Ее глаза говорили гораздо больше, чем слова. Малко вышел из ранчо, и жара охватила его. Подумать только, а в Вашингтоне было так холодно... Пилот появился из другого здания, в котором он ждал Малко.
– Возвращаемся, сэр?
– Да, – ответил Малко.
В целом он был доволен поездкой. Оставалось лишь двадцать четыре часа до того, как он сможет наконец задать Кросби интересующие его вопросы.
– До завтра, – крикнул голос позади него.
Сверкающая белизной Паприка махала рукой. Он ощутил легкое сожаление. Все хорошее надо брать тогда, когда оно идет тебе в руки. Особенно при его профессии. Никогда не знаешь, что с тобой будет завтра.
* * *
Омар Сабет как ураган влетел в комнату, в которой один из его инженеров работал на телексе, установленном напротив кровати, некогда служившей брачным ложем Тому Пусу. Верхний этаж отеля «Астроуорлд», казалось, был обставлен сумасшедшим дизайнером. Тем не менее именно здесь, примерно в пятнадцати комнатах, по-дурацки обставленных несколько лет назад каким-то техасцем-оригиналом, уже в течение двух месяцев жили Омар Сабет и человек двадцать арабов, многие из которых были специалистами по программному обеспечению. К этой обстановке относились и кровать на колесиках Тома Пуса, и изображение какого-то тропического леса с огромным пластмассовым баобабом, и обтянутые бархатом будуары в стиле барокко, напоминающие спальню французской кокотки конца века. Вершиной всего был номер, в спальне которого был устроен бассейн и стояла кровать под балдахином, на которой мог резвиться целый полк. Этот номер был зарезервирован для Нафуда Джидды и Паприки.
На верхний этаж «Астроуорлда» можно было подняться только двумя специальными лифтами, которые запирались на ключ.
Омар Сабет помог взять напрокат компьютер и штук пятнадцать телексов. Они были соединены с другими телексами, установленными в крупнейших городах США: Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сент-Луисе, Филадельфии, Канзас-Сити и Сан-Франциско. В каждом из этих городов имелась группа осведомителей, которые должны были собирать все местные сведения, информацию об изменении настроения населения и местной прессы, данные о местной промышленности, об инцидентах, касающихся эмбарго. Вся эта информация обрабатывалась и вводилась в компьютер.
– Дай мне телеграммы, – потребовал Омар Сабет.
Оператор телекса, какой-то палестинец из Кувейта, протянул ему пачку бумаг, извлеченных из телекса. Омар Сабет снова вышел, прошел через весь коридор и вошел в комнату в виде ротонды, где был установлен компьютер. Рядом стояла большая черная доска, покрытая зеленой материей, чтобы нельзя было увидеть то, что было на ней написано. Омар Сабет протянул бумаги другому оператору.
– Через полчаса мне нужны свежие данные.
Он сел в соседней комнате и закурил сигару. Это был его единственный порок. Он не пил, жил замкнуто и даже мог обходиться без женщин. Однако Омар Сабет со своим носом с горбинкой, энергичным лицом, пронзительным взглядом и исходящим от него динамизмом очень нравился женщинам. С узкой талией, широкими плечами, без грамма жира, он являл собой великолепный человеческий механизм. Созданный как для любви, так и для убийства. До настоящего времени он в основном занимался последним.
– Готово, Омар! – крикнул Азиз, специалист по компьютерам.
Зажав в зубах сигару, Омар Сабет подошел к черной доске. Это был торжественный момент дня.
Покрывало, скрывавшее черную доску, было откинуто, и под ним оказался большой лист миллиметровой бумаги, приколотый кнопками, на котором выделялись две линии. Голубая линия пересекала лист, спускаясь вниз примерно под углом в тридцать градусов. Она изображала теоретическое снижение активности Соединенных Штатов из-за эмбарго, рассчитанное еще до его введения. В некоей точке она пересекалась с вертикальной черной линией. В этом месте чья-то неизвестная рука написала арабскими буквами «Победа». Это должен быть момент, когда давление станет настолько сильным, что США вынуждены будут либо капитулировать, либо начать войну, что весьма проблематично.
Чтобы рассчитать последствия эмбарго, в компьютер вводилось множество данных. Нехватка природного газа, а также косвенные или психологические факторы: политическое давление местных депутатов, чьи избиратели страдали от безработицы, вызванной отсутствием энергии; промышленников, вынужденных закрывать свои заводы; реакция простых американцев, столкнувшихся с нищетой. У некоторых заводов по производству шин или фотопленки запасы были лишь на одну-две недели.
Еще одна, красная, линия должна была бы перекрывать синюю. Она представляла собой реальное, ежедневно рассчитываемое положение в развитии Америки после введения эмбарго. Что она и делала в течение первых дней. Затем постепенно линия изменила угол и располагалась теперь ниже синей, демонстрируя значительно более сильное сопротивление эмбарго, чем предусматривалось. Азиз только что продолжил ее на один сантиметр, уводя еще дальше от синей линии. Омар Сабет сжал сигару в зубах и повернулся к Азизу:
– Ты заложил данные на сегодня?
