предъявителя. И ничего другого. Можете вы это устроить?
– Вы имеете в виду Уолл-стрит, наверное? – спросил я.
– Разумеется, Уолл-стрит. Вы знаете кого-нибудь в маклерской конторе?
А я-то думал, что нам не придется выходить за пределы нашего полицейского района, где мы знали все ходы и выходы.
– Нет, никого, – ответил я. – А это необходимо?
Вигано пожал плечами и махнул рукой. Руки у него были удивительно большие и плоские.
– Мы заменим номера, – сказал он. – Только не приносите бумаг с именами.
– Не понимаю…
Он раздраженно засопел.
– Если на сертификате есть фамилия владельца, то мне он не нужен. Только те бумаги, на которых написано «Уплатить предъявителю».
– Вы сказали – долгосрочные казначейские обязательства?
– Правильно. Они или любые другие виды облигаций на предъявителя.
Меня это заинтересовало само по себе, помимо вопроса о краже. Я никогда не слыхал об облигациях на предъявителя.
– Вы хотите сказать, что это другой вид денег?
– Это и есть деньги, – проворчал с улыбочкой Вигано. Мне стало хорошо при этой мысли, совсем как в квартире той богатой женщины в западной части Центрального парка.
– Деньги богатых людей…
Вигано ухмыльнулся. Мне кажется, мы оба были удивлены тем, как хорошо понимаем друг друга.
– Правильно, – подтвердил он. – Деньги богачей.
– И вы купите их у нас…
– По двадцать центов за доллар.
– Одна пятая? – Меня это ошарашило. Он пожал плечами.
– Я даю вам хорошую цену, потому что вы собираетесь украсть оптом. Обычно это стоит десять центов за доллар. Я-то имел в виду, что процент низкий, а не высокий.
– Если они оплачиваются предъявителю, то почему бы мне не продать их самому?
– Вы не знаете, как менять номера, – объяснил Вигано. – И у вас нет контактов, чтобы вернуть бумаги на законный рынок.
Он был прав по обоим пунктам.
– Хорошо, – уступил я. – Значит, нам придется взять их на десять миллионов, чтобы получить два миллиона от вас.
– Ничего слишком крупного, – сказал он. – Ни одна бумага не должна быть стоимостью свыше ста тысяч долларов.
– А насколько крупными они бывают? – спросил я. От всего этого у меня начала кружиться голова.
– Долгосрочные казначейские обязательства США выпускаются на сумму до одного миллиона. Но их невозможно разменять.
Я пришел в благовейный ужас и не смог этого скрыть.
– Миллион долларов… – прошептал я.
– Берите мелкие бумаги, – подчеркнул Вигано. – Сто тысяч и меньше.
Сто тысяч долларов были для него мелочью. Я чувствовал, как мои мысли начинают вращаться вокруг этой точки зрения, и получал величайшее удовольствие…
Вигано следил за моей реакцией.
– Теперь до вас дошла идея? – спросил он.
– Да, – подтвердил я. – Облигации на предъявителя, не крупнее, чем сто тысяч долларов.
– Правильно.
– А теперь, – сказал я, – насчет оплаты.
– Вначале добудьте бумаги, – возразил он.
– Дайте мне номер телефона. Того, который не прослушивается.
– Дайте мне свой номер, – сказал Вигано.
– Не выйдет. Я уже говорил, что не хочу, чтобы вы знали, кто я. Кроме того, моя жена в этом не участвует.
Он посмотрел на меня с удивленной ухмылкой.
– Ваша жена в этом не участвует, – повторил он. Ухмылка стала шире, Вигано громко рассмеялся. – Ваша жена в этом не участвует! Вот тут-то я поверил, что вы говорите всерьез.
Он заставил меня почувствовать себя дураком, и я не был даже уверен почему. Сердито, но стараясь не показать этого, я сказал:
– Я говорю серьезно.
Вигано опять нахмурился. Потянувшись к карточному столику, он взял шариковый карандаш и маленький блокнот для заметок. Потом протянул их мне, сказав:
– Вот. Я дам вам номер, запишите сами.
Он не хотел приложить руку даже к телефонному номеру… Я взял карандаш и блокнот и замер в ожидании.
– Это в Манхэттене, – продолжал Вигано. – Шесть, девять, один, девять, десять, семь, ноль.
Я записал.
– Вы наберете этот номер в Манхэттене; не звоните из другого района и тем более из другого города. Вы спросите: «Артур на месте?» Вам ответят: «Нет». Вы будете звонить из телефона-автомата или из любого другого места, в надежности которого уверены. Оставите свой номер. Артур позвонит вам. Вы услышите меня в течение пятнадцати минут. Если не услышите, значит, меня нет в городе, попытайтесь еще раз, позднее.
Я кивнул в знак согласия.
– Хорошо.
– Когда вы позвоните, – сказал он, – вы скажете, что вас зовут мистер Копп. К-о-п-п.
– Это легко запомнить.
– Но не звоните по мелочам, – продолжал Вигано. – Вы делаете дело – или не делаете. Если вы возьмете на Уолл-стрит на десять миллионов ценных бумаг, я прочитаю об этом в газете. Если же получу извещение об этом от вас, то не отвечу.
– Конечно, – усмехнулся я. – Нас это устраивает.
– Разумно с вашей стороны, – сказал он и снова поднял свой пивной стакан. Мне он пива не предложил.
Он явно хотел, чтобы разговор закончился, поэтому я поднялся.
– Вы услышите обо мне, – пообещал я. Я знал, что это бравада и на гангстера она не произведет впечатления, но все же произнес эти слова.
Он пожал плечами. Я его больше не интересовал.
– Прекрасно.

