Паруса были поставлены, гребцы изо всех сил налегли на весла, и галера, подобно легкому перу, понеслась прямо на судно. Но как ни быстроходно было творение рук венецианских судостроителей, пираты были настигнуты лишь под утро. Едва на горизонте забрезжил рассвет, как солдаты, стоявшие наизготове на борту галеры, пошли на абордаж. Маркиз де Карабас не принимал участия в битве. Он стоял около Изабеллы, загораживая ее своим телом от вероятных пуль и неожиданных прорывов цепи нападающих. Однако королевские солдаты свое дело знали, и, как бы отчаянно ни сопротивлялись пираты, вскоре большинство их было убито, а остальные захвачены в плен. Выстроив пленных на палубе, брат Бернар прошелся вдоль строя и обратился к дону Хуану, презрительно оглядывающему, с высоты капитанского мостика своих недавних подельников:
– Ну, сын мой, как вы считаете, как надобно поступить с этими врагами церкви и Его Величества?
– Капитан, – начал маркиз. – Насколько я помню, с пленными пиратами на судне не церемонятся, так же как и с восставшей корабельной командой. Их вешают.
– Именно так, сеньор, – подтвердил капитан, чья рука, получившая небольшую царапину при штурме пиратского корабля, покоилась на перевязи.
– Так повесьте же их, – распорядился маркиз де Карабас самым бесстрастным голосом, на какой он только был способен.
Изабелла, присутствовавшая при этом, тихо ахнула, но не произнесла ни слова в защиту пленных. Уже через час они болтались на реях. На захваченный корабль была отправлена небольшая команда, дабы привести судно в порт и сдать в королевскую армаду. Глядя на болтающиеся на ветру тела пиратов, Хуан мысленно поздравил себя с правильно выбранным путем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БЕАТА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Анна родилась в год одна тысяча четыреста девяностый от Рождества Христова в Арагоне. Ее матушка, как и мать дона Хуана, умерла при родах. Отец Анны, дон Октавио, герцог Инфантадский, долго и горько сожалел об утрате. Однако он ни разу, ни единым словом не упрекнул Анну в том, что та явилась причиной гибели его любимой жены. Дон Октавио души не чаял в маленьком теплом комочке с вечно шевелящимися ручками и ножками, который постепенно превращался в сказочную принцессу. Так, во всяком случае, утверждал счастливый отец, в умилении глядя на подрастающую дочь. Так же утверждали все слуги и приживалы герцога, а посему Анна выросла в твердой уверенности, что она не просто избранная, а не менее чем принцесса, которую девочка не раз видела при королевском дворе. Дело в том, что дон Октавио, близкий товарищ будущего короля Испании Фердинанда, прибыл с ним из Арагона на свадьбу с принцессой Изабеллой. В то время казалось, что у юной Изабеллы Кастильской нет ни единого шанса взойти на престол, однако уже через несколько лет счастливая супружеская пара достойно правила объединенным испанским королевством.
Герцог Инфантадский всегда служил юному Фердинанду примером сильного, почти мистического духа верности умершей супруге. Даже по прошествии десяти лет дон Октавио не переставал носить широкую черную ленту на шляпе, а также повязку на левом рукаве – знак траура. Такая экзальтация не могла не укрыться от глаз двора, и вскоре все придворные стали превозносить добродетели герцога, которыми, впрочем, сам двор не особенно отличался. Фердинанд прижил на стороне сына, что уж было говорить об остальных. Через некоторое время поведение дона Октавио стало уже несколько раздражать тех, кто привык к ветреной жизни, в которой добродетели воспринимались как правила поведения для низших слоев общества, для черни. Вскоре придворными было составлено нечто вроде заговора против герцога, и тому пришлось покинуть дворец. Король сначала и слышать не хотел, чтобы отпустить от себя товарища, приехавшего вместе с ним из Арагона, но кто-то из особо ретивых заговорщиков ненароком шепнул ему о высказываниях, которые якобы позволял себе дон Октавио по поводу незаконного сына государя, и Фердинанд перестал противиться отъезду герцога.
