VadikV


98
Евгений Пантелеевич Дуб
ровин: «Курортное приключение»



Евгений Пантелеевич Дубровин
Курортное приключение




«Евгений Дубровин Курортное приключение»: Советский писатель; М
осква; 1980

Аннотация

«Курортное приключение» Ц по
весть о тяжело больном человеке, сильном, но не сломленном ни болезнью, ни
серией жизненных крахов. При всем драматизме сюжета в повести ясно обозн
ачен главный «водораздел», по обе стороны которого оказываются те или ин
ые герои повести: между рваческим, хищническим, с одной стороны, и бескоры
стным, творческим отношением к жизни Ц с другой.

Евгений Дубровин
Курортное приключение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В ПУТИ

1

Симферопольский пришел точно по расписанию. По дороге поезд попал в бура
н. На крышах вагонов лежали перины снега, таблички с маршрутом выглядели
белыми заплатами на зеленом туловище состава. Из запорошенных окон ваго
нов, как из сказочных избушек, выглядывали сморщенные лица бабушек-колд
уний, старичков-кощеев бессмертных и румяные, сияющие крымским солнцем
лица иванушек и аленушек.
Мимо Холина бесшумно скользнуло длинное, облепленное снегом тело элект
ровоза, и Холина обдало запахами горячего металла, масла и залитого водо
й угля, хотя угля, конечно, на электровозе никак не могло быть. И тотчас же, п
овинуясь этому запаху, из памяти высунулась, как на призыв фокусника, зме
иная головка воспоминания. Николай Егорович поморщился, усилием воли за
гоняя головку назад, и поднял с перрона чемодан. Он не любил ездить поездо
м из-за этого запаха, из-за этого воспоминания. Хотя с тех пор прошло столь
ко лет, появились электровозы, чудесные вагоны с пластиком, синими лампа
ми под потолком, никелированными держателями для брюк, другими красивым
и, не всегда понятными приспособлениями. Изменились и сами вокзалы: стал
и более приспособленными к пассажиру, которому не посчастливилось взят
ь билет и которому предстоит скоротать длинную железнодорожную ночь. Но
все же запах, сложный запах железной дороги, в котором все-таки, как это ни
странно, преобладали испарения мокрого угля, остался. И Холин не любил ез
дить поездом именно из-за него.
Он любил летать самолетом. Особенно зимой, хотя зимой летать самолетом
Ц всегда риск. Но, наверно, из-за этого риска Холин любил и зимние полеты.