Азиз потряс пачкой листков.
– Вот они, но они неутешительны.
Палестинец с ненавистью посмотрел на компьютер, как будто тот был виноват в плохих результатах.
Омар Сабет молча вышел из ротонды, сдержанный, полный ненависти и неудовлетворенности. Через пять минут ему должен был позвонить с ранчо Нафуд Джидда, чтобы узнать результаты. Омару Сабету было стыдно сообщать их ему. Сабет вернулся в свою комнату. Почти тут же зазвонил телефон, стоявший на раскрашенной деревянной лошадке. Встав коленями на ковер, Сабет снял трубку. Звонил саудовец. Сабет не успел сообщить ему неприятную новость. Нафуду Джидде надо было сообщить ему нечто еще более важное и серьезное. Оба мужчины говорили по-арабски, на диалекте вагабитов из Саудовской Аравии. Несмотря на эту предосторожность, они тщательно выбирали слова, стараясь не называть вещи своими именами.
Но как только они обсудили новую проблему, возникшую перед ними, Нафуд Джидда спросил о новостях по графикам. Омар Сабет сказал ему правду и тотчас же добавил:
– Я сделал все возможное, чтобы этот график выглядел так, как нам бы хотелось.
На другом конце провода довольно надолго воцарилось молчание, нарушаемое лишь помехами. На ранчо не было телефонной линии, и все сообщения передавались по радио, что не способствовало улучшению качества звука.
– Вы делаете недостаточно, – сухо сказал Нафуд Джидда.
Омар Сабет не стал возражать. Он знал, как гордый саудовец страдал от этой постоянно сдерживаемой жестокости. Он услышал в трубке какой-то шум, и тотчас же голос Нафуда Джидды, значительно более доброжелательный и спокойный, продолжил по-английски:
– Завтра я вернусь.
Должно быть, около него кто-то был. Он почти сразу же повесил трубку. Омар Сабет чувствовал такое же волнение, как когда покидал горящие скалы в долине реки Иордан, чтобы проникнуть на форпосты израильтян. Он рос среди жестокости и не боялся ее.
Он всегда был воинственно настроен. Под его внешней сдержанностью скрывался необузданный, полный почти болезненной гордости свирепый нрав бедуина.
Он вышел из своей комнаты и поднялся по маленькой, покрытой красным бархатом лестнице, ведущей в две комнаты надстройки. В одной из них находилось четверо молодых арабов. Трое играли в таро, четвертый с увлечением собирал деревянную модель истребителя «Фантом». Увидев вошедшего Омара Сабета, они замерли. Эти никогда не занимались компьютерами и телексами, они выходили из своей комнаты только для того, чтобы пойти поесть в ротонде, куда им приносили пищу. Они знали друг друга только по именам – Хусейн, Ануар, Джаллуд и Заид.
Омар Сабет заговорил с ними своим тихим голосом; они слушали его почтительно и внимательно, лишь время от времени задавая вопросы, чтобы уточнить какой-либо момент. Закончив говорить, Омар Сабет указал пальцем на Ануара и Джаллуда.
– Вы двое.
– Но они только что вернулись! – возмутился Заид.
Взгляд Омара Сабета заставил его умолкнуть. Тот опасно улыбнулся, показав волчьи зубы.
– Работы хватит всем.
Улыбка его немного потеплела, когда он перевел взгляд на двух выбранных им мужчин, Джаллуда и Ануара.
Джаллуд был худой, в очках, с очень курчавыми волосами и семитским профилем; Ануар был похож не на араба, а скорее на мышь с большими оттопыренными ушами, рано для его двадцати пяти лет облысевшей головой, слишком крупным носом и смеющимися карими глазами.
Иорданские бедуины ради развлечения кастрировали его в сентябре 1970 года, что не улучшило его характер. Он мог, не запачкавшись и не испытывая особого волнения, изрезать ножом на куски живого человека.
* * *
Сжав зубами потухшую сигару, Омар Сабет из окна своей комнаты созерцал небоскребы Хьюстона. Из-за эмбарго большая часть башен не освещалась. Всю ночь светился лишь единственный в Хьюстоне «Нейман Маркус Билдинг». У него была своя собственная подстанция, и ответственные работники фирмы «Нейман Маркус» заявили, что даже если им придется платить за топливо золотом, они все равно будут продолжать жить, как прежде.
Палестинец нервно затушил в пепельнице сигару. Ему хотелось на несколько часов стать старше.
