Он вышел во двор и велел подбежавшему дежурному фамильяру седлать коней. Вскоре Анна, которая теперь постоянно следила за всеми передвижениями неприятеля из окна библиотеки, увидела, как небольшая кавалькада во главе с черным всадником выехала за ворота монастыря и направилась в сторону дворца герцога Инфантадского, ее отца. Едва лошади вынесли всадников за ворота, как из хозяйственной пристройки вышли две послушницы и принялись тщательно подметать двор. Потом к ним присоединилась еще пара послушниц, несущих ведра с водой, дабы прибить пыль. Послушницы весело переговаривались между собой, искоса бросая осторожные взгляды в сторону входа в подвал, откуда изредка доносились неясные вскрики. Когда они, несколько приустав, встали в тень, отбрасываемую от стены, прямо под окном библиотеки, Анна смогла услышать обрывки их разговора, повергшего ее в трепет.
– Слышали, как кричал тот бородач?
– Это же настоящий еврей.
– Да, и к тому же колдун.
– А я слышала, что он кричал, будто они вместе с герцогом заколдовали этот монастырь.
– Так это инквизиторы, значит, за герцогом поехали.
– Так ему и надо. И ему, и дочке его, блудодейке паскудной.
– Говорят, не помню, правда, кто, но раньше на этом месте при закладке первого камня этот еврей, которого инквизитор привез, и герцог распяли христианского мальчика. А потом еврей его съел.
– Ой. Прости меня, Господи, но за такое уж пусть нечестивца мучают. И герцога тоже.
– Да. Спасибо инквизиции, наведет она у нас в монастыре порядок. Пусть их всех сожгут. И старого герцога, и нечестивого еврея, и блудодейку настоятельницу с ее прихлебалами.
Анна отшатнулась от окна. Она в ужасе заметалась по большой зале библиотеки, натыкаясь на мебель и опрокидывая ее. Грудь стеснило так, что аббатиса задыхалась. Никогда прежде не испытывала она подобного страха, столь сильного, что сердце колотилось везде: в голове, в руках, в ногах, во всем теле. Набегавшись, Анна повалилась в кресло, обхватив ладонями лицо и закатив глаза. Тщетно взывала она к Богородице, прося ее прийти и защитить свою послушницу. Дева Мария, которая обычно всегда посещала беату, на сей раз бросила ее на произвол судьбы.
В то время как Анна слушала ужасные в своей обыденной жестокости слова о себе и своем отце, дон Хуан во главе с десятком лучших фамильяров, окружавших Великого инквизитора плотным кольцом, подъехал к большим воротам. По его приказанию один из всадников громко постучал. На стук раздался яростный лай собаки, и чей-то сиплый голос крикнул:
– Кого еще там черти принесли?
– Открывай! – грозно воскликнул дон Хуан. – Святая служба!
За воротами возникло замешательство. Затем уже другой, более властный голос велел дону Хуану проваливать подобру-поздорову.
– Здесь живет великий герцог Инфантадский, ближайший товарищ нашего славного короля Фердинанда. Если ты сей же час не уберешься, то пожалеешь об этом.
Дон Хуан громко хмыкнул.
– Пожалею? – ехидно переспросил он. – Беги немедля и передай дону Октавио, что к нему во двор сейчас войдет Великий инквизитор Кастилии. Ломайте ворота, – приказал он фамильярам.
Несколько всадников тут же подъехали к стене и, ловко перескочив с лошадей на стену и спустившись вниз, проникли во двор усадьбы. Было слышно, как там завязалась драка. Вскоре одному из фамильяров удалось отпереть ворота, и вся кавалькада во главе с доном Хуаном со свистом въехала во двор. Видя, что к проникнувшим ранее присоединилась внушительная подмога, слуги дона Октавио в страхе бежали прочь.
– Перекрыть ворота! – громко распоряжался, словно командующий армией, только что занявшей вражескую крепость, инквизитор. – Никого не выпускать. При оказании сопротивления разрешаю применять оружие.
Однако последнее оказалось ненужным, так как герцог, узнавший от прибежавшего старшего слуги о том, что его посетил сам Великий инквизитор Кастилии, приказал своим слугам немедленно проводить дорогого гостя со всеми почестями в большой зал. Сам же дон Октавио, никак не ожидавший подобного знака внимания со стороны столь значительной особы, поспешил облачиться в парадный камзол. Каково же было его изумление, когда, торжественно выйдя навстречу гостю, ожидавшему хозяина в большом зале, герцог Инфантадский увидел перед собой своего старинного знакомого. Перед ним стоял, хоть и значительно возмужавший, тот самый юноша, который несколько лет назад сватался к его дочери Анне и которого он так подло продал в рабство, дабы замять скандал с оскорблением аристократа.
Дон Хуан, весь в черном, снял шляпу и, отвесив легкий поклон, не столько спросил, сколько констатировал:
– Дон Октавио, герцог Инфантадский, я полагаю.