Возбуждение от риска начиналось еще в городской кассе. Николай Егорович
брал билет обычно за несколько дней, как только становилось хоть приблиз
ительно известно, когда ему надо лететь. В зале пусто, все окошечки закрыт
ы картонками мышиного цвета, работают лишь одно-два; возле них очередь из
трех или четырех человек. Смех, а не очередь.
На шаги Холина, которые отдаются аж под самым потолком Ц почему-то во все
х самолетных кассах высокие потолки, Ц очередь оборачивается, и по лица
м Холин сразу определяет закоренелых клиентов «Аэрофлота». Из тех, кого
не запугаешь ни распутицей, ни бураном. У них лица карточных игроков. В сам
олетной очереди не принято спрашивать, кто последний. Холин просто стано
вится, достает бумажник, готовит деньги. Очередь движется неторопливо, н
икто не ругается, не спорит, не упрашивает, если билетов нет. Вопросы почем
у-то задают вполголоса, и вполголоса же кассир говорит число, номер рейса
и каким транспортом добраться до аэропорта.
На такое-то, туда-то, говорит Холин спокойным голосом спокойной кассирше
в наброшенной поверх формы вязаной домашней кофте, Ц летом упаси боже п
оявиться в одежде кассира чему-либо домашнему. Брать на такое-то билет за
ранее при неустойчивой зимней погоде Ц безумие. И Николай Егорович прек
расно знает, что это безумие. И кассирша знает. И вся очередь знает.
Ц Можно? Ц спрашивает Холин без всякой тени страха, хотя это первый рис
к.
Кассирша поднимает на Холина глаза и несколько секунд смотрит на него. Х
олин выдерживает взгляд. Кассирша пожимает плечами, щелкает какой-то шт
учкой и говорит, слегка наклонившись в микрофон:
Ц Один на такое-то… рейс такой-то…
И опять быстро смотрит на Холина, и Холин чувствует, что она на его стороне
и сама немного волнуется, выгорит дело или нет.
В микрофоне замешательство, потом голос произносит:
Ц Один на такое-то… рейс такой-то…
И опять Николай Егорович чувствует, что и этот нечеловеческий, механичес
кий голос тоже на его стороне, несмотря на то, что продавать за столько дне
й билет при неустойчивой зимней погоде хотя, может быть, и не противоречи
т правилам, но явное безумие.
Ц Такого-то… рейс такой-то… аэропорт такой-то, Ц говорит кассирша, прот
ягивая билет, и еще раз, теперь уже вне всякой меры, пристально смотрит на
Холина.
Ц Спасибо, Ц говорит Холин и чуточку медлит, надеясь, что она ответит «п
ожалуйста» и, может быть, даже улыбнется краешком губ, но кассирша уже зан
ята другим, но все же в движении ее рук, берущих ножницы, во взгляде на след
ующего пассажира Холин чувствует последнее внимание к нему, Холину, отбл
ески последних обрывков мыслей о нем, Холине. И это приятно.
В зале ожидания аэропорта зимой тоже мало народа и лица выглядят так, сло
вно все знакомы. Может быть, и не знакомы, но все-таки как будто бы люди собр
ались для одного какого-то дела и все знают, что собрались для одного дела
и что они в какой-то степени, пусть в маленькой, но сообщники. Такой вид быв
ает у людей, собравшихся у проходной большого завода рано утром ехать на
уборку кукурузы или картошки. Они резко выделяются изо всех не только те
м, что многие из них в ватниках и бывших модных десять-пятнадцать лет наза
д пальто, но и особым выражением лица. Хотя большинство из них друг с друго
м не знакомы, но у всех одно выражение лица. «Ага, Ц написано на лицах. Ц В
от вы идете, а мы едем на кукурузу. Вот затроньте из нас кого-нибудь одного,
мы такого вам покажем!»
В зале легкий гул, у буфета очередь. Многие хорошо одетые с несчастным выр
ажением лица пьют шампанское и закусывают импортными персиками из боль
ших ярких банок. Стоит лишь глянуть на них, как сразу становится ясно, что
их рейс отложен, и отложен не на какие-то час-два, а на целых пять-шесть час
ов, может быть, до самого утра.
Холин регистрирует билет и, стараясь не глядеть на табло, где сообщается,
на какой рейс идет посадка, а какой рейс откладывается, направляется к ки
оску рассматривать сувениры. Сувениры одинаковые по всей стране: Останк
инская башня, пластмассовые человечки.
Вдруг раздается шелест, как будто прилетела металлическая стрекоза. Хол
ин знает, что это за шелест. С забившимся сердцем он поднимает чемодан и по
дходит к табло. Спокойное до этого табло волнуется. Оно машет лепестками,
стрекочет и, наконец, показывает:
«Рейс такой-то… туда-то задерживается по метеоусловиям»
На час.
На три.
До утра.
Это похоже на азартную игру. И толпа, которая стоит перед волнующимся таб
ло, похожа на толпу игроков.
Удары судьбы игроки принимают мужественно. Для формы они, конечно, что-то
бормочут, какие-то угрозы в адрес «Аэрофлота», но потом расходятся. Если н
а час, три Ц в буфет; если до утра Ц в ресторан.
«До утра» Ц самое серьезное. До утра Ц это полнейшая неопределенность.
«На час» еще имеют в запасе «на два», «на три», наконец, «до утра». «Доутрис
ты» же рискуют завтра начать все сначала.
Но зато с ними случаются разные приключения. Может, конечно, и не случится
, но чаще все-таки случаются. Холину, например, один раз ночью, где-то между
тремя и четырьмя часами ночи, объяснилась в любви женщина. Замужняя женщ
ина. Мать троих детей. Причем муж несколько раз приходил ее успокаивать, а
она плакала и объяснялась Николаю Егоровичу в любви. И дети тоже успокаи
вали и не знали, что такое приключилось с их матерью. А потом, когда объяви
ли посадку на самолет этого семейства, она наотрез отказалась лететь, му
ж упрашивал, умолял, пытался, хоть был маленьким и тщедушным, даже тащить е
е насильно, а она упиралась; потом, конечно, улетела.
Она говорила Холину:
Ц До встречи с вами я была счастлива. Я думала, что я счастлива. Я стирала,
мыла, готовила и думала, что так и должно быть. У меня было трое детей, непью
щий муж, и я думала Ц в этом счастье. Зачем вы мне встретились? Вы обрекли м
еня на вечную муку.
Она так и сказала: «На вечную муку». Конечно, она не будет вечно мучиться. О
на так сказала, потому что была пьяна, иначе она бы это не сказала, но все-та
ки она это сказала.
Еще она сказала:
Ц Давайте проведем с вами вместе отпуск. В Ялте. Я приеду в июне в Ялту. Или
в августе. Или в сентябре. Как вам будет удобно. Вы мне напишите. А если не н
апишете, я все равно буду ждать вас в Ялте у главного почтамта с восьми до
девяти часов вечера. Каждый вечер. Каждый год.
Он сказал, что обязательно приедет в июне в Ялту и каждый вечер будет прих
одить к главному почтамту между восемью и девятью часами вечера. Он даже
дал клятву. Он дал клятву совершенно честно и искренне верил, что сдержит
ее.
Конечно, Холин не поехал в июне в Ялту. И она тоже наверняка не поехала в ию
не в Ялту. Но он дал еще одну клятву, что не забудет этой встречи. И эту клятв
у сдержал. Конечно, не потому, что все время вдалбливал себе в голову: помн
и, помни, а потому, что такие встречи не забываются. Из-за таких встреч он и
любил зимние полеты…
А произошло все так. Рейс отложили до утра, и Холин сидел в ресторане. Она п
ривела своих детей поить чаем перед полетом. Ее самолет улетал в шесть ут
ра, а рейс предстоял длительный Ц до Свердловска; она жила в Свердловске.

