И вообще, зачем осложнять самые простые вещи? С меня довольно! Ты даешь роль – а на самом деле не даешь: Габриэль без голоса – а на самом деле с голосом! Почему хотя бы иногда не говорить правду?
Эрве (спокойно, подчеркнуто). Невозможно!
Робер. Но почему?
Эрве. Мы не можем не лгать… Нам нужно скрывать правду о себе… Потому что нас терзает страх, страх, страх! Ты – ты работаешь в своем кабинете, ты не распинаешься перед публикой! Те, кто работают на заводах и пашнях, не обнажают своей подноготной. Что такое страх, ужас, кошмар, вы и понятия не имеете! Это удел тех, кто выходит на арену! Все, на кого смотрят зрители, каждый вечер отдают себя на растерзание! Актер кричит всем своим существом: «Смотрите, как я красив и как я хорошо играю!» Автор кричит: «Уверяю вас, я пишу прекрасные пьесы!» А в душе каждый корчится от ужаса: «Вот я весь перед вами, как голый, что вы обо мне скажете?» А если еще в газетах напечатают: «Раньше он распинался лучше!» И ты ждешь от нас, чтобы мы были нормальными?
Робер. Нет!
Эрве. Ты понимаешь, Робер, вы, театральные директора, если пьеса провалится, теряете тридцать миллионов, ну и что?… А вот если моя «Креолка» не даст сборов, кто решится поставить мою следующую пьесу?
Робер. Никто.
Эрве. Вот именно! Никто, кроме тебя! А! Ты настоящий друг!
(Выходит влево.)
Робер (один, публике). На них нельзя сердиться.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Габриэль входит справа в сопровождении своей взволнованной свиты – Байара, Жизель, Франсуазы и Робера. Она в костюме Жозефины.
Габриэль. Я смеюсь, смеюсь, прямо заливаюсь! Вы спросите, почему я заливаюсь как идиотка? Я вам отвечу! (Смеется еще громче.) Потому что мне хочется рвать и метать!
Робер. На них нельзя сердиться. (Незаметно выходит влево.)
Габриэль. Разве сейчас не самое время смеяться! Эрве сделал все, чтобы довести меня до белого каления! Заставил меня играть его пьесу – ужасную! – сорвал мне голос, разрушил счастье моего сына, назвал меня перед всеми «Виду», отдал Николь мои «Дамы и господа», взял костюмершей Марусю – резюме: мое платье не готово, я как последняя дура, вместо того чтобы сидеть без голоса, ору как оглашенная и – играю! Разве сейчас не самое время лопаться от смеха?! Но!!! Не думайте, что я вечно буду козой отпущения! Эрве еще заплатит! И заплатит до того, как я выйду на сцену, иначе я не смогу играть! Не смогу!
Байар. Любимая, мне бы хотелось, чтобы ты переключилась.
Габриэль. Разве есть лучший способ переключиться?
Байар. Ты права, Эрве – самое подходящее.
Габриэль. Дети мои… (привлекает к себе Пьера и Франсуазу)… потрясающая новость: я вас женю. Да! Я женю вас, я хочу вашего счастья, и этим я положу Эрве на лопатки! Франсуаза, ты сейчас скажешь Эрве, мы все скажем Эрве, что ты согласна, что ты выходишь за него замуж, прижатый к стенке, он испугается, откажется, станет посмешищем! Пьер, беги, зови отца.
Франсуаза. Мадам, а если он не испугается и не откажется?
Габриэль. В таком случае ты выходишь за него замуж и превращаешь его жизнь в ад, и мы выигрываем на всех досках.
Франсуаза. Но мне-то это будет мучением!
Габриэль. Подумаешь! Через два года разведешься. Время пролетит – не заметишь.
Пьер. Но моя жизнь тоже станет адом!
Габриэль. Да нет, ты мужчина, ты быстро забудешь, вы все негодяи! Иди за своим отцом и не спорь.
Пьер выходит.
Жизель. Габриэль, вам не кажется, что нельзя играть счастьем этих детей?
Габриэль. Вы думаете, это меня забавляет? Она думает, что это меня забавляет! Хотя, правда, это меня забавляет.
