Они мне там так и говорили, чтобы все, чего он требует, выполнялось. Но это никому не сулит ничего хорошего, помяните мои слова, мисс Друзилла.
Я приняла соответствующее выражение заинтересованности, поскольку жаждала от нее продолжения истории.
— Вас выпустили в сад при доме священника. Вы медленно ходили по саду, вам это очень нравилось. Вас не должны были оставлять одну. Это все Мэй Хигтс, вертихвостка. Понимаете, она любила малышей… но в то же время она обхаживала этого Джима Феллингса, а он как раз проходил мимо. Ну, и она начала хихикать с ним… и не видела, что случилось. А мастер Фабиан, решив быть отцом, увидел вас и понял, что его ребенком будете вы. Поэтому он вас подхватил и взял с собой в Дом.
Миссис Янсон, подбоченясь, посмотрела на меня. Я рассмеялась. Мне эта история показалась очень забавной:
— Продолжайте, миссис Янсон. Что же случилось дальше?
— Мой Бог, хорошенькое было дельце, когда домашние обнаружили ваше исчезновение. Они не могли даже предположить, куда вы делись. Затем леди Харриет прислала за вашим отцом. Бедняга, он был в полном замешательстве. Он взял с собой Мэй Хиггс. Та была вся в слезах, проклиная себя, что было совершенно справедливо. И знаете, я думаю, это было началом разрыва между ней и Джимом Феллингсом. Она обвиняла его. И, представьте, она вышла замуж за Чарли Клея на следующий год.
— Расскажите мне о том, как мой отец пошел в Дом вызволять меня.
— Ну вот, расскажу о буре! Это был один из торнадо. Мастер Фабиан был в ярости и кипел от злости. Он не собирался отказываться от вас. Вы были его ребенком, он нашел вас и собирался быть вашим отцом. Мы все просто онемели от ужаса, когда священник вернулся один. Я спросила его: «Где ребенок?», и он ответил: «Она осталась в Большом Доме, только на день-другой». Потрясенная, я произнесла: «Она ведь еще младенец». «Леди Харриет уверила меня, что за ней будут хорошо присматривать. О ней позаботится няня мисс Лавинии. Ей не причинят вреда. Фабиан пришел в такой гнев при мысли, что его собираются лишить малышки, что леди Харриет подумала, как бы это не навредило ему». «Помяните мои слова, — сказала я, — этот мальчик — хотя он и сын леди Харриет — плохо кончит». Мне безразлично, если это дойдет до леди Харриет. Я должна была это сказать.
— И я в течение двух недель жила в Большом Доме?
— Действительно так и было. Говорят, просто смех было смотреть, как мастер Фабиан ухаживал за вами. Он обычно сам кормил и одевал вас. Он всегда предпочитал грубые игры, а здесь он играл роль матери. Он бы перекормил вас, если бы не Ненни Каффлей. Она сразу же заняла позицию, проявила твердость, и он слушался. Он, видимо, действительно был без ума от вас. Одному Богу известно, как долго это могло продолжаться, рели бы не приехала погостить леди Милбенке со своим юным Ральфом, который был на год старше мастера Фабиана. Он высмеял его и сказал, что это то же самое, что играть в куклы. И то, что эта «кукла» живая, не делало исключения. Это девчачья игра. Ненни Каффлей сказала, что Фабиан был по-настоящему удручен этим. Он не хотел, чтобы вы ушли… но, я полагаю, он думал, что ухаживание за ребенком ляжет пятном на его мужественности.
Я любила эту историю и просила повторять ее много раз.
Почти сразу же после этого инцидента появилась Полли.
Когда бы я ни видела Фабиана — обычно на расстоянии — я украдкой смотрела на него и мысленно видела, как он нежно заботится обо мне. Это было так забавно, что всегда вызывало у меня смех.
Я также воображала, что он смотрит на меня как-то по-особому, хотя он всегда делал вид, что не замечает меня.
Учитывая наше положение в деревне — пастор был на одном уровне с врачом и адвокатом, хотя, конечно, пропасть отделяла его от тех вершин, на которых обитали Фремлинги, — меня, когда я стала старше, время от времени приглашали на чай с мисс Лавинией.
Хотя общение с ней и не доставляло мне удовольствия, сами походы в Дом всегда волновали меня. До этих небольших чаепитий я очень мало что знала о нем. Я видела только холл, потому что один или два раза, когда прием в саду был в разгаре, пошел дождь и нам разрешили спрятаться в Доме. Я всегда буду помнить тот трепет, который я ощутила, поднимаясь по лестнице мимо рыцарских доспехов. В моем воображении они должны были выглядеть в темноте очень пугающими. Я была уверена, что они живые и когда мы поворачиваемся к ним спиной, они смеются над нами.
Лавиния была надменной, властной и очень красивой. Она напоминала мне тигрицу. У нее были рыжевато-коричневые волосы, и в зеленых глазах светились золотистые искры. Ее верхняя губа была узкой, и прекрасные белоснежные зубы слегка выступали вперед; самый кончик ее маленького носа был немного вздернут вверх, что придавало ее лицу пикантность. Но ее гордостью были прекрасные густые вьющиеся волосы. Да, она была очень привлекательной.
