Ц Провожающие? Мы скоро отходим.
И с беспокойством заглянула в фонарь. Она сказала «мы скоро отходим» тон
ом, как будто ее вагон был огромным океанским лайнером, а она сама Ц капит
аном. Она сказала так потому, что чувствовала исключительность своего по
ложения. Вот они, провожающие в гангстерской одежде, останутся здесь, на х
олодном, продуваемом, оскобленном машинами с проволочными щетками перр
оне, потом будут тащиться по неуютным улицам, уставленным черными голыми
деревьями, как на вошедших в моду неуютных, черных, уставленных черными г
олыми деревьями эстампах; будут шутить зябкими голосами, прятать от прон
изывающего ветра дрожащий огонек в черных, подернутых светящейся розов
ой окалиной ладонях спичечный огонек, и им будет холодно, неуютно и очень
далеко до весны, а она через двое суток очутится в Симферополе.
Пока станет формироваться состав, лязгая буферами, пока его, как больног
о, будут обстукивать, прослушивать, обнюхивать люди, похожие на работник
ов преисподней, она выйдет на окраину города нарвать, как всегда это дела
ет, бессмертника, всю зиму простоявшего с открытыми голубыми глазами на
бугре среди сухой полыни, среди камней от давным-давно исчезнувших пост
роек, может быть, от ханской крепости, и среди последних окопов, уже почти
зализанных временем, ставших почти шрамами. И с гор, с моря порывами будет
прилетать ветер, пахнущий водорослями. И у грузина в огромной фуражке, с о
зябшими большими ушами она купит совсем дешево букет мимозы и присоедин
ит его к бессмертнику. И все пассажиры на обратном пути, особенно когда он
и перевалят через Уральские горы, будут восхищаться и ахать. А потом долг
о и грустно смотреть в окно.
Ц Потише, товарищи, Ц строго заметила проводница.
Это Горшков Вано, громоздкий, как платяной шкаф, затопал по железному пол
у подкованными ботинками, радостно гаркнул и двинул плечом вагонную сте
нку, отчего вагон слегка спружинил.
По дороге они слямзили возле бачка с питьевой водой надтреснутый стакан
и гурьбой ввалились в купе Холина. После короткой возни сумели разместит
ься все, притиснув человека с двумя лысинами к самому окну. Маленький Лук
ашов в длинных, почти по горло, болотных сапогах сел на колено огромного, з
анявшего треть купе Вано и стал похож на какую-то болотную птицу, может бы
ть чмыря, усевшуюся на буддийскую статую, торчащую из трясины.
Горшков вытащил из-за пазухи длинную бутылку с зеленым сухим вином и бод
ро, как ставят печать, пришлепнул ее на стол возле плешивого человека. Пле
шивый никак не среагировал на громкий звук. Весь его вид говорил: «Я еще не
того ожидаю».
Ц По посошку на дорожку, Ц сказал Горшков-Геноцвали, Ц чисто символич
ески. Потому как человек больной.
Компания уныло смотрела на непривычно длинную бутылку.
Ц М-да, Ц сказал кто-то искренне и с горечью. Иван-Вано бодро налил в стак
ан с трещиной, похожей на удар молнии, и протянул Холину.
Ц За крымский целебный воздух.
Ц Врач сказал Ц нельзя.
Ц Врач… Ц хохотнул Горшков.
Холин выпил глоток. Горшков одобрительно пошевелил ногой, на которой сид
ел Лукашов в болотных сапогах.
Ц Тебе?
Ц Не, Ц сказал Лукашов застенчиво. Ц Я ее только по праздникам.
Ц Двадцать минут осталось, Ц намекнул кто-то.
Ц Алгоритмы вы, а не человеки, Ц вздохнул Вано и вытащил из другой пазух
и бутылку белой. Ц Нет, чтобы культурно посидеть, товарища проводить, так
скорей глаза заливать.