Дону Октавио пришлось покинуть Севилью. Вот тогда-то он и поселился в местечке Карабас, что было неподалеку от столицы, все еще надеясь, что король одумается и вернет милость своему товарищу. Но годы шли, и уверенность эта постепенно стала переходить в горькое разочарование. Тогда герцог Инфантадский ожесточился. Его жестокость распространялась на всех. Лишь дочь единым взглядом, единым словом могла успокоить и образумить вспыльчивого и озлобленного отца, но Анна и не думала делать этого. Напротив, ей чрезвычайно нравилось все, что творилось за высокими стенами ограды, окружавшей их маленький дворец со всех сторон и уберегающей этот мир от внешних взоров. Своенравная ничуть не менее чем отец, девочка, которую в королевском дворце воспринимали не иначе как несчастное дитя, росшее без материнской ласки, в этом замкнутом мире была самой настоящей принцессой. Так чего же ей было жалеть других, когда сам Господь не пожалел ее, отобрав матушку? Так воскликнула Анна в десять лет, когда молодая кухарка, пересолившая черепаховый суп и должная быть за это наказанной, стала уговаривать девочку попросить отца не пороть ее. Услышав подобные речи, дон Октавио пришел в крайнее замешательство. С одной стороны, в его доме прозвучало богохульство, с другой же – маленькая Анна высказала вслух то, что постоянно крутилось в голове герцога.
Однако он не отменил приговора, и расторопные дюжие слуги поволокли упирающуюся кухарку в подвал, где обычно проводились истязания. Анна поспешила следом. Ей не терпелось самолично убедиться в том, что Бог наказывает других ее руками. Девочка с наслаждением смотрела, как девушку привязывают к столбу, затем один из слуг берет в руки крепкую плеть и начинает с силой пороть ее. Слушая крики несчастной, Анна испытывала необычайное возбуждение. В эти мгновения девочка, как ей казалось, общалась с ангелами. Позднее, дабы усилить ощущение экстаза, Анна стала ласкать себя.
Герцог Инфантадский, поразмыслив о словах дочери, пришел к выводу, что ей нужен личный духовник. Для этой цели был выбран местный викарий. Когда викарий впервые переступил порог дома герцога, он и предположить не мог, какие возможности открывает ему новая должность. В ту пору духовники испанской королевской четы один за другим ставились на высшие церковные должности, а также возглавили недавно принятую в Испании инквизицию. Духовник же юной Анны стал для нее чем-то вроде пушечного заряда, ворвавшегося в помещение, где хранились пуховые перины. Таков был эффект, вызванный первой беседой с викарием. И без того экзальтированная Анна стала совершенно неуправляемой. Причем ее причуды стали принимать совершенно невообразимые формы. Решив, что Господу угодна ее красота, девочка стала наряжаться и ежедневно менять платья. Отец был только рад этому. Поняв, что дочь его теперь видит в Боге друга, дон Октавио решил, что она смирилась с потерей матери. Но каково же было удивление герцога, когда Анна, войдя однажды в большой зал и остановившись напротив огромного портрета покойной, долго и задумчиво глядела на него, а затем сказала:
– Господь специально забрал маму, чтобы я побольше общалась с ним и ангелами. Он ревновал меня к ней.
Присутствовавший при этом викарий тут же принялся убеждать ошеломленного дона Октавио, что сеньорита Анна – избранная.
– Она – избранница, поверьте мне, – уверял герцога священник. – Ее слова и помыслы – это итог многократного общения с ангелами.
Только было успокоившийся отец вновь впал в состояние повышенного беспокойства. Он забегал по залу, в то время как духовник и его пассия стояли и наблюдали за его перемещениями. Наконец, остановившись напротив дочери, герцог заглянул ей в глаза и спросил, правда ли, что она разговаривает с ангелами?
– Правда, отец мой, – с вызовом глядя на герцога своими огромными голубыми глазами, ответила Анна.
– Так ты беата! – воскликнул дон Октавио, переводя взор на викария.
Тот согласно закивал головой и подтвердил, что Анна действительно является беатой.
В ту пору беатами называли женщин, имевших в силу своих особых способностей контакты с ангелами, Богом и Девой Марией. Многие из них оказывались впоследствии просто шарлатанками, но были и действительно глубоко верующие натуры, приносившие в земной мир Небесные слова. Быть беатой было почетно. Беаты пользовались огромной популярностью. Многие из них считались святыми.
Поэтому выбор такого пути показался герцогу Инфантадскому весьма привлекательным, льстившим его самолюбию. Весь вечер после этого события дон Октавио не раз повторял про себя: «Моя дочь – беата».
Сама же Анна с радостью взялась за новую роль, которую предложил ей ее духовник. Быть беатой значило для нее стать кем-то иным, не самой собой. Жизнь в замкнутом пространстве, которое представлял собой ее дом в Карабасе, подразумевала многочисленные правила и условности, а они иной раз тяготили девочку. Теперь же Анне можно было делать все что угодно, так как это угодно было и Господу. Вздорная, она стала замкнутой и отрешенно-холодной. Слуги не решались иной раз спросить ее о чем-либо, войдя в комнату, где находилась Анна, ожидая, пока она сама не изволит обратить на них внимание. Иной раз подобное стояние продолжалось часами, но никто не решался отвлечь юную беату.