Тот первый раз, когда я пошла к ней на чай, сохранился в моей памяти. Меня сопровождала мисс Йорк. Нас встретила мисс Эзертон, и между нею и мисс Йорк сразу же установилось взаимопонимание.
Нас провели в школьную комнату, которая была просторной, с панелями на стенах и решетчатыми окнами, большими стенными шкафами, где, я думаю, находились грифельные доски, карандаши и, возможно, книги. Там был длинный стол, за которым не одно поколение Фремлингов учило уроки.
Лавиния и я рассматривали друг друга с определенной долей враждебности. Перед уходом к ним Полли наставляла меня: «Не забывай, что ты такая же хорошая, как и она. Я считаю, даже лучше». Так что, помня слова Полли, все еще звучащие у меня в ушах, я смотрела на нее, скорее, как на соперника, чем как на друга.
— Мы будем пить чай в классной комнате, — сказала мисс Эзертон, — а затем вы сможете ближе познакомиться друг с другом. — Она заговорщицки улыбнулась мисс Йорк. Было ясно, что этим двоим хотелось бы немножко отдохнуть от забот.
Лавиния провела меня к окну, и мы сели.
— Ты живешь в том ужасном старом доме священника, — сказала она. — Уф!
— Он очень милый, — возразила я.
— Но он не похож на этот.
— Это не мешает ему быть привлекательным. Лавиния выглядела потрясенной тем, что я ей противоречу, и я почувствовала, что наши взаимоотношения не будут такими легкими, как у мисс Йорк и мисс Эзертон, судя по некоторым признакам.
— В какие игры ты играешь? — спросила она.
— О… в игры-загадки с моей няней Полли и мисс Йорк. Иногда мы воображаем себя путешествующими по миру и называем все те места, которые должны проехать.
— Какая глупая игра!
— Она не глупая.
— Нет, глупая, — заявила она, как бы ставя точку в этом инциденте.
Появился чай, который принесла горничная в накрахмаленной наколке и переднике. Лавиния бросилась к столу.
— Не забывай о своей гостье, — сказала мисс Эзертон. — Садитесь сюда, Друзилла.
Были поданы хлеб с маслом и клубничным джемом, а также небольшие кексы, покрытые цветной сахарной глазурью.
Мисс Йорк следила за мной. Сначала надо взять хлеб и масло. Начинать с кексов невежливо. Но Лавиния не соблюдала правила. Она взяла один из кексов. Мисс Эзертон виновато посмотрела на мисс Йорк, которая делала вид, что ничего не замечает. Когда я съела свой кусок хлеба с маслом, я выбрала один из кексов и взяла тот, на котором была голубая сахарная глазурь.
— Это последний кекс с голубой глазурью, — заявила Лавиния. — Я хотела взять его.
— Лавиния! — сказала мисс Эзертон.
Лавиния не обратила на ее слова внимания. Она смотрела на меня, ожидая, что я отдам ей кекс. Помня о наставлениях Полли, я все же этого не сделала, а подумав, взяла его с тарелки и надкусила.
Мисс Эзертон пожала плечами и посмотрела на мисс Йорк.
Это было неуютное чаепитие.
Думаю, что мисс Йорк и мисс Эзертон обе почувствовали большое облегчение, когда оно было закончено и мы, оставив гувернанток вдвоем, отправились играть.
Я последовала за Лавинией, которая заявила, что мы будем играть в прятки. Она достала из кармана пенни и сказала:
— Бросим монету. — Я не имела представления о том, что она подразумевает. — Выбирай, орел или решка.
Я выбрала орла.
Она подбросила монету на ладони. Держа ее так, чтобы я не могла увидеть, она сказала:
— Я выиграла. Это значит, что я выбираю. Ты будешь прятаться, а я водить. Иди. Я буду считать до десяти…
— А где… — начала я.
— Где-нибудь…
— Но этот дом такой большой… Я не знаю…
— Конечно, большой. Не то что жалкий дом священника. — Она подтолкнула меня. — Ты лучше иди. Я начинаю считать.
Конечно, она была мисс Лавинией из Большого Дома. Она была на год старше, чем я, и казалась очень знающей и опытной. А я была в гостях. Мисс Йорк говорила мне, что гости часто испытывают чувство неловкости, и поэтому они делают то, что им не свойственно.
Оставив угрожающе считавшую Лавинию, я выбежала из комнаты.
— Три, четыре, пять… — Это звучало как звон похоронного колокола.
Дом, казалось, смеялся надо мной. Как же я могла спрятаться в доме, не зная его расположения?
Несколько мгновений я двигалась наугад. Я подошла к двери и, открыв ее, оказалась в небольшой комнате. В ней стояло несколько стульев, спинки которых были украшены ручной вышивкой в голубых и желтых тонах. Мое внимание привлек потолок: он был расписан маленькими толстыми купидонами, сидящими на облаках. В комнате была еще одна дверь, выйдя через которую я оказалась в проходе.
