- Как это тебе удалось? - осведомился Семен Иванович.
- Я предупредил, что список просматриваете лично вы и секретарь проф-
кома, потому что с вас требуют эти сведения в посольство. Неофициально,
конечно, но с учетом на будущее.
- Это ты правильно сделал, что сослался на посольство, хотя поручения
такого от них я не получал.
И торгпред выругался матом. Многоэтажным. Помянул и Центр, и МИД, и
посла лично. Немного остыв, поделился со мной с горечью:
- Ты мне идею верную подал, что валюты много не соберешь.
Я и подумал - нам же по смете на содержание торгпредства огромные
суммы выделяются. Вызвал главбуха, прикинули мы с ним, что спокойно мо-
жем обойтись без новых газонов и других декораций. Приготовил я шифрог-
рамму в Центр, что, мол, готовы потерпеть год, но на Чернобыль отдать
четверть миллиона крошей, а это, считай, двадцать тысяч долларов. При
этом не на доллары, а на те же кроши здесь можно купить разовые шприцы,
капельницы, системы для переливания крови... Азия - страна отсталая, а
все это в наличии имеется, только плати... Не тут-то было. Посол должен
мою телеграмму визировать, для того и завели такой порядок, чтобы во
всем друг друга контролировать. Вызывает. Ты что, Семен, выслужиться пе-
ред Центром захотел? Ишь какой нашелся! Тогда я спрашиваю, думаешь на
медаль рассчитываю, так у меня их хватает - за оборону Москвы, за взятие
Киева... Нет, говорит, дело не в медали, но меня ты в очень неудобное
положение ставишь перед Центром. Получат там такую телеграмму и скажут,
гляди-ка какой торгпред молодец, средства изыскал, а посол не желает па-
лец о палец ударить. Кроме того, Семен, другим торгпредам и послам в нос
совать нашу телеграмму будут - ай да мужики из какой-то там Азии, а вы
куда глядите?! И уже тогда нас все советские послы и торгпреды в мировом
масштабе запомнят, точно тебе говорю. И наконец, смету твою на следующий
год на такую же сумму и срежут - сам, скажут, отказался.
Торгпред добавил еще несколько крепких выражений, потом устало махнул
рукой:
- Перестройка, мать ее, называется. Вот сегодня же перестройкой и
займемся - дам указание деньги тратить на художественное оформление во-
рот - осенью высоких гостей ждем, заедут к нам из Индии...
Благодаря этому поручению я ближе сошелся с представителями "Совэкс-
портфильма", которые, узнав про мое неравнодушное отношение к кино, при-
няли меня как своего и пригласили на прием по случаю прибытия киноделе-
гации из Союза. Делегация состояла из трех человек - известного, если не
сказать знаменитого, режиссера, его супруги и чиновника из Госкино. Ре-
жиссер рассказывал о перестройке и о готовящемся съезде кинематографис-
тов. На приеме его окружили, в основном, посольские, из которых выделял-
ся рыжий громоздкий детина. Он вежливо, но как танк, втиснулся рядом со
мной, а потом и совсем оккупировал свободное пространство, загородив ре-
жиссера.
Я досадно хмыкнул и перешел к женской группе, в центре которой стояла
жена режиссера. С ней мы мгновенно нашли общий язык - я назвал несколько
имен из мира кино, она их, конечно, знала, и я их знал.
А через неделю совэкспортфильмовские позвонили и опять пригласили нас
на встречу по случаю отъезда киноделегации после круиза по стране. Поз-
вонили по просьбе жены режиссера. Круг гостей был невелик: киноделега-
ция, совэкспортфильм, мы и опять тот же рыжий и миниатюрной изысканной
супругой.
Разговор пошел о сумбуре перестройки, истинная цель которой скрыва-
лась в тумане общих фраз, за которыми вроде бы проглядывало солнце сво-
боды и благополучия. Гласность несла вседозволенность, и кинематографис-
ты первыми, почуяв свежий ветер перемен, захотели жить по-новому.
И сразу возникли проблемы.
Раньше "киношники" самой жизнью делились на тех, кто укладывается в
рамки официальной идеологии, и тех, кто выпадает из общего строя и вечно
шагает не в ногу. Кто из них кто - решали худсовет, госкино и цент-
ральный комитет. Теперь же каждый должен был решать сам, каким он был и
будет, и оценивать при этом своих собратьев по профессии.
Распахнутые двери, пусть еще не широко, но с достаточным просветом,
открывали доступ к запретным ранее темам. Это сладкое слово - свобода! -
наконец-то созрело, как райское яблоко, но его тут же тронул червь сом-
нения: а насколько та идея, та тема, тот сюжет, о котором мечталось
столько лет, действительно золотой пробы?