Вигано

Вигано следил за тем, как посетитель уходит с сопровождающими. Он подождал полминуты, размышляя и потягивая «Мичелоб», а затем нажал кнопку интеркома на столе. В комнату вошел Марти.
– Да, сэр?
Вигано повернулся к нему.
– Парень, который сейчас уходит от меня… – сказал он. – Мне нужна его фамилия и адрес, и где работает.
– Да, сэр, – Марти вышел.
Из затеи с ценными бумагами, вероятно, ничего не получится. Но на тот случай, если все же что-нибудь да выйдет, Вигано хотел, чтобы его поручение было выполнено. Именно в деталях, думал он, заключается различие между победителем и дураком.
Он встал, выбрал шар и бросил его.

Джо

Когда Том и я обсуждали идею о мафии, один пункт, на котором мы сразу же согласились, заключался в том, что если гангстеры узнают, кто мы такие, ничего путного у нас не выйдет. Так что либо мы сможем встретиться с Вигано и остаться нераспознанными, либо придется отбросить эту идею и придумать что-нибудь другое.
Мы приняли как само собой разумеющееся, что Вигано пошлет кого-нибудь следить за Томом после их разговора. Необходимо было избавить Тома от слежки.
Последний поезд из Ред Бэнк на станцию Пенн в Нью-Йорке приходит в 00.40. На этом поезде людей немного, особенно в буднюю ночь, поэтому мы его и выбрали. Кроме того, со станции Пенн вела только одна лестница.
Я был в форме и явился на станцию за пятнадцать минут. Мы репетировали это три раза, и поезд ни разу не пришел раньше срока, но страховка всегда необходима. Встал я наверху лестницы.
Мне подумалось, что впервые в жизни я надел форму, не будучи на работе. Я никогда не был влюблен в свою работу. Единственная причина, по которой я оказался в полиции, заключалась в том, что армии не нужны были водители танков в тот день, когда закончилась начальная подготовка и меня отправили в часть. Мне предлагали стать поваром, военным полицейским, кем-то еще, я забыл кем. В тот день набирали также санитаров и писарей, но результаты проверки показали, что я не гожусь для этой работы. Я хотел водить танк, а стал военным полицейским.
Я был им полтора года, одиннадцать месяцев из этого срока служил в жилом районе Фогельвех возле Кайзерлаутерна, Западная Германия. Мне это понравилось. Приятно было носить на бедре пистолет 45-го калибра, стрелять по мишеням, ездить по городу в джипе и не давать белым солдатам избивать черных солдат. Раньше, до призыва, у меня вообще не было никакой работы, я хочу сказать – ничего, к чему мне бы хотелось вернуться. Поэтому когда я демобилизовался из армии, вопрос заключался в том, чем я буду зарабатывать себе на жизнь, и ответ был прост и ясен. Делать то же, что и раньше. Цвет формы поменялся с коричневого на голубой, а оружие – с автоматического пистолета 45-го калибра на револьвер 38-го калибра, и еще пришлось стать чуточку осторожнее в обращении с людьми, но в остальном это была почти такая же работа.
Я услышал, как подошел поезд – там, внизу. Я стоял на лестнице, сбоку, и смотрел вниз. Ступеньки были бетонные и достаточно широкие, чтобы по ним прошли в ряд три человека, а по обеим сторонам были стены, выложенные янтарными плитками.
Том подошел к ступенькам первый, как и предполагалось. Если бы я уже не видел его в маскировке, то сейчас не узнал бы. Цвет и длина волос у парика были другие, чем собственные Тома, и казалось, что они изменили все очертания головы. А усы делали его намного моложе, очки же в роговой оправе значительно изменили глаза, и он был похож на бухгалтера…