Как-то выяснилось, что у старшей дочери сегодня день рождения, и Холин пре
дложил выпить за день рождения. Она долго отказывалась, но он пригрозил е
й, что у ее дочери не будет здоровья, и она выпила. Потом выпила еще несколь
ко раз. От выпитого она раскраснелась, и Николай Егорович сделал ей компл
имент. И тогда она заплакала и стала рассказывать ему свою жизнь. Она сказ
ала, что пьяна первый раз в жизни и не знала, что это так прекрасно. Еще она н
е знала, что прекрасно слушать комплименты. А ей скоро сорок, и еще ничего
не было и, наверно, уже не будет. Только работа, муж, стирка, дети, опять рабо
та, муж, стирка, дети, и так без конца и края. И она еще нигде не была, ничего не
испытала и, наверно, уже нигде не будет и ничего не испытает.
Спустя два или три года он получил открытку под Новый год без подписи и об
ратного адреса. «Я так несчастна…» Ц было написано в открытке.
Он хранил открытку несколько дней, а потом порвал.
Конечно, бывали менее приятные приключения. Когда, например, летишь в оди
н город, а прилетаешь в другой. Однажды в Домодедово он познакомился с оче
нь симпатичным человеком, артистом миманса. Артист миманса возвращался
из Италии; сам он был начинен впечатлениями, а его чемодан итальянскими в
инами. Они проговорили до утра. Утром очень тепло попрощались, дали слово
не терять друг друга из виду, потом Холин залез в свой самолет и заснул. Пр
оснулся во время посадки. Выходит и не узнает свой аэропорт. Не такой како
й-то аэропорт. Поднял голову и видит Ц огромными буквами написано: «Влад
ивосток». Оказывается, вместо своей «аннушки» он каким-то образом сел на
реактивный и рванул из Европы в Азию.
Конечно, под влиянием итальянских вин…

* * *

Холин подошел к своему вагону. Толстая проводница в шинели возилась с фо
нарем, который то загорался, то гас. «Не могут уж посовременнее что-нибудь
придумать. Как были двадцать лет фонари, так и остались, Ц опять плохо по
думал Холин о железной дороге, предъявляя билет. Ц И проводник в такой же
шинели…»
Поезд был почти пуст. Маршрут в Крым недавно ввели специально для отпуск
ников, но только начинался март, и, конечно, мало кто стремился к холодному
морю. В купе сидел лишь один человек Ц маленький, неопределенного возра
ста, сразу с двумя лысинами: передней и задней; из тех, что всю дорогу смотр
ят в окно. Николай Егорович поздоровался, поставил чемодан в ящик под пол
ку Ц его место было внизу Ц и вышел на улицу; до отправления еще оставало
сь много времени: на их станции всегда поезда стояли долго.
Падал мелкий снег. Мороз был ощутимый, но не очень, чуть-чуть поменьше, и он
стал бы приятным. По пустому перрону, выскобленному машинами с проволочн
ыми щетками, крутилась мелкая поземка. У поземки было все, как у настоящей
: сугробы, лижущие языки, черные «окна», только все это выглядело настольк
о маленьким, словно Холин вдруг стал великаном и разглядывал поземку с в
ысоты своего великаньего роста. Из открытой форточки станционного рест
орана тянулась грустная мелодия. Как полная луна, неслась сквозь снега ф
ара элеватора.
На перроне, кроме Холина, был лишь один человек: нервно прохаживалась худ
ая девушка с убитым морозом букетиком белых цветов Ц она кого-то ждала. О
ни встретились, разминулись, опять встретились. Надо бы пошутить, подума
л Николай Егорович, но кроме идиотской, затасканной шуточки «Вы не меня в
стречаете?» ничего не пришло на ум, и он поплелся ко входу на вокзал. Дверь
широко распахнулась, и Холин даже отшатнулся от неожиданности Ц прямо н
а него валила толпа их заводской братии с оттопыренными карманами.
Увидев Николая Егоровича, толпа возликовала.
Ц А мы тебя провожать! Ц загалдели вокруг неподдельно радостные голос
а.
«Сегодня зарплата, Ц вспомнил, пожимая руки, Холин. Ц Неужели мои дела т
ак уж плохи, если эта братия расчувствовалась?»
Пришел даже Лукашов. Но этот наверняка не расчувствовался, а явился по до
лгу службы. Лукашов Ц человек долга. В завкоме Лукашов отвечал за бытово
й сектор и добросовестно присутствовал на всех свадьбах, перепоясанный
свежевыстиранным полотенцем, взятым из заводской столовой, а на похорон
ах неизменно пристраивался сзади к крышке гроба и хотя нести не нес по пр
ичине маленького роста, а даже еще больше отягощал конструкцию, но умел з
ычно и в то же время скорбно подавать команды, где остановиться, когда тро
нуться, и потому был незаменим.
1 2 3 4 5