Жизель. В таком случае меня ваши фокусы больше не забавляют. Всего хорошего. Развлекайтесь без меня.
Габриэль. Вы что, не женщина? Нет, вы не женщина. Если бы я была на вашем месте! На двух ваших местах сразу. Например, ты, Франсуаза! На твоем месте я разыграла бы ему сцену, которую ты проходила у меня на занятиях. Помнишь, та левацкая пьеса, где ты всех провоцировала?! Явилась бы к Эрве и заявила ему: «Мэтр! У меня нет ни малейшего желания любить вас, но это моя ошибка! Айседора Дункан отказала в своей любви скульптуру Родену, и это была ее ошибка! Я не повторю ее ошибок! Я буду принадлежать вам, мэтр, несмотря на все мое отвращение! Карьера – прежде всего! Клянусь, что буду прекраснейшей супругой и потрясающей вдовой!» И вокруг этого всего импровизируй сколько хочешь! Я тебе все разжевала!
Франсуаза. О-о-о! Я ни за что не смогу!
Габриэль. Сможешь, еще как сможешь! И тут вступайте вы, Жизель! Ваша коронная ария! Сверхблагопристойная личность внешне, а в глубине – насквозь разложившаяся, раздираемая противоречиями – молодой англосаксонский театр: «Эрве, не будем больше закрывать глаза! Наш брак не состоялся! Ты – слишком знаменитый, блестящий, умный, я для тебя – не пара! Ты источил мою душу, как капля точит камень! Подонок, негодяй… Я исстрадалась. Я стала пить, сначала понемногу, шутя, а теперь не могу остановиться! Алкоголь стал моим вторым мужем. Но у меня появился и третий муж, наркотики, и мой четвертый муж… женщины!!!»
Байар. Неужели можно дойти и до этого?
Габриэль (все тем же тоном, полным отчаяния). Можно, можно. «Там, там! На стене! Розовый пингвин, он смотрит на меня! Он не имеет права смотреть на меня, даже ласково! Мама, мамочка, дай мне облако, облако, полное слез, чтобы я приклонила мою усталую голову, чтобы я на нем уснула… (Начинает вместе с Байаром танцевать ламбет-вок.) Кто боится Виржинии Вульф, Жинии Вульф, Жинии Вульф! Кто боится Виржинии Вульф, тра-ля-ля-ля!» (К Жизель, спокойно.) Вот канва – вышивайте, что хотите, не ошибетесь. Ну, в атаку.
Байар. Это безумие! За четверть часа до генеральной! Не хочу на это смотреть! Пойду займусь твоим платьем. (Выходит вправо.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Входит обеспокоенный Эрве в сопровождении Пьера. Габриэль. Сядь, Эрве – Франсуаза хочет что-то тебе сказать.
Франсуаза. Нет, я не могу.
Габриэль. Мы оставим вас наедине. (Одновременно знаком показывает Франсуазе, чтобы та не соглашалась.)
Франсуаза («е видя жеста Габриэль). Да! (Видит знаки Габриэль, в панике.) Нет!
Габриэль. Как хочешь, девочка. Говори, Франсуаза.
Франсуаза, запинаясь, начинает говорить. Габриэль ее подбадривает жестами, подсказывает ей.
Франсуаза (четко, рапортуя). Мэтр, как вы теперь знаете, я хотела стать женой Пьера, но явились вы, и я поняла, что в вашем сыне я любила только вашу тень. И тогда я вспомнила об историческом прецеденте, на память мне пришла историческая аналогия… (Видно, сейчас она ей на память не приходит.) Знаменитая артистка… (Взглядом просит Габриэль ей подсказать.)
Габриэль мимически изображает античный греческий танец.
…балерина…
Эрве чувствует, что за его спиной что-то происходит. Он оборачивается, но слишком поздно. Габриэль успевает принять обычную позу.
Габриэль. Мне кажется, ты имеешь в виду Айседору Дункан.
Франсуаза. Вот именно… Ора Дункан… Когда она была совсем молоденькой девушкой, она позировала великому скульптору… (Снова провал в памяти.)
Габриэль принимает позу «Мыслителя» Родена, но Франсуазе это ничего не говорит.
Эрве. Да. Родену. Айседора Дункан позировала Родену.
