Никто не мог уцелеть в этом аду, разве что экипаж успел
катапультироваться на спасательных шлюпках.
Словно безумный обыскивал я небо в поисках блеска металла, который
указал бы на присутствие уцелевших.
Но не было ничего, кроме темноты и звезд, и пылающих останков.
Через некоторое время я заметил, что корабль удаляется. Если его
двигатели до сих пор уравнивали скорость с нашей, то теперь и они
поддались ярости огня, пожиравшего корабль.
Я начал фотографировать, кстати, с полным правом пользуясь резервом
кислорода. Когда расстояние между нами стало увеличиваться, эта
миниатюрная Новая, бывшая до сих пор космическим крейсером, стала
постепенно менять цвет, теряя свою ослепительную белизну. Последний взгляд
явил мне удлиненное зарево, похожее на туманность вишневого цвета, видимую
с ребра - этакий отблеск света в темноте над далеким горизонтом.
Я сделал все, что было возможно, вновь включил аварийные системы и
вернулся в постель.
Ожидая, пока начнет действовать эликсир, я думал, что звездная
система Альфы Центавра должна иметь населенные планеты. Если я не ошибаюсь
в своих расчетах, мы находимся всего в 1,6 светового года от главной
группы солнц Альфы, чуть ближе к красной Проксиме.
Это может значить, что во вселенной есть по крайней мере еще одна
высокоразвитая цивилизация. Удивительный, непредставимый мир открывался
перед нами. Я снова ощутил дрожь восторга.
Буквально в последнюю минуту, когда сон уже одолевал меня, я
вспомнил, что совсем позабыл о наших проблемах с Ренфью.
Однако беспокойства не было. Ренфью, оказавшись лицом к лицу с чужой
цивилизацией, наверняка обретет жизненную энергию.
Наши неприятности кончились.

Видимо, мой возбуждение продержалось все сто пятьдесят лет, потому
что, едва проснувшись, я подумал:
"Мы на месте! Наконец-то кончилась эта долгая ночь и наше
фантастическое путешествие. Теперь мы будем вместе, будем видеть друг
друга и узнаем здешнюю цивилизацию, увидим солнце далекого Центавра".
Странное дело: пока я лежал, переполненный радостью, меня удивило,
что прошедшее время казалось мне таким долгим. Фактически... я просыпался
всего три раза, и лишь один раз - на целый день.
Я видел, в буквальном значении этого слова, Блейка, Ренфью и Пелхэма!
- всего полтора дня назад. Период моего бодрствования длился всего
тридцать шесть часов с того момента, когда мягкие губы коснулись моих и
прильнули к ним в сладчайшем за всю мою жизнь поцелуе.
Откуда же взялось ощущение, что прошли целые столетия, секунда за
секундой? Откуда это невероятное, ничем не оправданное сознание
путешествия сквозь бесконечную непроницаемую ночь?
Неужели человеческий разум так легко обмануть?
Наконец мне показалось, что я нашел ответ: мой организм жил все эти
пятьсот лет, все мои клетки и органы функционировали, поэтому не
исключено, что некоторые участки мозга сохраняли сознание все это время.
Конечно, играл роль и психологический фактор: ведь теперь я знал, что
прошло пятьсот лет и...
Я вздрогнул, заметив, что с пробуждения прошло уже десять минут, и
осторожно включил аппарат для массажа.
Мягкие руки автомата массировали меня, когда дверь открылась, щелкнул
выключатель, и я увидел Блейка.
Слишком резкий поворот головы в его сторону привел к тому, что перед
глазами у меня затанцевали огоньки. Закрыв глаза, я слушал его шаги, пока
он шел ко мне.
Через минуту я уже мог взглянуть снова; на этот раз я видел его
четко. Он нес миску с супом и остановился, угрюмо глядя на меня. Почему
угрюмо?
Наконец его длинное худое лицо расплылось в бледной улыбке.
- Привет, Билл, - сказал он. - Тс-с-с! Не пытайся говорить. Я буду
кормить тебя супом, а ты лежи спокойно. Чем скорее встанешь на ноги, тем
лучше. Я на ногах уже две недели.
Он сел на край постели и зачерпнул ложку супа. В воцарившейся тишине
был слышен только шум массажера. Силы постепенно возвращались ко мне, и я
все отчетливей видел подавленность Блейка.
- Что с Ренфью? - сумел наконец выдавить я. - Он проснулся?
Блейк поколебался, потом кивнул. Лицо его помрачнело, и он
нахмурился.
- Он безумен, Билл, - просто сказал он. - Теперь это законченный
псих! Мне пришлось его связать. Сейчас он в своей каюте, уже несколько
успокоился, а до тех пор бормотал что-то, как маньяк.
- Сдурел ты, что ли? - прошептал я. - Ренфью никогда не был настолько
впечатлителен. Угрюмый и унылый - это я могу понять, но одно сознание
того, что прошло столько лет и никого из друзей уже нет в живых, не могло
повергнуть его в безумие.
