Антон Семенович Макаренко: «Флаги на башнях»

Антон Семенович Макаренко
Флаги на башнях




«Восьмитомник, том 6»: Москва; 1983
Аннотация В «Педагогической поэме» меня занимал вопрос, как изобразить человека в коллективе, как изобразить борьбу человека с собой, борьбу более или менее напряженную. Во «Флагах на башнях» я задался совсем другими целями. Я хотел изобразить тот замечательный коллектив, в котором мне посчастливилось работать, изобразить его внутренние движения, его судьбу, его окружение. А.С. Макаренко Антон Семенович Макаренко
ФЛАГИ НА БАШНЯХ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. ЧЕЛОВЕКА СРАЗУ ВИДНО Началась эта история на исходе первой пятилетки.От зимы остались корки льда, прикрытые от солнца всяким хламом: соломенным прахом, налетами грязи и навоза. Поношенный булыжник привокзальной площади греется под солнцем, а между булыжником просыхает земля, и за колесами уже подымаются волны новенькой пыли. Посреди площади — запущенный палисадник. Летом в палисаднике распускаются на кустах листья и бывает похоже на природу, сейчас же здесь просто грязно, голые ветки дрожат, как будто на земле не весна, а осень.От площади в городок ведет мостовая. Городок — маленький, случайно попавший в географию. Многие люди о нем и совсем не знали бы, если бы им не приходилось делать пересадку на узловой станции, носящей имя города.На площади стоит несколько ларьков, сооруженных еще в начале нэпа. В сторонке — почта, на ее дверях — желтая яркая вывеска. Возле почты скучают две провинциальные клячи, запряженные в переоксившиеся экипажи — линейки. Движение на площади небольшое — больше проходят железнодорожники с фонарями, кругами веревки, фанерными чемоданчиками. Рядок будущих пассажиров — крестьян сидит на земле у стены вокзала, греется на припеке.В сторонке от них расположился в одиночестве Ваня Гальченко, мальчик лет двенадцати. Он грустит у своей подставки для чистки сапог и щурится на солнце. Подставка у него легонькая, кое-как сбитая из обрезков, видно, что Ваня мастерил ее собственноручно. И припасу у него немного.У Вани чистое бледное лицо и костюм еще исправный, но и в лице и в костюме уже зародился тот беспорядок, который потом будет отталкивать добрых людей на улице и неудержимо привлекать на сцене или на страницах книги. Этот процесс байронизации Вани только-только что начался — сейчас Ваня принадлежит еще к тем людям, которых не так давно называли просто «хорошими мальчиками».Из-за палисадника, описывая быструю, энергичную кривую, картинно заложив руки в карманы пиджака, щеголяя дымящейся в углу рта папиросой, вышел здешний молодой человек и прямо направился к Ване. Он поддернул новенькую штанину, поместил ногу на подставке и спросил, не разжимая зубов:— Желтая есть?Ваня испугался, поднял глаза, ухватился за щетки, но тут же увял и растерянно-грустно ответил:— Желтая? Нету желтой.Молодой человек обиженно снял ногу с подставки, снова заложил руки в карманы, презрительно пожевал папиросу.— Нету? А чего ты здесь сидишь?Ваня развел щетками:— Так черная есть…Молодой человек гневно толкнул носком ботинка подставку и произнес скрипящим голосом:— Только голову морочите! Черная есть! Ты имеешь право чистить?Ваня наклонился к подставке и начал быстро складывать свое имущество, а глаза поднял на молодого человека. Он собрался было произнести слова оправдания, но в этот момент увидел за спиной молодого человека новое лицо. Это юноша лет шестнадцати, худой и длинный. У него насмешливо-ехидный большой рот и веселые глаза. Костюм старенький, но все-таки костюм, только рубашки под пиджаком нет, и поэтому пиджак застегнут на все пуговицы и воротник поднят. На головке клетчатая светлая кепка.— Синьор, уступите очередь, я согласен на черную…Молодой человек не обратил внимания на появление нового лица и продолжал с надоедливой внимательностью:— Тоже чистильщик! А документ у тебя есть?Ваня опустил щеки и уже не может оторваться от гневного взгляда молодого человека. Раньше Ваня где-то слышал, какое значение имеет документ в жизни человека, но никогда серьезно не готовился к такому неприятному вопросу#1.— Ну? — грубо спросил молодой человек.В этот печальный момент на Ваниной подставке опять появилась нога. На ней очень древний ботинок светло-грязного цвета, давно не пробовавший гуталина. Вследствие довольно невежливого толчка молодой человек отшатнулся в сторону, но толчок сопровождался очень вежливыми словами:— Синьор, посудите, никакой документ не может заменить желтой мази.Молодой человек не заметил ни толчка, ни вежливого обращения. Он швырнул папиросу на мостовую и, порываясь ближе к Ване, оскалил зубы:— Пусть документ покажет!Обладатель светло-грязного ботинка гневно обернулся к нему и закричал на всю площадь:— Милорд! Не раздражайте меня! Может быть, вы не знаете, что я — Игорь Черногорский?Наверное, молодой человек действительно не знал об этом. Он быстро попятился в сторону и уже издали с некоторым страхом посмотрел на Игоря Черногорского. Тот улыбнулся ему очаровательно:— До свиданья… До свиданья, я вам говорю! Почему вы не отвечаете?