– Ты? – в изумлении уставился на него хозяин дворца, в кой так нагло вломились фамильяры.
– Великий инквизитор Кастилии, – представился дон Хуан.
Герцог часто заморгал глазами.
– Чем обязан визиту столь высокого гостя? – смутившись, спросил он, даже не изволив пригласить инквизитора сесть.
– Я прибыл, чтобы арестовать вас по обвинению в колдовстве, – заявил дон Хуан.
Два фамильяра, отличавшиеся исправной выучкой, тотчас подскочили к оторопевшему дону Октавио и скрутили ему руки. Третий ловко набросил на шею веревку, и одного из самых знатных представителей испанской аристократии, словно барана, потащили в монастырь.
Анна, услышав стук копыт и звук открываемого запора, выглянула из окна. То, что она увидела, было настолько шокирующим, что аббатисе стало дурно и она упала в обморок. Во двор въехали недавние всадники во главе с доном Хуаном, а следом за ними бежал, привязанный за шею к седлу одной из лошадей, ее отец. Камзол его был весь в пыли, кисти рук, связанные сзади, кровоточили, лицо казалось бледнее лика мертвеца. Но главное – это выражение крайнего унижения, написанное на этом родном и самом дорогом для Анны лице.
Черный всадник слез с коня и распорядился, чтобы дона Октавио заперли в отдельную келью. После он, бросив короткий взгляд в сторону окна библиотеки, направился в церковь. Войдя в церковный полумрак, дон Хуан подошел к алтарю и остановился перед распятием. Он долго молился, прежде чем приступить к допросу нового врага. Внезапно своды церкви раздвинулись над его головой, и дон Хуан увидел белоснежное небо. Как будто кто-то просыпал на него песок, в достатке усыпавший южные берега Испании. На белом песке неба ярким пятном виднелась огромная лужа крови, вытекшая из убитого черного быка. Во лбу быка все еще продолжала гореть огромная серебряная звезда. Бык тяжело дышал, мучаясь в предсмертной агонии, и с каждым его вздохом из рваной раны в боку вытекала, стекая в лужу, новая порция бурой крови. Песок небес впитывал кровь, впитывал эту жертву без остатка, как впитывает время наши чаяния, наши надежды и наши мечты, оставляя нам только песок – эту веру в Великое и Бесконечное.
Дон Хуан, грезивший наяву, очнулся, проморгал закатившиеся глаза и, низко поклонившись Христу, изображенному на маленьком распятии, вышел прочь из храма. Он на миг остановился, щурясь на ярком весеннем солнце, повернулся и пошел к входу в подвал, где его ждал долгий разговор с доном Октавио, герцогом Инфантадским.
– Дон Хуан, дон Хуан, – раздалось откуда-то сверху, когда инквизитор, миновав уже половину своего пути, оказался под окном библиотеки. – Постой. Это я, Анна. Подними же голову, дон Хуан.
Инквизитору очень хотелось повиноваться этому ласковому голосу и поднять голову. Он даже дернулся было, но с величайшим трудом сумел сдержать себя и не поддаться искушению. Влияние первой любви было столь велико, что дон Хуан остановился у стены, упершись в ее грубую каменную кладку руками и тяжело дыша.
– Дон Хуан, – повторила Анна, высунувшись наполовину из окна библиотеки. – Посмотри на меня. Почему ты не желаешь общаться со мной? Ведь ты приехал сюда исключительно ради меня. Так зачем было арестовывать отца? Зачем было мучить других людей? Дон Хуан, вот она я. Ты можешь запросто поговорить со мной. Посмотри же на меня.
Великий инквизитор, тяжело вздохнув, оторвался от стены и медленно поднял голову. Его холодные, ледяные глаза, в которых были только пустота и безразличие, смело встретились с жалобным взором аббатисы и обожгли ее. Анна вскрикнула и отскочила прочь от окна, а дон Хуан неспешным шагом направился в пыточную.
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Дон Октавио, я не хочу тратить ни ваше, ни свое время на пустые разговоры, – сказал дон Хуан герцогу, которого рослые фамильяры приволокли в пыточную и передали в крепкие руки Санчеса. – Против вас выдвинуто обвинение в участии в колдовских обрядах при заложении сего монастыря, под чьим сводом мы с вами находимся. Хотя не в правилах Святой инквизиции называть имена свидетелей, указавших нам на ваш богомерзкий поступок, однако же я назову их вам. Это отец Варфоломей, викарий и духовный наставник монастыря Босых кармелиток, а также крещеный еврей Авраам Клейнер, ваш партнер в сделках.
– Упоминая еврея Клейнера, ты намекаешь на месть за то, что я тебя продал, – прохрипел дон Октавио, в то время как Санчес привязывал его руки к лебедке, приставленной к большому чану с водой.
– В том числе и в этой сделке, – согласился Великий инквизитор. – Все их показания запротоколированы. Мне не нужно напоминать вам, какими методами иной раз приходится Святой службе возвращать еретиков на путь истинный. Поэтому я прошу вас рассказать все, что вы знаете о богохульных злодеяниях, совершенных в этом монастыре.