Франсуаза (говорит быстро-быстро. Чувствуется, что с этого момента она уверена в произносимом тексте). В своих мемуарах она рассказывала: «Гений хотел, чтобы я ему отдалась; ему было восемьдесят лет, и я отказала, но теперь жалею: кто я была такая, чтобы отказать Родену?» Так, вот, я не хочу повторять ошибку Айседоры Дункан, мэтр!
Эрве. В любом случае, мне еще не восемьдесят лет.
Франсуаза. Мэтр, я не хочу вам отдаваться, больше скажу – не испытываю ни малейшего желания! Но тем хуже! Карьера прежде всего! Я буду вашей женой, мэтр, я буду образцовой супругой и потрясающей вдовой!
Эрве (к Габриэль). Она немножко не того?
Габриэль. С чего это ты взял? (К Жизель.) Вступайте! Вступайте!
Жизель (подходит к Эрве без рисовки, мягко). Эрве, дальше так продолжаться не может. Это не твоя вина, это – театр. Я ни о чем не жалею, я не жалею, что была твоей женой, но с меня хватит. Я хочу жить среди нормальных людей. Я больше не могу тебя выносить!
Габриэль. Должна заметить, что я ее понимаю.
Жизель. Я не могу выносить больше никого из вас.
Габриэль. Ну, здесь она перебирает. В этом беда всех дилетантов.
Жизель. Мы не ссоримся, Эрве. Мы расстаемся. Настал момент – и все.
Габриэль изо всех сил мимически аплодирует Жизель.
Эрве (заметив это) . Габриэль, позволь обратить твое внимание на тот факт, что я уже четверть часа вижу тебя в зеркале.
Габриэль. Ах! Так!
Эрве. Представь себе!
Габриэль. Не удалось.
Эрве. Не было достаточной слаженности.
Габриэль. Не успели отрепетировать. Провалились?
Эрве. Да!
Габриэль (прибегает к своей обычной уловке). Сейчас, сейчас! Иду! (Выходит.)
Эрве (обнимает Жизелъ). Жизель, бедненькая, они заставили и тебя участвовать в этом розыгрыше!
Жизель (высвобождается и пожимает плечами). Вовсе нет, ты ошибаешься, уверяю тебя.
Эрве. Как ты меня любишь! Я этого не заслуживаю, но я буду достоин тебя: принесу жертву, которую ты у меня просишь.
Жизель. Я у тебя ничего не прошу!
Эрве (подходит у Франсуазе). Прости, Франсуаза, прости, дорогое дитя. Я разрушу твои голубые мечты, но ты видишь, что нас все разделяет. Они воздвигли между нами стену позора, не будем пытаться ее преодолеть! Ты только что сказала, что любила в Пьере мою тень. Так вот! Я отсылаю тебя к нему. Я остаюсь здесь, а ты – догоняй мое отражение!
Слева входит Кристиан в сопровождении Робера и Hиколь.
Кристиан. На сцену! «Креолка»!
Робер. Мы будем в зале.
Hиколь. Ни пуха ни пера!
Робер и Hиколь уходят вправо.
Габриэль (вбегает, бросается в объятия Эрве). О! Эрве! Мне страшно, страшно, страшно!
Эрве. Да, родная. Я знаю.
Габриэль. Понимаешь, это совсем не проходит. Я думала, время смягчит, время сгладит, но с каждой генеральной мне все страшнее и страшнее! Я не пойду.
Эрве. Зрители ждут.
Кристиан. Франсуаза Ватто, Жан Байар – на сцену!
Габриэль. Дай мне твой амулет, кроличью лапку!
Эрве. На, дорогая!
Габриэль. Ты даешь мне ее? О! Как ты добр! Я знаю, что ты ее никогда никому не давал! Мы можем ссориться, но остаемся друзьями… (Крестится кроличьей лапкой.) К черту, к черту, к черту! (Отдает ему лапку.) Пошли! (Думает, что дверь распахнута, ударяется о закрытую створку и говорит тоном дельфийского оракула.) О! Дурной знак!