Что касается меня, то моей главной маскировкой была форма. Люди редко видят за ней реального человека. Единственной дополнительной деталью были длинные усы, как у шерифа в вестерне, я нацепил их скорее для шика, чем по необходимости.
За Томом шло с десяток пассажиров, и было совсем нетрудно узнать среди них людей Вигано. Их было трое – громилы с суровыми, гранитными лицами.
Том быстро поднимался по лестнице, шагая через две-три ступеньки. Следившие за ним смешались с толпой, а она двигалась медленнее: когда Том поднялся наверх, ближайший из пассажиров находился на восемь ступенек ниже него.
Том прошел мимо, не посмотрев на меня, как и было условлено. Он прошел, и я немедленно сделал шаг вперед и блокировал лестницу. Привычным властным жестом подняв обе руки, я сказал:
– Подождите минутку. Постойте здесь.
По инерции они прошли еще несколько ступенек, но затем остановились, глядя на меня. Люди повинуются мундиру. Я увидел, как двое из посланных Вигано проталкиваются мимо других пассажиров ко мне, а третий возвращается вниз по лестнице – вероятно, чтобы поискать другой путь наверх. Но его-то и не было на этой платформе.
Все они толпились на лестнице – десять человек, сбившихся в плотную кучу. Нью-йоркцы привычны к подобным вещам, поэтому особых протестов не звучало. Один из людей Вигано протиснулся вперед и смотрел мимо меня на спину уходящего Тома. Он раздраженно хмурился, но старался говорить безразличным тоном, когда обратился ко мне:
– В чем дело, офицер?
– Всего на одну минуту, – сказал я.
Глаза громилы неотступно следили за Томом, и я мог угадать по выражению его лица, когда Том свернул за угол. Но я продолжал удерживать всех их, пока медленно не сосчитал до тридцати. Третий громила появился у подножия лестницы и затрусил вверх с очень недовольным видом.
Я отошел в сторону медленно и небрежно.
– Хорошо, – сказал я. – Идите.
Все ринулись вперед, причем люди Вигано почти бежали. Я смотрел, как они удаляются, и знал, что напрасно тратят время. Мы достаточно потренировались, Том и я, и подсчитали, сколько потребуется времени, чтобы дойти до ближайшего выхода, где стояла его машина со специальным полицейским пропуском на солнечном козырьке. К этому времени Том, вероятно, уже сворачивал на Девятую авеню.
Я побрел в другую сторону.

Глава 5

Тому и Джо не удавалось всегда работать в одни часы, так что прошло три дня, прежде чем они смогли поговорить о визите к Вигано. Однако Джо был слишком утомлен и плохо соображал. Ему, из-за временной нехватки полицейских, пришлось отработать две смены, шестнадцать часов подряд, и теперь хотелось только поскорее лечь в постель.
Том не сразу заметил, в каком состоянии Джо. Они вместе сели в машину, и Том бегло пересказал разговор с Вигано. Джо никак не отреагировал, главным образом потому, что почти не слушал. Том пытался разжечь в нем интерес, говоря все громче и быстрее:
– Это просто. Что такое облигации? Всего лишь листки бумаги. – Он мельком взглянул на Джо. – Джо?
– Листки бумаги, – согласно кивнул Джо.
– А самое главное, – продолжал Том, – что мы в состоянии сделать это. – Он еще раз посмотрел на Джо, уже немного обиженно. – Джо, ты слушаешь?
Джо поерзал на своем месте, вяло ответил:
– Ради бога, оставь меня, – простонал он, – я едва стою на ногах.
– Ты не стоишь на ногах.
Джо был слишком усталым, чтобы шутить.
– Я был на ногах. Две смены.
– Если ты выслушаешь меня, – сказал Том, – то сможешь сказать «прощай» всему этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15