Глаза дона Октавио округлились, а все лицо исказила гримаса ужаса. Он понял, что викарий и еврей оговорили и подставили его. Теперь, чтобы избежать пыток, ему придется оговаривать собственную дочь.
– Вот потому я и не буду тратить время, ходя вокруг да около. Понимаю, вам, блестящему гранду, привыкшему повелевать, надо свыкнуться с мыслью, что не вы здесь командуете, – сказал дон Хуан. – Это слишком тяжкий шаг для вас. Санчес поможет вам решиться.
Инквизитор кивнул палачу и пыточных дел мастеру. Тот неторопливо развел под чаном костер. Пока вода нагревалась, Санчес, затыкая дону Октавио рот кляпом, сообщил:
– Ты давно мылся? Сейчас я буду тебя немного мыть. Частями. Сначала ступни ног. Затем ноги до колен. Потом будет самое болезненное. Я постараюсь, чтобы ты обварил только часть своего драгоценного хозяйства.
Герцог, которого лишили возможности кричать, завизжал от страха.
Санчес, ухмыляясь, переместил лебедку так, чтобы дон Октавио висел прямо над чаном, от которого уже валил пар, а затем ловко разул герцога, приговаривая, что вскоре ему обувь не понадобится. Дон Октавио визжал, словно свинья, и дергался, пытаясь сорваться с веревки.
– Зря ты это делаешь, сорвешься – весь обваришься, а так только ходить не сможешь, – констатировал палач. – Мне начинать, мессир? – обратился он к дону Хуану,
– Да, пожалуй, – кивнул головой тот. – Хотя нет, постой. Может, вы хотите нам что-нибудь сказать? – обратился инквизитор к дону Октавио.
Санчес грубо вынул кляп изо рта несчастного герцога. Дон Октавио тотчас закричал:
– Меня оговорили! Меня оговорили!
– Кто оговорил вас, дон Октавио? – удивленно спросил дон Хуан.
– Викарий и этот проклятый еврей Клейнер.
– Но они же допрашивались раздельно, – развел руками инквизитор. – Мне кажется, вы только тянете время, надеясь на некие милости судьбы. Санчес, приступай.
Палач и пыточных дел мастер тут же вновь заткнул кляпом рот герцогу и стал медленно опускать веревку. Ступни ног дона Октавио коснулись поверхности кипевшей в чане воды. Герцог взвыл, а все лицо его побагровело от натуги. Огромные вены вздулись на старческой шее.
Через час дона Октавио, герцога Инфантадского, вынесли из пыточной и, уложив на солому, заперли в отдельной келье. Его ноги по щиколотки были облеплены огромными, вздувшимися пузырями. Кое-где старческая кожа лопнула, и из пузырей на солому сочилась желтая жидкость вперемешку с кровью. Герцог тяжело стонал. Еще через час он скончался, не вынеся боли.
После допроса дона Октавио дон Хуан принял решение. Он приказал освободить всех заключенных ранее под стражу послушниц, оставив под замком только Маргариту Лабе и Жануарию. Остальные послушницы должны были под руководством брата Бернара пройти обряд очищения, что они с удовольствием и сделали. Вечером все послушницы пришли на службу, которую вел монах. Настоятельницу же заключили под стражу, пока что в библиотеке, не разрешая никуда оттуда выходить до особого распоряжения Великого инквизитора Кастилии.
Анна, нервно меряя шагами комнату, размышляла о том, что ей необходимо сделать и сказать. Она уже не сомневалась, что в самое ближайшее время подвергнется допросу. Поэтому, когда двое фамильяров, отворив двери, объявили, что инквизитор ждет ее высокопреподобие, Анна была готова к встрече. Она прошла, ведомая стражниками, в большую залу капитула, в центре которой сидел на ее же троне дон Хуан.
– Донья Анна, – тихо сказал инквизитор, игнорируя духовный сан допрашиваемой. – У нас имеются показания о том, что ты, потакая своей богомерзкой похоти, склоняла к преступной любви своих послушниц.
Настоятельница «босых кармелиток» смерила инквизитора высокомерным взором и хотела было произнести заранее приготовленную отповедь, но брат Бернар опередил ее, предложив:
– Не угодно ли вашему преподобию проследовать за мной?
В полнейшем молчании Анна, ведомая монахом, спустилась в подвал и вошла в пыточную комнату. Как ни крепилась она, спускаясь по лестнице, но вид жутких инструментов, чье ужасное предназначение не оставляло сомнений, а также запах страха и боли, витавший в подвале, напугали аббатису.
Брат Бернар, постояв немного и дав Анне как следует испугаться, приказал фамильярам увести ее обратно в библиотеку.
Только оставшись одна, настоятельница монастыря стала оправляться от страха, навалившегося на нее в тот самый момент, когда дверь в пыточную отворилась перед ней, открывая с ужасающей откровенностью свое предназначение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27