Вопрос был поставлен ребром. Поэтому молодой человек охотно прошептал «до свиданья» и быстро зашагал прочь. Возле палисадника он задержался, что-то пробурчал, но Игорь Черногорский в этот момент интересовался только чисткой своих ботинок. Его нога снова поместилась на подставке. Ваня весело прищурил один глаз, спросил:— Черной?— Будьте добры. Не возражаю. Черная даже приятнее.Ваня одной из щеток начал набирать мазь. Героическое столкновение Игоря Черногрского с мололым человеком нравится Ване, но он спрашивает:— Только… Десять копеек. У вас есть десять копеек?Игорь Черногорский растянул свои ехидные губы:— Товарищ, вы всем задаете такой глупый вопрос?— А есть десять копеек?Игорь Черногорский ответил спокойно:— Десяти копеек нет.Ваня с тревогой приостановил работу:— А… сколько у тебя есть?— Денег у меня нет… Понимаешь, нет?— Без денег нельзя.Рот у Игоря удлинился до ушей, и в глазах изобразился любознательный вопрос:— Почему нельзя? Можно.— Без денег?— Ну, конечно, без денег. Ты попробуй. Очень хорошо получится.Ваня взвизгнул радостно, потом прикусил нижнюю губу. В его глазах загорелось настоящее задорное вдохновение.— Почистить без денег?— Да. Ты попробуй. Интересно, как получится без денег.— А что ж? Возьму и попробую…— Я по глазам вижу, какой ты человек.— Сейчас попробую. Хорошо получится.Ваня бросает на клиента быстрый иронический взгляд. Потом он энергично принимается за работу.— Ты беспризорный? — спросил Игорь.— Нет, я еще не был.— Так будешь. А в школу ходишь?— Я ходил… А потом они уехали.— Кто? Родители?— Нет, не родители, а… так. Они поженились. Раньше были родители, а потом…Ване не хочется рассказывать. Он еще не научился с пользой реализовывать в жизни собственные несчастья. Он внимательно заглядывает на потрепанные задники ботинок Игоря.— Коробку эту сам делал?— А что? Плохо?— Замечательная коробка. А где ты живешь?— Нигде. В город хочу ехать… Так денег нет… сорок копеек есть.Ваня Гальченко рассказывает все это спокойно#2.Работа кончена. Ваня поднял глаза с гордостью и юмором:— Хорошо получилось?Игорь потрепал Ваню по русой взлохмаченной голове:— А ты пацан веселый. Спасибо. Человека, понимаешь, сразу видно#3. Поедем вместе в город?— Так денег нет… Сорок копеек.— Чудак. Разве я тебе говорю: купим что-нибудь? Я говорю: поедем.— А деньги?— Так ведь ездят не на деньгах, а на поезде. Так?— Так, — кивнул Ваня размышляя.— Значит, нам нужны не деньги, а поезд.— А билет?— Билет — это формальность. Ты посили здесь, я сейчас приду.Игорь Черногорский достал из кармана пиджака какую-то бумажку, внимательно ее рассмотрел, потом подставил бумажку под лучи солнца и сказал весело:— Все правильно.Он показал на здание почты:— В том маленьком симпатичном домике есть, кажется, лишние деньги. Ты меня подожди.Он проверил пуговицы пиджака, поправил кепку и направился не спеша к почте. Ваня проводил его внимательным, чутб-чуть удивленным взглядом.
2. ТРИ ПИРОЖКА С МЯСОМ В кустах станционного палисадника стоит шаткая скамья. Вокруг скамьи бумажки, окурки, семечки. Сюда пришли откуда-то все тот же здешний молодой человек и Ванда Стадницкая. Может быть, они пришли из города, может быть, с поезда, а скорее всего они вышли вот из-за этих самых тощих кустов палисадника. У Ванды калоши на босу ногу, старая юбчонка в клетку и черный жакет, кое-где полинявший и показывающий желтую крашенину. Ванда очень хорошенькая девушка, но заметно, что в ее жизни были уже тяжелые неудачи. Белокурые ее волосы, видно, давно не причесывались и не мылись; собственно говоря, их нельзя уже назвать белокурыми.Ванда тяжело опустилась на скамью и сказала сонным, угрюмым голосом:— Иди к черту! Надоел!Молодой человек дрогнул коленом, поправил воротник, кашлянул:— Дело ваше. Если надоел, могу уйти.Молодой человек достал из кармана кошелек, долго в нем искал, облизнул губы, положил три монету на скамейку около Ванды и ушел.Держась рукой за спинку скамьи, склонив голову на руку, Ванда не то мечтательным, не то безнадежным взглядом глядела на далекие белые облака. Потом, удобней улегшись щекой на сукно рукава, она, не мигая, засмотрелась на переплеты голых кустов палисадника. В таком положении сидела она очень долго, пока рядом с ней не уселся Гришка Рыжиков. Это угрюмый, некрасивый парень. На щеке — заживающая болячка. Фуражки нет, но рыжие волосы причесаны. Новые суконные брюки и заношенная, полуистлевшая рубаха. Вытянув ноги в тапочках и как бы любуясь ими, он спросил:— Нет пошамать?Не меняя позы, Ванда сказала медленно:— Отстань.Рыжиков ничего не сказал, но, видимо, и не обиделся. Они сидели и молчали еще несколько минут, до тех пор пока у Рыжикова не устали ноги. Он резко повернулся на скамейке. Двугривенный и два пятака свалились на землю. Не спеша Рыжиков поднял их и разложил на ладони.— Твои?Несколько раз подбросил деньги на руке. Сказал задумчиво:— Три пирожка с мясом.Продолжая подбрасывать монеты на ладони, он побрел к вокзалу.