Компания оживилась. Откуда-то возникли еще бутылки, огурцы, яйца, птица.
Выпили, закусили, стали рассказывать курортные анекдоты.
Ц Уехал муж на курорт, Ц начал Горшков. Ц Шлет телеграмму: продай шкаф,
вышли денег. Потом опять: продай стол, вышли денег. Уехала жена. Присылает
денег Ц купи шкаф…
Плешивый человек оторвался от окна и быстро глянул на Вано, сверкнув пер
едней лысиной. «Старо и плоско», Ц означал его взгляд.
Компания веселела все больше.
Ц Ты там не теряйся, Ц подмигивал Иван-Вано. Ц Если что, пиши, приедем Ц
выручим.
Ц Другим там после него делать нечего.
Ц Ха-ха-ха-ха!
Ц Га-га-га-га!
Ц В армянское радио поступил вопрос: светятся ли глаза у… Угадайте, свет
ятся или нет?
Ц Конечно, светятся!
Ц Армянское радио отвечает: если бы светились, то стояли бы белые ночи.
От грохота колебалась пелена синего дыма. Холин тоже смеялся, даже больш
е, чем надо бы. Он понимал, что они нарочно рассказывают эти грубые старые
анекдоты, чтобы развеселить его, Холина, хотя понимают, что он, Холин, смее
тся неискренне. Да и они смеются неискренне. Они смеются для того, чтобы за
втра можно было сказать на заводе: «Вчера провожали Холина… Грустный так
ой был… Ну, мы его немного развеселили».
Лукашов тоже смеялся. Он сидел пьяненький, размазывал по голове рукой жи
дкий потный чубчик и хлопал неожиданно пушистыми белыми, как у снегурочк
и, ресницами. Нет, он совсем не был похож на болотного чмыря. Он был похож на
снегурочку; такой же нежный, аккуратный, румяный, вот только бы ему подлин
нее волосы и снять огромные болотные сапоги, надеть беленькие валеночки
, и он стал бы совсем снегурочкой.
Рот Лукашова был доверчиво полуоткрыт, глаза с интересом следили за одни
м, за другим. По лицу, то затухая, то разгораясь, бродила улыбка. Иногда Лука
шов хлопал себя ладонями по коленям и смеялся звонким смехом. Казалось п
росто невероятным, что вот именно этот маленький человечек с жидким чубч
иком и пушистыми ресницами отнял у него, Холина, невесту, родил вместо нег
о, Холина, дочь, держит в страхе весь завод и уверенно, точно, не отступая ни
на шаг, ведет атаку на самого директора, и, возможно, директора дни сочтены
, и, конечно, директором будет Лукашов, и он, Холин, станет входить в большой
просторный современный кабинет и вместо солидной, громыхающей туши дир
ектора будет видеть за большим полированным современным столом малень
кого человечка с пушистыми ресницами; и он, Холин, вместе со всеми выстрои
вшись в цепочку, будет спешить к этому человечку, чтобы перед совещанием
пожать руку, вот эту конопатую с рыжими волосиками ручку, что лежит рядом
с ним.
Лукашов неожиданно повернул голову, и Холин встретился с ним глазами. Хо
лин тотчас отвел глаза; Лукашов тоже отвел глаза, но в короткую долю секун
ды Холин понял, что Лукашов все это время тоже думал о нем, Холине, и знал, чт
о Холин думает о нем, Лукашове.
«Мы с ним как влюбленные, Ц подумал Холин. Ц Читаем друг у друга мысли».

Ц Разрешите!
В купе вдвинулся огромный, опутанный ремнями и закованный, как опаснейши
й преступник, чемодан. Чемодан спихнул с горшковского колена Лукашова.
Ц А понакурили!