Здесь прятаться было негде. Что мне делать? Может быть, стоит вернуться в классную комнату, найти мисс Йорк и сказать ей, что хочу вернуться домой. Мне хотелось, чтобы за мной пришла Полли. Она бы никогда не оставила меня на милость мисс Лавинии.
Я должна попытаться найти дорогу обратно. Я повернулась и пошла, как полагала, в правильном направлении. Подойдя к двери, я ожидала увидеть на потолке толстых купидонов, но не тут-то было. Я оказалась в длинной галерее, на стенах которой рядами висели картины. В конце комнаты было возвышение, на котором стояли клавесин и позолоченные стулья.
Я опасливо глядела на портреты, висевшие на стенах. Казалось, что лица, изображенные на них, сурово смотрят на меня за то, что я вторглась в их владение.
Я была почти в панике. Мне представлялось, что я в ловушке и никогда не выберусь отсюда и мне придется провести остаток жизни, бродя по дому, в попытках выбраться из него.
В конце галереи была дверь. Открыв ее, я оказалась в другом длинном проходе. Прямо напротив меня начинался марш лестницы. Надо было или подниматься по лестнице, или возвращаться в галерею. Я выбрала первое… там был другой проход и затем… еще дверь.
Не размышляя, я открыла ее и оказалась в небольшой темной комнате. Несмотря на усиливающееся чувство страха, я была восхищена. В ней было что-то чужеземное. Драпировки были из тяжелой парчи, и стоял странный запах. Позже я узнала, что это был запах сандалового дерева. Резные деревянные столы были украшены бронзовым орнаментом. Вид этой комнаты настолько захватил меня, что на мгновение я забыла про свой страх. В комнате был камин, и на каминной полке лежал веер. Это был очень красивый веер в голубых тонах с крупными черными пятнами. Я знала, из чего он был сделан, так как видела павлинов на картинках. Это был веер из павлиньих перьев. Я почувствовала непреодолимое желание потрогать его. И тут же, встав на цыпочки, дотянулась до него. Перья были очень мягкими.
Затем я осмотрелась вокруг. Еще одна дверь. Я пошла по направлению к ней. Возможно, я смогу найти кого-то, кто показал бы мне дорогу обратно, в классную комнату и к мисс Йорк.
Открыв дверь, я осторожно заглянула внутрь.
— Кто там? — раздался чей-то голос. Я вошла в комнату и сказала:
— Это Друзилла Делани. Я пришла на чай и потерялась.
Я прошла вперед и увидела кресло с высокой спинкой и в нем старую леди. На коленях у нее лежал плед, что свидетельствовало, как я полагала, о том, что она инвалид. За ней находился стол, заваленный бумагами, похожими на письма.
Мы всматривались друг в друга. Я была не виновата в том, что потерялась. Со мной обходились не как с гостьей.
— Почему ты пришла навестить меня, девочка? — спросила старая леди пронзительным голосом. Она была очень бледной, и ее руки тряслись. На мгновение она показалась мне призраком.
— Я не пришла. Я играла в прятки и потерялась.
— Подойди сюда, детка. Я не видела тебя раньше.
— Я живу в доме священника. Меня пригласили на чай к Лавинии, а это вроде бы игра в прятки.
— Никто не навещает меня.
— Мне очень жаль.
Она кивнула головой в сторону стола:
— Я читала его письма.
— Почему вы читаете их, если они заставляют вас плакать? — спросила я.
— Он был таким замечательным. Это все несчастная судьба. Я уничтожила его. Это была моя вина. Я должна была знать. Я была предупреждена…
Я подумала, что она самый странный человек, какого я когда-либо встречала. Я все время чувствовала, что в этом доме должны происходить необыкновенные вещи.
Я сказала, что хотела бы вернуться в классную комнату.
— Они будут искать меня. Да и со стороны гостьи не очень-то прилично бродить по дому, не так ли?
Она протянула руку, напоминавшую когтистую лапу, и схватила меня за запястье. Я была готова звать на помощь, но вдруг дверь отворилась и в комнату вошла женщина. Ее появление удивило меня. Она не была англичанкой. У нее были очень темные волосы и глубоко посаженные черные глаза; на ней было, как я узнала позже, сари. Оно было в глубоких голубых тонах, как и веер, и я нашла его очень красивым. Двигаясь очень грациозно, она сказала приятным монотонным голосом:
— О, милочка. Что такое, мисс Люси? И кто ты, девочка?
Я объяснила, кто я и как сюда попала.
— Ох, мисс Лавиния… но она гадкая, гадкая девочка, раз так обошлась с тобой. Прятки, — она воздела руки. — И в этом доме… и ты нашла мисс Люси. Сюда никто не приходит. Мисс Люси любит одиночество.
— Мне очень жаль. Я не хотела. Она потрепала меня по плечу.
— О, нет… нет… эта гадкая мисс Лавиния. Один из этих дней… — Она поджала губы и, сложив ладони рук вместе, на мгновение посмотрела на потолок. — Но ты должна вернуться. Я провожу тебя. Пошли со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9