А вскоре, как и обещал старик-помор, на горизонте показался Чернец. Издали он казался совсем крошечным – маленькое темно-зеленое пятнышко среди однообразно серой бескрайности холодного северного моря. Но по мере приближения к острову стало ясно: Чернец не так уж и мал, а для компании из семи человек – и вовсе даже велик.
Западная оконечность острова была сплошь покрыта лесом, который с баркаса выглядел совершенно непроходимым. Восточней начиналась каменистая гряда, лишь местами поросшая тощим подлеском. Она разделяла остров на две неравные части: меньшую, западную – равнинную, густолесистую и большую, восточную – возвышенную, скалистую. Лес там был заметно реже, чем внизу, но и в нем отыскать скрывающегося соперника было, без сомнения, совсем непросто.
Высадку начали с юго-восточной части острова. Понедельник, подхватив свой рюкзак, спрыгнул в шлюпку, и молодой белобрысый парень (то ли помощник старого рыбака, то ли какой-то его родственник), ритмично и мощно работая веслами, мигом доставил его на берег.
Понедельник, махнув на прощание оставшимся на судне, не стал задерживаться на берегу и, мелькая среди деревьев, начал споро подниматься в гору. Разумеется, с баркаса все это фиксировал оператор.
Паренек на шлюпке вернулся, и баркас отправился дальше на запад. Он обходил остров по часовой стрелке, делая короткие остановки. Олег был доволен – высадку снимали, как он и планировал, на закате. С одной стороны, у игроков оставалось достаточно времени, чтобы устроиться на ночлег, с другой – в косых лучах заходящего солнца эта сцена выглядела особенно эффектно.
Спустя час с небольшим на баркасе не осталось ни одного игрока.
– Ну, вот и все… Давай домой, батя, – скомандовал Олег старику-помору.
Баркас обогнул юго-восточную оконечность Чернеца и неторопливо заковылял назад, в поселок. Наговицын уселся на лавку и, повернувшись спиной к легкому ветерку, стал перелистывать свои записи.
Его мысли были уже на берегу, в читальном зале клубной библиотеки, переоборудованном под монтажную. Там были установлены полтора десятка мониторов, на которые передавался телесигнал с камер, работающих на острове. На ближайшую неделю этой читалке предстояло стать для Олега и кабинетом, и столовой, и спальней.
– Эй, Кутузов, глянь-ка сюда!.. – окликнул его куривший на корме Баукин. – Глянь, тебе говорят!
– Ну чего тебе? – обернулся Олег.
– Оцени картинку, а?.. – Леха кивнул в сторону удаляющегося острова.
Олег взглянул и тут же закричал:
– Мишаня, камеру сюда! Мухой, Мишаня!!!
Завьялов вышел из рубки и вразвалочку направился к корме, на ходу пристраивая камеру на плечо.
– Что, мужики, тонем? – невозмутимо поинтересовался он.
– Мишаня, возьми-ка закат. Только не спеша и с чувством, понял? Ну давай же скорей, не копайся, – поторапливал его Наговицын.
– Облака обязательно, – подсказал Баукин. – И еще сосны вон там, на мысу…
В половину северного неба полыхал закат потрясающей, необузданной, дикой красоты. Над Чернецом комьями окровавленной ваты нависли низкие облака. Усталое светило медленно и торжественно погружалось в них, окрашивая все вокруг в багровые, пунцовые, кумачовые тона. Эти невероятные облака, пурпурное зарево над ними, розоватая неподвижная поверхность засыпающего моря, ало-оранжевые, как сигнальные жилеты дорожных рабочих, стволы сосен на западе острова – все это было так необычайно ярко и прекрасно, что казалось фантастическим, ирреальным и даже немного жутковатым,
Наговицын, не отрываясь, как завороженный любовался закатом. Но вот парадокс – чем дольше он смотрел на эту красоту, тем тягостней становилось у него на душе. Закопошились какие-то смутные и недобрые предчувствия, неясная тревога холодной жабой заползла на сердце. Ему стало неспокойно, маетно.
Олег курил очень редко, только под настроение, а тут вдруг захотелось – остро, почти нестерпимо.
– Лех, дай закурить, – попросил он.
Баукин взглянул на него удивленно, но ничего не сказал, протянул сигарету.
Наговицын жадно затянулся, следом – еще и еще. Тревога не отпускала, и внезапно непонятно откуда всплыла невнятная, но абсолютно крамольная мысль.
«И зачем только мне все это надо?.. Что за ерунду я затеял?.. Кому она нужна, эта глупая программа?.. Для кого это все?.. Чушь ведь полная, игрушки для великовозрастных детишек…» – вяло, словно в ступоре, думал он.
И вдруг Олег разом словно очнулся. Что с ним? И о чем это он? О своей программе?!! О главном деле своей жизни?
– Тьфу, черт!!! – сплюнув за борт, выругался он.
– Ты чего, фельдмаршал?.. – покосился на него Баукин.
– Так… Ересь какая-то в башку лезет! – отвернувшись, сердито ответил Олег.
Затянувшись последний раз, он щелчком отшвырнул окурок далеко в море, развернулся и быстро ушел в рубку.