3. ДОБРАЯ БАБУШКА Игорь Черногорский вошел в помещение почты и огляделся. Комната была маленькая, перегороженная деревянной решеткой. В решетке два окна. У одного — длинная очередь, у другого, где надпись: «Заказная корреспондения. Прием и выдача денежных переводов», — ожидают всего трое посетителей.Игорь стал позади сгорбленной, пухлой старушонки и пригляделся к «барышне» за окном, Но это вовсе и не барышня, — сухая и бледная женщина и лет ей не меньше сорока. Игорь ощупал в кармане свою бумажку и подумал, что барышня, к сожалению, мало симпатична. Соображения о бумажке и «барышне» так его заняли, что он не заметил, как его предшественниа в очереди молниеносно закончила свое дело и исчезла.— Вам что?Несимпатичная женщина за окном строго смотрела на Игоря.— Здесь должен быть перевод… до востребования… Игорю Чернявину…Она забегала сухими пальцами по краям целого отряда переводов, сложенных в ящике. Выхватила один из них, поднесла к глазам:— Это — вы?— Это — я.— Это вы — Чернявин?У Игоря в груди пробежал легкий, приятный холодок:— Собственно говоря, это я.Женщина посмотрела на Игоря сердито:— Как вы странно говорите — «собственно говоря!» Вы Чернявин или нет?— Ну, конечно, я. Какие же могут быть сомнения?— Покажите ваш документ.Игорь отвернулся и полез в карман. Мельком взглянул на двери. Двери открыты настежь, за ними свежее небо и прекрасный жизненный простор. Игорь протянул женщине документ. Она прочитала все от первого до последнего слова, глянула на обратную сторону, глянула на Игоря:— Здесь написано, что вы командируетесь в областной отдел связи. А почему вы у нас получаете деньги?— А я.. так сказать, проездом.— «Так сказать»… Сколько же вам лет?— Восемнадцать…— Да не выдумывайте!Игорь улыбнулся смущенно:— Что же я могу поделать, если я такой… моложавый…— Я спрошу у заведующего…Она направилась к узенькой двери в углу. За спиной Игоря о чем-то зашептались в очереди. Открытая дверь потянула его к себе неудержимо.Оглянулся: в очереди — больше женщины… пожилой рабочий довольно сонного вида. Игорь поставил локоть на полку и принял рассеянно-скучающий вид.— Чернявин? Вы где живете?Не снимая с полки локтя, Игорь неохотно повернул лицо. Заведующий небрит и тоже несимпатичен.— Что?— Вы где проживаете? В каком городе?— В Старосельске.— А почему сюда адресованы деньги?— Это не ваше дело, — произнес Игорь со скукой.— Как это не мое дело?— Абсолютно не ваше.— Я в таком случае денег не выдам.Заведующий произнес эти слова решительным голосом, но бумажка дрожит у него в руке, а глаза неуверенно присматриваются к Игорю. Тоже — физиономист!Игорь Чернявин высокомерно улыбнулся:— В таком случае позвольте мне жалобную книгу.Заведующий всеми пальцами потер небритую щеку:— Жалобную? А что вы будете записывать?— Я запишу, что вместо денег вы предлагаете мне глупые вопросы…— Молодой человек! — закричал заведующий.Но закричал и Игорь:— Глупые вопросы! Почему сюда выслали деньги? Это не вашедело, почему! Может быть, они высланы на мои похороны. А может быть, на мою свадьбу! Я должен вам обьяснять почему? Давайте или деньги, или жалобную книгу!В очереди засмеялись. Игорь оглянулся: очередь была на его стороне. Одна из женщин сказала с горечью:— Вот они всегда такие. Чего куражиться над бедным мальчиком. Родители, может, выслали.Заведующий стоял, думал над бумажкой.— Отпускай там скорей, чего нас держишь? — закричали в очереди.— Хорошо, — произнес заведующий с угрозой, — я деньги выдам. Но я запрошу Старосельск.— Будьте добры, синьор, запросите.— Выдайте им, — распорядился заведующий.И вот Игорь Чернявин стоит на крыльце. В одной руке у него деньги, в другой — старосельский документ. Игорь вытянул губы: «Родители, может, прислали…»На душе у Игоря радостно. Над площадью бродят праздничные облака, станционный палисадник дышит полной грудью и собирается нарядиться в зелень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10