Голос был такой хозяйский, что все поспешно стали тушить сигареты, а Иван-
Вано даже поколыхал возле себя рукой воздух, будто это что-то могло измен
ить. Вслед за чемоданом и голосом показалась голова в модной шляпке. Одна
ко лицо под шляпкой было совсем не модное Ц такие лица рисуют на карикат
урах, когда пытаются обидеть за что-нибудь женщину. Например, за нахальст
во и невежество.
Ц Ну прощай, милочка!
В купе появились две тонкие руки, обернутые в обтрепанные рукава, обняли
даму за шею, и за дверями раздалось чмоканье. Почему-то казалось, что там, з
а дверьми, была мелкая, ничтожная личность. От объятий мелкой, ничтожной л
ичности модная шляпка свалилась, и на плечи женщины вдруг упали чудесные
волосы, как поется и пишется, цвета спелой пшеницы.
Вся компания уставилась на эти волосы, как на карточный фокус, включая и Л
укашова, хотя у него жена была блондинкой и ему, конечно, к виду волос цвет
а спелой пшеницы не привыкать.
Дама втянула своего спутника в купе и облобызала его. Это действительно
оказался запущенный человек с бегающими глазами и нетерпением в движен
иях. Чувствовалось, что ему хочется быстрей отделаться от своей супруги
и напиться вермута.
Ц Провожающие, покинуть вагон! Провожающие, покинуть вагон!
Компания стала тискать Холина. Лукашов тоже тиснул и даже тернулся колюч
ей щекой. Для этого ему пришлось подняться на цыпочки, и Холин увидел пере
д собой лысину с наброшенными на нее редкими волосиками-хворостинками,
как притрушенное сеном болотце.
Ц Выздоравливай, Ц сказал Лукашов тоном, будто просил об очень большом
одолжении.
Ц Постараюсь, Ц ответил Холин.
«Не думай, что я это так, формально, я искренне», Ц сказал глазами Лукашов.
«И я искренне», Ц сказал Холин. «Ничтожество». «Мерзавец».
Ц Ну, до скорого.
Ц До скорого.
Компания вывалилась, стала махать руками.
Дрогнул и начал набирать скорость перрон, унося, словно отметая назад, не
многих провожающих: заводскую компанию, которая шла к вокзалу, что-то обс
уждая, отчего еще больше походила в своих куртках и гнутых шляпах на замы
слившую что-то нехорошее группу гангстеров; уже покупающего в привокзал
ьном ларьке бутылку вина запущенную личность, девушку с букетиком убиты
х морозом цветов, так никого не встретившую и не проводившую. Девушка шла
поникнув головой, само отчаяние и печаль. «Она еще не знает, что здоровое,
молодое тело в принципе не совместимо с печалью», Ц подумал Холин.

2

Самое неприятное, когда в купе женщина. Никогда не знаешь, когда она скаже
т: «Можно попросить вас на минутку?» Ты постоянно ждешь этого вопроса, каж
дую минуту он висит над тобой, ты думаешь о нем все время, наконец, забывае
шься, и вдруг, когда ты размяк, потерял бдительность, задремал, над твоей г
оловой раздается: «Молодой человек, можно вас на минутку?»
В тех немногих случаях, когда Холину приходилось ездить железной дорого
й и когда в купе попадалась женщина, а она, как правило, попадалась всегда,
Холин проводил все время до сна в проходе у окна, и лишь когда в купе все уг
омонятся, выпьют весь чай, съедят все печенье, постелют постели, сходят по
нескольку раз в туалет, сто раз вытащат из-под полок чемоданы, сто раз пощ
елкают замками и засунут чемоданы обратно и сделают еще много разных дел
, которые делают лишь в вагоне, он проходил в купе, быстро раздевался и взб
ирался на верхнюю полку, Ц Николаю Егоровичу почему-то всегда доставал
ась верхняя полка, а даже если и не доставалась, то отнимали женщины.