Об этом и говорил режиссер, поведав, что намерен экранизировать "Мас-
тера и Маргариту" Михаила Булгакова. Когда же настало время прощаться,
режиссер увел меня в другую комнату и подарил свою книгу, которую тут же
попросил спрятать, потому что вез ее в подарок послу, но, познакомившись
с ним, категорически отказался от этой идеи. Спрятать книгу я должен был
и от ражего посольского детины да и от совэкспорфильмовских - не дай
бог, послу донесут и он обидится. А обидевшись... Еще режиссер сказал,
что мы с Леной резко выделяемся, как белые вороны в черной стае загра-
наппарата, и от души пожелал нам не менять своего цвета и не дать себя
заклевать.
Тяжело жить не веря, не доверяя. Не верь начальнику, не верь соседям
по рабочим столам, не верь другу молодости и жене... а уж ражему из по-
сольства и подавно.
Лена, выслушав после приема мои рассуждения, сказала, что ражего зо-
вут Святослав, жену его - тоже Леной, что они за эти две встречи нашли
очень много общего в своих интересах и сговорились встретиться. Вот и
решай, вот и решайся...
А жара давала о себе знать уже не на шутку. Ощутимее всего, когда
температура воздуха ночью почти перестала отличаться от дневной: днем -
сорок, ночью - под тридцать. Поднялись пылевые бури. Солнце, как воспа-
ленный глаз, поднималось над душным городом и око его застилало пелена
взметенной до небес пыли.
Достаточно было пройти по улице несколько шагов, сесть, как в обжига-
ющую ванну, на сиденье авто и тут же по спине, вискам, подглазьям тек
пот. Входящий с улицы под прохладную сень торгпредства, обдуваемого мощ-
ными кондиционерами, был мокр и красен. Требовалось несколько минут,
чтобы глаза переставали блуждать и приобретали осмысленность.
С жарой изменилась не только температура воздуха - истощенные пролив-
ным потением, тяжело дышащие люди, коровы, вороны, деревья в мелкой ску-
кожившейся листве, чтобы не испарять драгоценную влагу, - все живое не-
живое раскалилось, живое стало полуживым и лениво-раздраженным. Высохли
реки, около уличных колонок скапливались очереди, на автострадах где-ни-
будь в тени появились большие, пузатые глиняные кувшины, чтобы путник
мог бесплатно утолить жажду. Мы, конечно, не пользовались общедоступными
жбанами, но наблюдали как останавливается автомобиль или телега, абори-
ген черпает воду жестяной банкой и, подняв ее на вытянутой руке и задер-
жав дыхание, подставляет открытый рот тонкой струе, как сверкающее свер-
ло уходящей в воронку горла. Мы находились в привилегированных условиях
по сравнению с местными, но всем было одинаково тяжело, когда вырубали
электричество в целых районах. Не было воды в реках, не крутились турби-
ны, экономили электроэнергию, которая вращала лопасти вентиляторов, гна-
ла фреон в холодильниках и прохладу из кондиционеров. В городке совколо-
нии в такие минуты автоматически включалась дизельная станция, живущим
же в городе приходилось зажигать свечи, распахивать окна и двери и исте-
кать в кажущемся бесконечным ожидании.
Среди жестокой жары настоящим просветом оказались встречи со Святос-
лавом и Леной. Жили они также не в советском компаунде, а в городе. Поз-
же я понял, что Святослав и Лена относятся к той категории русских лю-
дей, которые провели всю свою сознательную жизнь заграницей и ни на йоту
не стали иностранцами. Лена пригласила нас на свой день рождения, и мы
попали в разношерстную, но умело подобранную компанию, где каждого свя-
зывало с хозяевами что-то сугубо личное, а все вместе были похожи на
большое семейство или клан. За естественной простотой Лены и Святослава
стоял аристократизм духа, твердость слова, обязательность в выполнении
обещанного, готовность всегда прийти на помощь и внутренняя независи-
мость. Но что они за люди, мы узнали позже.
Я со Святославом сошелся на любви к кино и поэзии, а наши Лены - на
театре, книгах, выставках - той совокупности интересов, по которой ин-
теллигент всегда отличит издалека своего "земляка" по духу.
Славина Лена вскоре уехала в Москву, нас держал торгпред, который
сказал, что я пойду в отпуск вместе с ним в одно время, а его отпуск за-
висел от каких-то семейных обстоятельств.
Оставшись один, Святослав стал бывать у нас, мы у него, и в это время
он открыл нам жизнерадостный мир американской музыкальной комедии. Мы
приезжали на его виллу к вечеру, после захода солнца, вытаскивали теле-
визор к дверям, ведущим в сад, садились в плетеные кресла и под стакан-
чик доброго виски со льдом и содовой радовались неувядающим Фреду Астей-
ру и Джинджер Роджерс, Джуди Гарланд и Джину Келли, Джин Пауэл и Френку
Синатра. Святослав подарил мне каталог лучших фильмов, я регулярно его
просматривал, выписывал то, что интересно, и уже не стоял, гадая, в ви-
деотеке перед рядами полок, забитыми до потолка кассетами, а отыскивал
нужные фильмы, звонил Святославу, и мы устраивали сабантуй.
