Пошла в начале зимы полоскать на Волге белье и
провалилась. Именно к этому времени и относятся первые
воспоминания Чонкина о себе и окружающем мире.
Иван не остался один, его приютили бездетные соседи и
однофамильцы, а может быть, даже родственники Чонкины. У
них не было детей много лет, они даже подумывали, не
взять ли кого из приюта, а тут подвернулся такой вот слу-
чай . Чонкина одели, обули, а когда он малость подрос,
стали приучать понемногу к хозяйству. То сено пошлют во-
рошить, то картошку в погребе перебирать, то еще чего по
хозяйству. За это и поплатились.
В известное время стали искать в деревне кулаков, да ни
одного не могли найти. А приказано было найти обязательно,
хотя бы для примера. Тогда нашли Чонкиных, которые эксплу-
атировали чужой, да к тому же еще и детский, труд.
Чонкиных сослали, а Иван попал в детский дом, где его
больше двух лет почем зря мучили арифметикой. Сначала он
все это покорно переносил, но когда дело дошло до деле-
ния целых чисел с остатком, не выдержал и дал деру в свою
родную деревню.
К тому времени он уже немного подрос и у него доставало
сил, чтобы затянуть супонь. Ему дали лошадь и послали
работать на молочно-товарную ферму. И, не забывая о высо-
ком происхождении Чонкина, говорили:
- Князь, запряжешь Чалого, поедешь навоз возить.
В армии его так не звали, потому что не знали этого
прозвища, а в облике его ничего княжеского не было.
Командир батальона Пахомов, встретив Чонкина в первый раз,
сказал не задумываясь:
- На конюшню.
Сказал, как приклеил. На конюшне Чонкину было самое
место. С тех пор он и ездил все время на лошади, возил на
кухню дрова и картошку. Со службой своей он освоился быс-
тро и быстро усвоил ее основные законы, как, например:
"Боец спит служба идет", "Не спеши выполнять приказание,
его могут и отменить" и т.д., и т.п. И хотя за всю службу
он не стал, подобно своим сверстникам, ни механиком, ни
мотористом, жизнью своей, если бы не старшина, Чонкин был
бы доволен вполне. Его не посылали в наряды, не заставля-
ли мыть в казарме полы, освобождали от строевой подготов-
ки . Он даже в казарме почти не бывал, зимой спал обычно
на кухне, а летом - в конюшне на сене. Имея прямое отноше-
ние к кухне, питался по норме N 5, то есть по летной норме
Только от одной всеобщей обязанности он не был освобожден-
от политзанятий.


4

Летом, в хорошую погоду, политзанятия проходили обычно
не в помещении, а на опушке небольшой рощицы, в стороне от
городка. Чонкин, как всегда опоздал, но на этот раз не по
своей вине. Сперва его воспитывал старшина, потом повар
Шурка в самый последний момент послал его на склад за
крупой. Кладовщика на складе не оказалось, пришлось бегать
по всему городку разыскивать. Когда Чонкин приехал наконец
на лошади в рощу, все были уже в сборе. При появлении
Чонкина руководитель занятий старший политрук Ярцев весьма
тонко съязвил в том духе, что, мол, раз Чонкин явился,
значит, теперь все в порядке можно и начинать.
Бойцы расположились на небольшой лужайке вокруг широкого
пня, на котором сидел старший политрук Ярцев.
Чонкин разнуздал лошадь и привязал ее неподалеку к
дереву, чтобы она могла щипать траву, а сам себе выбрал
место впереди бойцов, подальше от руководителя занятий. Он
сел, поджав под себя ноги, и только после этого огляделся.
И тут же понял, что место выбрал самое неудачное. Рядом с
ним, глядя на него насмешливыми голубыми глазами, сидел
его заклятый враг Самушкин. Этот Самушкин никогда не
упускал случая, чтобы устроить Чонкину какую-нибудь
пакость: в столовой смешивал сахар с солью, в казарме но-
чью (в тех редких случаях, когда Чонкину все же приходи-
лось там спать) связывал вместе брюки и гимнастерку, и
Чонкин из-за этого опаздывал на построение.
А однажды Самушкин устроил Чонкину "велосипед" - вложил
спящему между ног клочки бумаги и поджег. За это он полу-
чил два наряда вне очереди, а Чонкин трое суток хромал.
Увидев Самушкина, Чонкин понял, что лучше бы он сел в
муравейник, потому что по игривому настроению Самушкина
сразу понял, что добра от него ждать нечего.
Проходили тему "Моральный облик бойца Красной Армии".
Старший политрук Ярцев достал из лежавшего на коленях
большого желтого портфеля конспект, полистал его, вкратце
напомнил бойцам то, что проходили на прошлых занятиях, и
спросил:
- Кто желает выступить? Чонкин?- удивился он, заметив,
что Чонкин дернул рукой.
Чонкин встал, оправил под ремнем гимнастерку и, переми-
наясь с ноги на ногу, уставился Ярцеву прямо в глаза.
Так они смотрели друг на друга довольно долго.
- Ну что же вы не отвечаете?- не выдержал Ярцев.