Он снова стал размышлять о новом задании, которое он поручил Ануару и Джаллуду. Только бы все обошлось! С начала операции «Эмбарго» была допущена лишь одна крошечная неосторожность. Но было уже слишком поздно. Эта ошибка стоила жизни четырем людям. Теперь на горизонте вырисовывалась новая опасность. Их операция была такой же трудной, как и освоение космоса. Одна-единственная ничтожная ошибка могла привести к катастрофе. Нельзя безнаказанно нападать на такую страну, как США, и не рисковать при этом.
Глава 11
Их было сотни, они кишели, как муравьи, во всех углах огромного ярко освещенного холла, в баре, за стойками, на эскалаторах, ведущих на галереи второго этажа, толпились у киосков.
Арабы.
Молодые, все мужского пола, просто одетые. В фокусы их камер и фотоаппаратов попадало все, даже искусственный именинный пирог, выставленный возле выхода на Луизиана-стрит. Зрелище было настолько необычным, что Малко чуть не рассмеялся. Двое молодых арабов, державшихся за мизинцы и разговаривавших на своем языке, задели его. Малко подошел к администратору.
– Нас оккупировали?
Служащий вежливо улыбнулся.
– Это гости Арабо-американской торговой палаты, сэр. Студенты Каирского университета.
В тот же момент громкоговоритель сообщил:
– Князя Малко Линге просят к телефону.
Малко, спустившийся вниз в ожидании машины, которая должна была отвезти его к Ричарду Кросби, зашел в одну из телефонных кабинок в глубине холла и снял трубку.
– Какой-то человек ждет вас в ресторане на тридцатом этаже, сэр, – сказала телефонистка.
– Кто же?
– Он не назвал себя.
Она тут же повесила трубку.
Малко был всерьез заинтригован! Кто же мог так назначить ему свидание? Возможно, Грег Остин. Такая таинственность была вполне в стиле ЦРУ. Или прекрасная Марта Кросби? Маловероятно...
Он направился к лифтам. Панорамный вращающийся ресторан на тридцатом этаже обслуживал только один лифт, и ему пришлось подождать, пока он спустится. Арабы по-прежнему слонялись повсюду в холле между кафетерием и киосками. Наконец подошел лифт, и из него вывалились человек двадцать молодых людей, подвыпивших и возбужденных. Приехавших прямо со своих ранчо. «Ридженси» представлялся им самым фантастическим воплощением западной цивилизации.
Перед лифтом рядом с табло с надписью «Мест нет» дежурила администраторша в зеленой форме – ультракоротких шортах и длинном платье с разрезом спереди.
Она вежливо улыбнулась Малко:
– Сожалею, сэр. Раньше, чем через час, мест не будет.
Так бывало каждый вечер с шести до восьми.
– Меня ждут наверху, – сказал Малко. – Меня только что предупредили.
– А, тогда другое дело, сэр.
В тот момент, когда он собирался войти в лифт, подошла высокая, смуглая молодая женщина, индейский облик которой еще больше подчеркивали замшевые брюки на шнуровке и охотничья куртка. С ней был смуглый, как чернослив, сорванец в костюме ковбоя, с огромным пистолетом на поясе.
Администраторша уже загородила им дорогу. Малко окликнул ее:
– Эта дама со мной.
Он подмигнул женщине. Приятно, если даже на протяжении столь короткого пути можно любоваться на красивую женщину.
Лифт тронулся. Малко показалось, что он оказался в вертолете. Лифт поднимался на тридцатый этаж менее чем за минуту. Холл теперь казался населенным муравьями. От внезапного толчка Малко пошатнулся. Лифт резко остановился. Ноги у Малко подкосились, в то время как он пытался сохранить равновесие. За его спиной раздался пронзительный крик, перекрывший другой звук, источник которого он не смог сразу определить. Затем раздался выстрел, показавшийся в узкой кабине оглушительным.
– Руки вверх! Ограбление!
Мини-ковбой целился в него из своего огромного никелированного пистолета. Подавив сильное желание дать ему подзатыльник, Малко заставил себя улыбнуться, несмотря на появившееся у него на тыльной стороне кисти пятно крови.
– Не надо стрелять, – сказал он мальчишке. – Ты мог кого-нибудь серьезно ранить. Посмотри.
Он показал ему свою руку и вытер ее носовым платком.
– Но я не стрелял, – с негодованием возразил мальчишка.
– Он не стрелял, – эхом повторила его мать.
На несколько секунд Малко замер в изумлении, уставившись на свою руку. Он не бредил... Что-то его ударило. Шестое чувство подсказало ему повернуть голову к толстому стеклу кабины, обращенному к холлу. Он поднял глаза, и внезапно тревога сжала его сердце.
Очень высоко, почти у самого потолка лифта, в толстом стекле образовалось круглое отверстие с разбегающимися во все стороны трещинами. Малко повернул голову. На той же высоте на красной материи, покрывающей заднюю стенку, он увидел черноватое пятно. Он инстинктивно снова бросился в глубь кабины.
Вопль индианки остановил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29