Байар, Пьер, Кристиан и Франсуаза выходят следом за Габриэль. Жизель и Эрве остаются одни.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Эрве. Вуаля… Актеры выйдут на сцену, один за другим, как уходят в море от причала рыбацкие лодки. На генеральных я превращаюсь в старую бретонскую рыбачку, ожидающую на берегу своих сыновей. В театре нет метеостанции и нельзя предугадать, какая погода их встретит, когда они выйдут в открытое море. Первый вернувшийся уже принесет мне вести – хорошие или дурные, написанные на лицах или на креслах. Но старая бретонка успокоится, только когда вернется последняя шаланда.
Жизель. Эрве, я боюсь, ты меня не совсем понял. Я вовсе не играла комедию. Я в самом деле расстаюсь с тобой. Я сажусь в поезд и уезжаю. Пока в Сомюр, к родителям. Через несколько недель, когда я все обдумаю, я тебе позвоню. Прощай, Эрве.
Эрве. Ты права. Я эти полтора месяца совсем не уделял тебе внимания.
Жизель. Гораздо больше, чем полтора.
Эрве. Это правда. Моя вина, и я ее искуплю. Поедем куда-нибудь путешествовать, вдвоем! В воскресенье мы вылетаем в Тунис! Я уже заказал билеты, видишь, я думал о тебе. Иди сюда. Послушай, Габриэль…
Жизель. Меня зовут Жизель.
Эрве (прислушивается к звукам, доносящимся из окошечка). Нет, я говорю: послушай, Габриэль делает что-то не то… Слушай! Ты что-нибудь слышишь? (Открывает дверь, ведущую на сцену.) Ее почти не слышно! Зачем она начала на таком интиме!
Жизель доходит до противоположной двери.
Жизель! (Догоняет ее и останавливает.) Ты права: какое это имеет значение! Спектакль начался, кости брошены, больше ничего нельзя изменить! Теперь я буду принадлежать тебе и только тебе! Иди, послушай! Сейчас будет одна реплика, довольно остроумная, они рассмеются.
Они слушают. Тишина.
Не рассмеялись.
Жизель. Эрве, хватит с меня твоего театра! Ничего интересного для себя я в нем больше не нахожу. И в тебе тоже. До свиданья! Я ухожу от тебя. Я больше тебе не жена!
Эрве. Катастрофа!
Жизель. Никакой катастрофы нет!
Эрве. Как нет? Здесь должна быть буря аплодисментов!
Жизель. Так что ж ты сидишь? Беги, объясни им, что не надо тебя расстраивать! Что тебя надо любить, восхищаться тобой, поддерживать тебя! Пусть подхватят мою эстафетную палочку, потому что я – я ухожу!
Эрве. Ладно! Уходи! Что тебе до того, что сейчас ставится крест на всей моей карьере! Ни таланта, ни триумфов! Ни жены! Иди, догоняй свой поезд! Лучшего момента ты не могла выбрать! Брось меня подыхать одного! Как раненого загнанного волка! Одного – на растерзание своре!
Жизель. Он не даст мне уйти! Не даст! Так нет же! Нет! Я все равно уйду! Эрве, я больше не хочу тебя видеть! Ты паяц, клоун, старая обезьяна! Беги в зал, тебе никого, кроме твоих актеров, не нужно, уйди с глаз моих, пока я не наговорила тебе более страшных слов!
Эрве вздыхает.
И избавь меня от душераздирающих вздохов!
Эрве что-то бормочет.
И нежного шепота!
Эрве возмущен.
И львиного рыка! И возмущения до глубины души! И дикой ярости!
Эрве делает обиженное лицо.
И уж тем более от детской смертельной обиды. Эрве! Уходи, но не как герой в финале!
Эрве. Ох! Я иначе не могу!

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Робер (входит слева, взгляд его блуждает). Все, опять невралгия. Всегда на генеральной. Жуткая боль… охватывает всю голову, это оттого, что стараюсь одновременно одним глазом видеть, что происходит на сцене, другим – что происходит в зале, а третьим – какое выражение у Жана Готье Известный французский театральный критик.

.
Франсуаза (входит слева, совершенно потерянная, держа в руке огромный кусок материи). Честное слово, я не нарочно. Целуя на сцене мадам Тристан, я наступила ей на шлейф и оторвала кусочек!
Эрве. Ты называешь это – кусочек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10