Блейк покачал головой.
- Дело не только в этом, Билл.
Он помолчал, потом продолжал:
- Билл, приготовься к шоку, какого еще никогда не переживал.
Я вопросительно уставился на него, чувствуя пустоту в голове.
- Что ты имеешь в виду?
- Я знаю, что ты это вынесешь, - говорил он со странной гримасой на
лице. - В общем, не пугайся. Мы с тобой были парой подопытных мышей. Для
таких толстокожих типов, как мы, должно быть все равно - приземлимся мы в
миллионном году нашей эры или до нее. Мы бы осмотрелись по сторонам и
сказали бы: "Как поживаешь, старый дурень?" или же: "Кто был тот
птеродактиль, которого я видел с тобой вчера вечером?" или что-нибудь
вроде этого.
- Говори сразу, в чем дело? - прошептал я.
Блейк встал.
- Билл, когда я прочел твои сообщения о том, что случилось, и
посмотрел фотографии горящего корабля, мне кое-что пришло в голову. Две
недели назад солнца Альфы были очень близко друг к другу, всего в шести
месяцах от нас при нашей средней скорости восемьсот километров в секунду.
"Посмотрим, - подумал я, - удастся ли поймать какую-нибудь их станцию".
- Так вот, - он заставил себя улыбнуться, - в течение нескольких
минут я поймал сотни передач. Они шли на всех семи каналах, отчетливо, как
колокольный звон на Рождество.
Он помолчал, глядя на меня со слабой улыбкой на губах.
- Билл, - простонал он, - мы величайшие кретины под солнцем! Когда я
сказал обо всем Ренфью, он опал, как проколотый шарик.
Он снова замолчал. Мои напряженные нервы не выдержали этого молчания.
- Ради бога, дружище... - начал я и замолчал. Я лежал неподвижно, и
меня вдруг осенило. Кровь застыла у меня в жилах, но наконец я сумел
сказать: - Значит, ты говоришь, что...
Блейк кивнул.
- Да, именно так. Они обнаружили нас своими локаторными лучами и
энергетическими экранами. Нам навстречу уже отправлен корабль.
- Надеюсь, - мрачно закончил он, - они смогут что-нибудь сделать для
Джима.
Часом позже, сидя за пультом управления, я заметил вспышку, и через
минуту могучий космический корабль в километре позади нас уравнял с нами
свою скорость.
Мы с Блейком переглянулись.
- Я не ослышался? - спросил я дрожащим голосом. - Этот корабль
стартовал из ангара десять минут назад?
Блейк кивнул.
- Дорогу от Земли до Центавра он проходит за три часа.
Этого я еще не слышал и почувствовал, что в голове у меня все идет
кругом.
- Что?! - воскликнул я. - А у нас это заняло пятьсот... - Я помолчал.
- Три часа... Как мы могли забыть о техническом прогрессе.
Молча смотрели мы, как в монолитной стене напротив нас появляется
отверстие. В эту пещеру я и направил наш корабль.
На кормовом экране было видно, как закрывается люк. Перед нами
вспыхнул свет и сошелся лучом на какой-то двери. Когда я опустил корабль
на металлический пол, на экране связи появилось чье-то лицо.
- Касселлахат! - прошептал мне на ухо Блейк. - Тот, что поддерживал
со мною контакт.
Касселлахат - у него было умное красивое лицо - улыбнулся нам и
сказал:
- Вы можете покинуть свой корабль и войти через эту дверь.
Когда мы осторожно выходили наружу, в просторный приемный зал, мне
показалось, что нас окружает пустое пространство. "Это похоже на ангар
межпланетного корабля, - подумал я. - Только какого-то чужого..."
"Нервы!" - тут же одернул я себя, но по лицу Блейка понял, что тот
испытывает похожие чувства. Через дверь мы вошли в коридор, который привел
нас в огромное роскошное помещение.
Это могла быть тронная зала или апартаменты кинозвезды. Все стены
покрывали великолепные драпировки - то есть, сначала мне показалось, что
это драпировки, но потом я понял, что это не так. Это было... я никак не
мог понять...
Я уже видывал дорогую мебель в доме Ренфью, но эти диваны, стулья и
столы фосфоресцировали, словно были сделаны из подобранных по оттенкам
разноцветных огней. Нет, не так. Они не фосфоресцировали, а...
И снова я не пришел ни к какому определенному выводу.

Времени на детальный осмотр уже не было. Мужчина, одетый так же как и
мы, встал нам навстречу. Я узнал Касселлахата.
Он шел нам навстречу, улыбаясь, потом вдруг замедлил шаги, потянул
носом. Мгновением позже он торопливо пожал нам руки, резко отступил к
креслу и сел.
Это было на удивление невежливо, но я обрадовался, когда он отошел,
поскольку, как ни коротко было наше рукопожатие, успел почувствовать
слабый запах духов. Это был незнакомый, но явно неприятный запах. Да и
вообще - мужчина, злоупотребляющий духами!