Но на этот раз он размяк от глотка сухого вина Ц он так давно не пил спирт
ного, Ц потерял бдительность, самоуспокоился, не вышел сразу в коридор, а
сидел удобно, привалившись спиной в уголок, думал об отпуске и искоса наб
людал за своими попутчиками. Человек с двумя лысинами его не интересовал
. Наверняка это командированный, толкач, скорее всего в Харьков. Не из тех
толкачей, молодых, нахрапистых, мордастых, которые приезжают на неделю, п
олторы, околачиваются у проходных, прорываются в цеха, кричат, матерятся,
вечера проводят в ресторанах, повесив на стулья пиджаки, спаивая нужных
людей, а ночью заказывают длинные телефонные разговоры со своим начальс
твом, сгущают краски и просят еще выслать денег, «иначе отгрузят лишь в но
вом году».
Человек с двумя лысинами Ц толкач рангом повыше. Он приезжает на завод-п
оставщик основательно, снимает комнату и живет месяцами, а то и годами. Он
не ходит в ресторан, а если и ходит, то не спаивает нужных людей, а если и спа
ивает, то не вешает пиджак на спинку стула. Он больше действует по принцип
у «Вы Ц нам, мы Ц вам». Вы нам УМС-4567, мы вам холодильники, гарнитуры, нафтал
ин.
Зовут этого человека Иваном Никифоровичем или Никифором Ивановичем, он
неразговорчив, страдает желудком, учтив, корректен, но хватка у него желе
зная, бульдожья, дай только вцепиться Ц не уйдешь. Он и смотрит все время
в окно, потому что каждую свободную минуту взвешивает, комбинирует, прик
идывает.
А женщина? У нее странное сочетание: карикатурное лицо и удивительные во
лосы. Жена офицера? Официантка? Продавец? Воспитательница детского сада?
Повар? Он никогда не встречал такого странного, резкого сочетания уродст
ва и красоты. И она нисколько не стыдится, даже наоборот, с вызовом погляды
вает на Холина маленькими красными глазками и все чешет, чешет свои воло
сы большим, частым, красивым, может быть даже черепаховым, гребнем. Волосы
желтые, податливые, густые закрывают спину и грудь, почти ложатся на коле
ни. Холину очень хочется их потрогать, как в детстве хотелось потрогать ч
ужую красивую, дорогую игрушку, к которой запрещено прикасаться. Он стар
ается думать о предстоящем лечении, о, наверно, шикарном курорте, который
все зовут у них на заводе «наркомовским» и куда дают раз в год лишь одну пу
тевку, о том, что просто, как удивительно просто получил он эту волшебную п
утевку на волшебный курорт… старается думать Холин и не может. Мысли все
перескакивают на женщину с ее удивительными волосами. Как здорово бы взя
ть их в руки, скомкать в комок, прижать к лицу, вдохнуть запах… Нет, никогда
не скомкать, не прижать к лицу. Казалось, чего проще и естественнее, вот он
и, рядом, протягивай руку и гладь, но нельзя преодолеть эти полметра. Это н
е полметра, это века обычаев, предрассудков, условностей… Может, она тоже
хочет, чтобы он протянул руку, почему она так внимательно, пристально пог
лядывает на него, а протяни Ц вскочит, оскорбит, может быть, ударит…
У Николая Егоровича была одна удивительная способность, которая раньше
немного пугала его, а потом он к ней привык. Холин умел угадывать мысли люд
ей. Не всех, конечно, а тех людей, которые были для него разгаданы; у которых
, в общем, ясно представлял он характер, образ жизни, взгляды. Холин мог узн
авать их мысли. Это происходило само собой, без всякого усилия, даже наобо
рот, Холину самому приходилось затрачивать усилия, чтобы чужие мысли не
лезли к нему. Тут не было, конечно, ни телепатии, ни гипноза, ни других модны
х сейчас штучек, просто Холин умел перевоплощаться в разгаданного челов
ека. А может быть, это как раз и есть телепатия или гипноз?
1 2 3 4 5