* * *
о. Чернец, некто

Летняя ночь на Беломорье коротка, как забег на стометровку. Не успеет солнце скрыться за горизонтом, как снова норовит вскарабкаться на небосклон. Нормальной темноты – кот наплакал, ни тебе выспаться толком, ни…
Мужчина хорошо знал это, поэтому, высадившись на остров, не мешкал. Он быстро нашел место для ночлега, нарубил лапника, расстелил на нем спальный мешок и, не снимая с головы шлема, улегся. Причем лег не внутрь, а прямо поверх спальника. Поворочался немного, устраиваясь поудобней, потом опустил на своем шлеме противокомариную сетку, повернулся на бок и затих, терпеливо ожидая наступления темноты.
«Нечего тянуть. Дельце надо обтяпать сегодня же, пока он здесь толком не освоился. И подобраться к нему будет проще и вообще… Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня!» – усмехнулся про себя мужчина.
Чтобы как-то скоротать время и, не дай бог, не задремать, он принялся неторопливо и обстоятельно прокручивать в памяти все, что довелось предпринять, чтобы попасть на этот остров. А хлопот, между прочим, было выше крыши, и ему пришлось изрядно постараться, чтобы в точности исполнилось все, что задумывалось. Но ведь и цель, ради которой он так старался, того стоила! Да, сделано было немало. Оставалось всего-навсего одно, последнее, но самое важное дело. То самое, которое ему и предстояло совершить нынешней ночью…
Сумерки сгущались. Вот-вот должна была наступить темнота – не кромешный мрак, конечно, но… Что уж тут – темнее все равно не будет.
«Пора, – решил мужчина. – Пока еще найду его… Уж лучше иметь запасец…»
Он прижал рукой шлем к спальнику и стал осторожно, чтоб не сбить положение своего оборудованного камерой головного убора, выбираться из него. Беззвучно и быстро освободившись от шлема (тот даже не шелохнулся), встал и потянулся, разминая затекшие от неподвижности мышцы.
Он взглянул под ноги, на неподвижный шлем, и презрительно усмехнулся.
Жалкие, разжиревшие свиньи! В их сытой и скучной жизни у полной лоханки так мало приключений – вот им и придумали эту дурацкую игру. А они и рады – жалкие свиньи, корчащие из себя крутых парней!
Что ж, он готов играть по их правилам и, будьте уверены, покажет им первоклассную охоту! Он станет самым активным игроком, будет добросовестно выслеживать резвящихся жирных кабанчиков, устраивать на них засады и отстреливать их этим идиотским игрушечным пистолетиком. Но вся эта лабуда начнется только завтра, с солнышком. А сегодня ночью, уж извините, ему не до игрушек.
Воздух звенел от гнуса. Мужчина надел заранее приготовленный накомарник – идеальный вариант для предстоящего дела. И комары не достают, и лица не видно. Сунул в карман фонарик, нож – так, на всякий случай – и, неслышно ступая, пошел прочь.
Ориентироваться в ночном лесу он умел хорошо, поэтому шел быстро, но очень аккуратно, не создавая лишнего шума. Пройдя в хорошем темпе полчаса, сбавил скорость и дальше продвигался с величайшей осторожностью. К этому времени стало почти совсем темно, и он больше полагался на слух, чутко прислушиваясь к каждому шороху.