Я вздрогнул. Неужели за эти столетия род людской стал таким
изнеженным?
Жестом он пригласил нас сесть. "Неужели это и есть приветствие?" -
подумал я, усаживаясь.
- Должен предупредить вас насчет вашего друга, - начал Касселлахат. -
Это явный шизофреник, и наши психологи могут поправить его здоровье лишь
ненадолго. Полный курс лечения потребует большого времени и вашего
сотрудничества. Вы должны соглашаться на все его проекты, конечно, если
они не будут представлять опасности.
- А теперь, - он одарил нас улыбкой, - позвольте приветствовать вас
на четырех планетах Центавра. Это великий день в моей жизни. С раннего
детства меня готовили для этой цели - быть вашим учителем и гидом. И,
разумеется, я восхищен, что наступила минута, когда мои знания в области
вашего языка и американских обычаев среднего периода могут найти
практическое применение.
Он выглядел далеко не восхищенным: смешно морщил нос, и выражение
лица у него было какое-то болезненное. Но его слова шокировали меня.
- Что вы имеете в виду, - спросил я, - говоря об "изучении
американского языка?" Неужели общенародный язык уже вышел из употребления?
- Нет, разумеется, нет, - улыбнулся он, - но он так изменился, что,
честно говоря, вы не поняли бы даже такого простого слова, как "ихм".
- Ихм? - повторил Блейк.
- Что означает "да".
- Вот оно что...
Мы посидели молча. Блейк грыз нижнюю губу. Наконец он сказал:
- А каковы здешние планеты? По радио вы что-то говорили о
популяционных центрах, которые вновь превращаются в городские метрополии.
- Я буду счастлив показать вам столько наших метрополий, сколько вы
захотите осмотреть, - сказал Касселлахат. - Вы - наши гости, и несколько
миллионов кредитов положены на счет каждого из вас. Они к вашим услугам.
- О, Боже! - вырвалось у Блейка.
- Однако должен дать вам один совет, - продолжал Касселлахат. - Мы не
можем допустить, чтобы наши граждане почувствовали себя обманутыми,
поэтому вам нельзя будет ходить по городу или смешиваться с толпой. Они
смогут увидеть вас только в хронике или в закрытой машине, а услышать -
только по радио. Если у вас есть какие-то матримониальные планы, можете
раз и навсегда распрощаться с ними.
- Не понимаю, - сказал удивленный Блейк; я тоже ничего не понимал.
- Речь идет о том, - решившись, закончил Касселлахат, - чтобы никто
не почувствовал вашего неприятного запаха. Это могло бы ухудшить и ваше
материальное положение.
- А сейчас, - он встал, - я на время покину вас. Надеюсь, вы не
обидитесь, если впредь я буду в вашем присутствии надевать маску. Всего
наилучшего, господа, и...
Он замолчал, глядя на что-то позади нас.
- Ага, ваш-друг тоже здесь, - сказал он.
Я резко повернулся. Блейк вытаращил глаза.
- Эй, друзья! - весело сказал от дверей Ренфью. - Какими же болванами
мы были! - добавил он с гримасой.
Не зная, что ответить, я подбежал к нему, схватил за руку и мы
обнялись. Блейк последовал моему примеру.
Когда мы, наконец, выпустили Ренфью из своих объятий и оглянулись,
Касселлахата уже не было. Он исчез как раз вовремя, потому что я уже хотел
дать ему в морду за его последнее замечание.

- Итак, внимание! - сказал Ренфью. - Мы начинаем.
Он посмотрел на нас с Блейком, оскалил зубы, радостно потер руки и
добавил:
- Целую неделю я оглядывал тут все и обдумывал вопросы для этой
старой квочки, а здесь...
Он подошел к Касселлахату.
- Что обусловливает постоянство скорости света? - начал он.
Касселлахат даже не моргнул.
- Скорость равна корню кубическому из tq, - ответил он. - q -
означает глубину континуума пространства-времени, t - всеобщую
толерантность или гравитацию, как сказали бы вы, всей материи этого
континуума.
- Каким образом возникли эти планеты?
- Каждое солнце, чтобы удержаться в своем пространстве, выбрасывает
материю, как корабль в море бросает якорь. Это весьма поверхностное
описание. Я мог бы дать вам математическое выражение, но его пришлось бы
записывать. В конце концов, я не ученый. Просто эти факты известны мне с
детства.
- Минуточку, - прервал его Ренфью. - Солнце выбрасывает эту материю
безо всякого принуждения... лишь для того, чтобы остаться в равновесии?
Касселлахат посмотрел на него.
- Разумеется, нет. Принуждение очень сильно, уверяю вас. Без такого
равновесия солнце выпало бы из своего пространства. Только несколько
звезд-отшельниц могут поддержать равновесие без планет.
1 2 3 4