Внешне Святослав был похож на глыбу.
И внутренне.
Монолитом веяло от его железной логики, основанной на резком саркас-
тическом уме, не страдающей присутствием каких-либо иллюзий и помножен-
ной на чуткое знание людской психологии.
- А что вы делаете в ближайший уик-энд? - спросил он как-то.
- Никаких планов.
- Тогда наберите немного жратвы и выпивки, а в субботу, часиков в
семь утра я заеду за вами. Не рано?
Действительно, ровно в назначенное время я увидел его сутуловато-мощ-
ную фигуру у ворот нашего дома.
- Уже готовы? - осведомился Святослав. - Люблю обязательных людей.
Мы заехали в посольство, где нас ждал Анатолий, приятель Святослава,
и через двадцать минут вырвались на шоссе.
- Валерий, ты слышал, что мы все теперь не просто человеки, а участ-
ники перестройки?
- А до того мы были рычагами, - усмехнулся Анатолий. - Помнишь, такой
рассказ Яшина? По рассказу получалось, что советские - не люди, как ты
изволил счастливо выразиться, а рычаги.
- Мы не люди и не рычаги, - внес свою лепту я, - мы - приводные ремни
социализма.
- Кто это сказал? - гулко захохотал Святослав.
- Заместитель министра станкостроения.
- Неглупый мужик. Фамилию не помнишь?
- Какая разница?
- Какая?.. - неопределенно хмыкнул Святослав. - Вчера в газете прочи-
тал, что появились новые "хомо советикус" и зовутся они прорабами пе-
рестройки.
- Раньше ты был раб застоя, а теперь прораб перестройки, - определил
Анатолий.
- Черта лысого они дождутся, чтобы сделать меня рабом, - без улыбки
сказал Святослав.
- Скоро введут почетное звание "Заслуженный Прораб", - предположил я.
- "Народный Прораб", - подхватил Анатолий.
- И "Герой Прорабства", - торжественно заключил Святослав.
Так, зубоскаля, мы мчались по ленте шоссе, стрелой уходящей сквозь
ровность полупустыни к темнеющим вдали невысоким горам. Через два часа
они придвинулись настолько, что выросли на треть неба, дорога завихляла,
поползла вверх и сквозь ущелье мы проникли в долину, заросшую лесом.
Свернули около указателя на шоссе и вскоре уперлись в шлагбаум, к кото-
рому был прибит вырезанный из жести тигр. Полосатость его шкуры с успе-
хом заменяла полосатость шлагбаума. Заплатили въездную пошлину и оказа-
лись в заповеднике. Словно прошли сквозь стену цивилизации.
Человек с его претензиями на "Героя Прорабства" остался перед жестя-
ным тигром-шлагбаумом: здесь было царство нетронутой природы и вольных
диких зверей. Из-за жары они попрятались в чаще, но нам повезло - краса-
вец-олень с ветвистой короной рогов вывел своих изящных подруг к водо-
пою. Застыв, как величественное изваяние, он ожил и стал угрожающе фыр-
кать, когда мы попытались приблизиться с фотоаппаратами.
Позже дорога зазмеилась вверх, пролегла мимо маленького храма, где мы
прямо из окна кормили бананами длиннохвостых обезьян с черными мордочка-
ми в белой капоре пушистой опушке. Словно бабушки-негритянки в белых ка-
порах.
Еще выше мы уперлись в тупик, вылезли из машины, разминая затекшие
ноги, и пошли по тропе вверх, вдоль высохшего каменного русла. Добрались
почти до вершины, где вода и время проделали в горе большое отверстие,
глядевшее прямо в небо или, наоборот, сквозь которое небеса рассматрива-
ют мелких обитателей Земли.
- В сезон дождей здесь низвергается водопад, - объяснил Святослав. -
Валерий, щелкни меня своим новым аппаратом.
Я навел объектив.
- Забавный кадр получается, - сказал я Святославу. - Прораб перест-
ройки в азиатской дыре.
- Я бы назвал по-другому. Зияющие высоты.
- Было. У Зиновьева.
- Ты и Зиновьева знаешь?
- Слышал.
На обратном пути мы свернули около другого указателя и через десять
минут въехали в ухоженный парк со стрижеными лужайками, бассейнами, фон-
таном и зданием отеля. Разложили еду, достали бутылку и с удовольствием
перекусили.
В благостном расположении духа побродили по холлу отеля, где за стек-
лом друг напротив друга стояли чучела тигра и оленя. Здесь, коли пожела-
ешь, можно было бы провести уик-энд, а то и отпуск в общении с живыми
зверями и природой. Нетронутой человеком... Нетронутой ядом Чернобыля.
Солнце уже перевалило через зенит и скатывалось по небосклону. Пора
было возвращаться. Мы так и сделали, а через час пути Святослав спросил:
- Устали? Можем завернуть в один городок. Там, говорят, крепость
есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44