* * *
о. Чернец, Саша Покровская

Саша самым добросовестным образом старалась заснуть, но у нее ничего не получалось.
Она уже испробовала все известные ей способы – от банального подсчета воображаемых баранов до релаксации по системе тибетских монахов – все впустую. Нервная система, перегруженная впечатлениями от бурных событий минувшего дня, бунтовала, не желая успокаиваться.
Мама, несмотря на все уговоры, все-таки увязалась провожать ее в аэропорт. И там, конечно, опять не сдержалась и расплакалась на виду у всей публики. Господи, до чего же глупое положение – сотни совершенно чужих людей, и ты в качестве бесплатного развлечения для них!
Потом – Архангельск. Жуткий хам Баукин, его наглые ухмылочки и абсолютно дебильные шуточки. «Мадемуазель, скажите честно, как парашютист парашютисту, – вам во время прыжков лямки нигде не трут?..» Ур-р-род!!!
И, наконец, – приехали!.. Забытый богом крохотный поселок на краю земли, убогий клуб, насквозь провонявший рыбой, тучи мошкары и, в довершение всего этого, – господин Наговицын со своим неприкрытым женоненавистничеством!
Пусть он и не выражал его устно, да и вообще не сказав ей ни слова, но презрительно-брезгливые взгляды, которыми руководитель программы время от времени одаривал Сашу, говорили о его отношении к ней красноречивее любых слов. И, надо признать, задевали ее весьма и весьма ощутимо!
Можно подумать, что Саша так уж рвалась в его программу! Да триста лет не нужны были ей эти дурацкие «Семь Пятниц»!! Папа был прав: черт знает что – взрослые дядьки затеяли от скуки детскую игру в войнушку!
А что касается Саши, то идея направить на съемки мужской передачи женщину принадлежала совсем не ей, а ее главному редактору. Это было вполне в его духе – довести ситуацию до абсурда и проследить потом, что из всего этого получится.
Сама-то Саша с куда большим удовольствием отправилась бы в долгожданный и вполне заслуженный отпуск. Махнула бы куда-нибудь в Италию или, на худой конец, в Испанию… Да боже мой, – куда угодно, хоть в Турцию! Все лучше, чем кормить комаров в этой кошмарной дыре!
Саша заерзала в своем спальном мешке. Она была настолько уязвлена отношением к себе останкинских теледеятелей, что против воли стала подумывать, как бы ей так изловчиться, чтобы умыть их всех – взять, например, да и выиграть в этой сугубо мужской игре главный приз!
В редакции никто, разумеется, не ставил перед Сашей такой задачи – непременно победить, да и сама она до сих пор не строила на этот счет никаких планов. Но теперь, после обид, вольно или невольно нанесенных ей телевизионщиками, ее самолюбие взыграло.
А что, в самом деле, чем черт не шутит?!.. Подумаешь, великое дело – подстеречь где-нибудь в кустиках раззяву-мужика и залепить ему инфракрасным лучом по безмозглому кумполу! Конечно, придется попотеть, поскакать по лесу, но ведь, с другой стороны, есть ради чего – денежки-то обломятся совсем неслабые! Можно будет, наконец, купить себе нормальное жилье и вырваться из-под порядком уже поднадоевшей матушкиной опеки!
Саша расстегнула спальник и порывисто села. Внезапно созревшее решение – всерьез побороться за победу – разом меняло все! Она критически оглядела свое укромное гнездышко, свитое под густыми лапами вековой ели.
Нет, раз уж она решила участвовать в игре, то сейчас не время спать! Надо действовать! Действовать немедленно, пока ее соперники не успели привыкнуть к новым условиям, пока их бдительность притуплена усталостью, пока, наконец, все эти здоровенные лбы мирно посапывают в своих спальниках – тут-то их и надо брать, голубчиков!
Ужом выскользнув из-под еловых лап, Саша отряхнулась от налипшей хвои, поправила свою амуницию и надела очки. В первую боевую вылазку она решила отправиться налегке – с одним пистолетом, весь ее остальной скарб оставался под елкой. Саше понравилось это место – тихое и, как ей казалось, вполне безопасное, – и она намеревалась вернуться сюда после охоты, чтоб отдохнуть и выспаться.
Она покрутила головой по сторонам, раздумывая, в каком направлении удобней начать поиск. К кому лучше нагрянуть ночным непрошеным гостем – к соседу слева, Четвергу, или справа – к Субботе? После некоторого колебания Саша подумала, что из двух зайцев надо выбирать того, что покрупнее и пожирнее, и повернула направо – на восток.


* * *
п. Судострой, Олег Наговицын

Простившись со стариком-помором, телевизионщики поспешили в поселковый клуб. Там, в читальном зале библиотеки, их ждала не только гора телеаппаратуры, но и импровизированный стол, на скорую руку накрытый женской частью съемочной группы во главе с Леной Стрельниковой.
– О-о-о!!! – сладострастно простонал, увидев стол, Леха Баукин. – Не верю!.. Глазам своим не верю! Настоящий пир богов! Господь милосердный, хвала тебе, ты услышал мои молитвы!.. Неужели мы наконец разговеемся, а, фельдмаршал?
– Разговеемся, разговеемся… – рассмеялся Наговицын. – Теперь можно – программа запущена, игроки на острове… Отчего ж не разговеться?..
– Ур-р-р-ра!!! – задрав голову, проревел в полный голос Баукин и тут же следом совершенно другим – деловым и озабоченным – тоном поинтересовался:
– Только, сдается мне, господа, водки маловато. Ленка, то, что на столе, – это что, все?
– Но-но, полегче, поручик! – нахмурился Олег. – Не забывай, что работы еще – выше крыши! К тому же отметить в кругу друзей начало игры – вовсе не значит надираться до зеленых соплей!
– А кто тут говорит о соплях, ваше сиятельство?! – искренне возмутился Леха. – Меня беспокоит всего лишь э-э-э… адекватность значимости отмечаемого события уровню его, так сказать, празднования! Ну не пошлой же четвертинкой отмечать старт такого грандиозного проекта! И потом – мы же все-таки творческие личности, понимать должен, Кутузов! – ни к селу ни к городу закончил он с некоторой обидой.
– Ребята, кончайте базарить! Сколько можно вас ждать, ну-ка садитесь за стол! – прикрикнула на них Стрельникова и подала всем пример, заняв место возле огромного блюда со сверхаппетитными солеными рыжиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33