- Не готов, товарищ старший политрук,- нерешительно про-
бормотал Чонкин, опуская глаза.
- Зачем же вы тогда поднимали руку?
- Я не поднимал, товарищ старший политрук, я жука дос-
тавал. Мне Самушкин бросил за шею жука.
- Жука?- зловещим голосом переспросил Ярцев.- Вы что,
товарищ Чонкин, пришли сюда заниматься или жуков ловить?
Чонкин молчал. Старший политрук встал и в волнении
заходил по лужайке.
- Мы с вами,- начал он, медленно подбирая слова,- изу-
чаем очень важную тему: "Моральный облик бойца Красной
Армии". Вы, товарищ Чонкин, по политподготовке отстаете
от большинства других бойцов, которые на политзанятиях
внимательно слушают руководителя. А ведь не за горами
инспекторская проверка. С чем вы к ней придете? Поэтому,
между прочим, и дисциплина у вас хромает. Прошлый раз,
когда я был дежурным по части, вы не вышли на физзарядку.
Вот вам конкретный пример того, как слабая политическая
подготовка ведет к прямому нарушению воинской дисциплины.
Садитесь, товарищ Чонкин. Кто желает выступить?
Поднял руку командир отделения Балашов.
- Вот,- сказал Ярцев,- почему-то товарищ Балашов всегда
первым поднимает руку. И его всегда приятно слушать. Вы
конспект приготовили, товарищ Балашов?
- Приготовил,- скромно, но с достоинством сказал Бала
шов.
- Я знаю, что приготовили,- сказал Ярцев, глядя на
Балашова с нескрываемой любовью. Отвечайте.
Старший политрук снова сел на пень и, чтобы показать
заранее, какое истинное наслаждение доставит ему четкий и
правильный ответ Балашова, закрыл глаза.
Балашов развернул общую тетрадь в картонном переплете и
начал читать громко, с выражением, не вставляя ни единого
своего слова.
Пока он читал, бойцы занимались, кто чем. Один,
спрятавшись за спиной другого, увлекся "Мадам Бовари",
другие - играли в "морской бой", Чонкин предавался своим
мыслям. Мысли у него были разные. Внимательно наблюдая
жизнь, постигая ее законы, он понял, что летом обычно
бывает тепло, а зимой - холодно. "А вот если бы было
наоборот, думал он,- летом холодно, а зимою тепло, то
тогда бы лето называлось зима, а зима называлась бы лето".
Потом ему пришла в голову другая мысль, еще более важная и
интересная, но он тут же забыл, какая именно, и никак не
мог вспомнить. И мысль об утерянной мысли была мучительна.
В это время его толкнули в бок. Чонкин оглянулся и увидел
Самушкина, про которого совсем забыл. Самушкин поманил
его пальцем, показывая, чтобы Чонкин наклонился, он, Са-
мушкин, ему что-то скажет. Чонкин заколебался. Крикнуть в
ухо, пожалуй, побоится, старший политрук здесь, а плюнуть-
может.
- Чего тебе?- шепотом спросил Чонкин.
- Да ты не бойся,- прошептал Самушкин и сам наклонился к
чонкинскому уху.- Ты знаешь, что у Сталина было две жены?
- Да ну тебя,- отмахнулся Чонкин.
- Верно тебе говорю. Две жены.
- Хватит болтать,- сказал Чонкин.
- Не веришь - спроси у старшего политрука.
- Да зачем мне это нужно?- упрямился Чонкин.
- Спроси, будь другом. Я спросил бы, но мне неудобно, я
в прошлый раз задавал много вопросов.
По лицу Самушкина было видно, что ему очень важно, что-
бы Чонкин оказал ему эту пустяковую, в сущности, услугу.
Чонкин, будучи человеком добрым, не умеющим никому и ни в
чем отказывать, сдался.
Балашов все еще читал свой конспект. Старший политрук
его слушал рассеянно, зная, что Балашов боец аккуратный,
наверняка переписал в конспект все слово в слово из учеб-
ника и никаких неожиданностей в его ответе быть не может.
Но времени оставалось мало, надо было спросить других, и
Ярцев прервал Балашова.
- Спасибо, товарищ Балашов,- сказал он.- У меня к вам
еще вопрос: почему наша армия считается народной?
- Потому, что она служит народу,- ответил Балашов, не
задумываясь.
- Правильно. А кому служат армии капиталистических
стран?
- Кучке капиталистов.
- Правильно.- Ярцев был очень доволен.- Я с удовольст-
вием прослушал ваш ответ. Вы правильно мыслите, делаете
из пройденного материала верные выводы. Я ставлю вам
"отлично" и буду просить командира батальона объявить
вам благодарность с занесением в личное дело.
- Служу трудовому народу,- тихо сказал Балашов.
- Садитесь, товарищ Балашов.- И своими узкими проница-
тельными глазами старший политрук осмотрел сидевших перед
ним бойцов. Кто хочет дальше развить мысль предыдущего
оратора?
Чонкин дернул рукой. Ярцев заметил.
- Товарищ Чонкин, как прикажете истолковать ваш вырази-
тельный жест? Может быть, вы опять боретесь с жуком?