Игры девочки тоже стали странными. То Анна складывала своих многочисленных кукол одну за другой во внутреннем дворике, затем сама брала в руки лопату и закапывала их, а потом говорила всем, что никто не должен беспокоить кладбище, в котором они покоятся. И все слуги, да и сам герцог Инфантадский принуждены были обходить дворик стороной.
В другой раз сразу после дождя, прошедшего над Карабасом, Анна пошла во фруктовый сад и набрала там множество червей. Принеся их на кухню, девочка потребовала у ошарашенного повара приготовить из червей жаркое.
– Только обязательно молись, когда готовишь, иначе чуда не произойдет, и черви останутся червями! – торжественно изрекла Анна и покинула кухню.
Повар, недолго думая, приказал мальчишке, прислуживающему ему, выкинуть из кухни «эту мерзость», указывая на расползавшихся по столу червяков, а сам, взяв хороший кусок мяса, изготовил из него превосходное жаркое под винным соусом, которое и подал на обед. Когда блюдо было торжественно внесено в обеденный зал, Анна самолично сняла с блюда серебряную крышку и потянула носом воздух.
– Вот видите! – радостно воскликнула она. – Если бы всякий верил в Бога так же, как наш славный повар, чудеса не переставали бы происходить в этом прекрасном мире!
Обед был превосходным. Мясо, приготовленное ловким поваром, было съедено до последнего кусочка. Правда, буквально через неделю после этого случая разразился скандал. Мальчишка-поваренок, тот самый, что выкидывал червей, сообщил по секрету одному из слуг, как на самом деле черви превратились в жаркое. Слуга тем же вечером поведал эту историю горничной Анны, за которой ухаживал. Разумеется, горничная не преминула рассказать обо всем госпоже, разбирая на ночь ее волосы. С беатой, твердо уверенной в том, что молитва и хвала Господу совершили на кухне неоспоримое чудо, случилась настоящая истерика. Услышав подлинную историю превращения червей в жаркое, она на мгновение застыла, не в силах пошевелить хотя бы мизинцем, а затем, громко завизжав, упала на пол и начала кататься, корчась всем телом и стуча головой. Испуганная горничная забилась в угол спальни, молясь и быстро крестя воздух. Она решила, что в госпожу вселился демон. На шум прибежали слуги, а следом за ними в спальню вошел взволнованный герцог. Дюжие слуги подхватили извивающуюся и вопящую Анну и уложили ее на кровать. Чтобы она не откусила себе язык, отец самолично принужден был заткнуть ей рот свернутым полотенцем, покуда двое самых сильных слуг с трудом удерживали юную госпожу за руки.
Несчастную горничную тут же отвели в подвал, где подвергли предварительному допросу. Девушка испуганно объяснила, что всего-навсего рассказала то, что поведал ей ее дружок, который услышал сию историю от мальчишки-поваренка.
Дон Октавио провел собственный инквизиционный процесс. Горничная, показавшая на слугу, была отпущена. Правда, в назидание ей предписывалось прочитать сто раз «Отче наш», стоя голыми коленками на горохе. Девушка восприняла наказание как дар небесный, так как остальным виновникам испорченного чуда пришлось туго. Герцог Инфантадский, испугавшийся за здоровье дочери, а затем и за ее душевное состояние, был весьма суров. Слугу, ухажера горничной Анны, нещадно выпороли. После такой порки он уже не смог оправиться и через неделю в мучениях скончался. Что же касалось мальчика-поваренка, то ему в назидание отрезали язык. Повара же за гнусный обман владетельного гранда и его дочери, а также за неверие в силу молитвы Господу Богу вздернули на дыбе. Напрасно повар пытался вразумить Анну, крича, что это глупо казнить человека за то, что он не дал ей съесть земляных червей. Наказание было неотвратимым.
После этого случая никто уже не перечил удивительной девочке, которая требовала не только беспрекословного подчинения, как ее отец, герцог Инфантадский, но и полной веры в католическое чудо. Теперь Анна могла испить чашу власти до самого дна, наслаждаясь своей новой ролью беаты и подчиняя людей не только физически, но и духовно. Ей казалось, что она часто слышит с небес голоса, то воспевающие ее, то говорящие о великой миссии девушки. Анна тут же пересказывала все это отцу и слугам. Отец с важным видом кивал головой, а слуги, перекрикивая друг друга, громогласно соглашались: да, мы верим! Так в Анне росла уверенность не только в собственной исключительности, но и в том, что она – беата и будет после смерти признанной святой.
Однажды Анна сидела в саду и читала псалтырь. Внезапно перед ней предстал незнакомец. Увидев незнакомого юношу, девушка с визгом бросилась наутек. На следующий день юноша вновь появился перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27