Чонкин встал.
- Вопрос, товарищ старший политрук.
- Пожалуйста.- Политрук расплылся в широкой улыбке, всем
своим видом показывая, что, конечно, Чонкин может задать
только очень простой вопрос и, может быть, даже глупый, но
он, Ярцев, обязан снижаться до уровня каждого бойца и
разъяснять непонятное. И он ошибся. Вопрос, может быть,
был глупый, но не такой простой.
- А правда,- спросил Чонкин,- что у товарища Сталина
было две жены?
Ярцев вскочил на ноги с такой поспешностью, как будто в
одно место ему воткнули шило.
- Что?- закричал он, трясясь от ярости и испуга.- Вы что
говорите? Вы меня в это дело не впутывайте. Он тут же
спохватился, что сказал что-то не то, и остановился.
Чонкин растерянно хлопал глазами. Он никак не мог по-
нять, чем вызвана такая ярость старшего политрука. Он по-
пытался объяснить свое поведение.
- Я, товарищ старший политрук, ничего,- сказал он.- Я
только хотел спросить....мне говорили, что у товарища
Сталина...
- Кто вам говорил?- закричал Ярцев не своим голосом.-
Кто, я вас спрашиваю? С чужого голоса поете, Чонкин?
Чонкин беспомощно оглянулся на Самушкина, тот спокойно
перелистывал "Краткий курс истории ВКП(б)", словно все
происходившее не имело к нему никакого абсолютно
отношения. Чонкин понял, что если сослаться на Самушкина,
тот откажется не моргнув глазом. И хотя Чонкин не мог
взять в толк, чем именно вызван такой невероятный гнев
старшего политрука, ему было ясно, что Самушкин опять его
подвел, может быть, даже больше, чем в тот раз, когда
устроил "велосипед".
А старший политрук, начав кричать, никак не мог остано-
виться, он крестил Чонкина почем зря, говоря, что вот,
мол, к чему приводит политическая незрелость и потеря бди-
тельности, что такие, как Чонкин, очень ценная находка
для наших врагов, которые только и ищут малейшую щель,
куда, не гнушаясь никакими средствами, можно пролезть со
своими происками, что такие, как Чонкин, позорят не только
свое подразделение и свою часть, но и всю Красную Армию в
целом.
Трудно сказать, чем бы кончился монолог Ярцева, если бы
его не прервал дневальный Алимов. Видно, Алимов бежал от
самого городка, потому что долго не мог перевести дух, и,
приложив руку к пилотке, тяжело дышал, молча глядя на
Ярцева. Его появление сбило Ярцева с мысли, и он спросил
раздраженно:
- Что вам?
- Товарищ старший политрук, разрешите обратиться.-
Алимов кое-как отдышался.
- Обращайтесь,- устало сказал Ярцев, опускаясь на пень.
- Рядового Чонкина по приказанию командира вызывают в
казарму.
Этому обстоятельству были рады и Чонкин, и Ярцев.
Отвязывая лошадь, Чонкин ругал себя, что черт его дер-
нул за язык. Может быть, первый раз за всю службу задал
вопрос, и на тебе такая неприятность. И он твердо решил,
что теперь никогда в жизни не будет задавать никаких
вопросов, а то еще влипнешь в такую историю, что и не
выпутаешься.

5

Старшина Песков сидел у себя в каптерке и суровой нит-
кой резал мыло, готовясь к предстоящему его роте банному
дню. В это время его позвали к телефону, и комбат Пахомов
приказал немедленно разыскать Чонкина, выдать ему оружие,
продпаек на неделю и подготовить к длительному несению
караульной службы.
Какой именно службы и почему длительной, старшина не
понял, но сказал "есть!" , потому что привык выполнять
приказания беспрекословно, согласно уставу. Каптенармуса
Трофимовича, который помогал ему резать мыло, он послал на
продсклад, а дневального Алимова отправил разыскивать
Чонкина. После этого нарезал остальное мыло, вытер руки о
полотенце и сел писать письмо своей невесте, которая жила
в городе Котласе.
После срочной службы старшина прослужил еще два года,
теперь хотел опять продлить срок, но невеста этого не одо-
бряла. Она считала, что женатому человеку лучше работать
где-нибудь на заводе, чем служить в армии.
Старшина Песков с этим был не согласен, он писал:
"А еще, Люба, вы пишете, что гражданская жизнь лучше,
чем военная. Вы, Люба, имеете об этом неправильное поня-
тие, потому что для каждого воина Красной Армии есть глав-
ное переносить все тяготы и лишения воинской службы. А
также воспитание подчиненных. Вы знаете, что наша страна
со всех четырех сторон находится в капиталистическом
окружении и враги только и метят на то, чтобы задушить
Советскую страну, а наших жен и детей угнать в рабство.
Поэтому в Красную Армию ежегодно призываются на военную
службу молодые воины, дети рабочих и трудового крестьян-
ства. И мы, закаленные воины, должны передавать им свой
боевой опыт и воинское мастерство в деле воспитания
молодого поколения.
1 2 3 4 5