Сравнение выходило не в пользу нынешнего. То есть сравнения быть и не могло – тот, прежний Алекс, которого он знал, не оставив следа, испарился. На его месте был кто-то другой – и Лэндри был рад, что этот «кто-то», кем бы он ни был, закончил его курс еще в прошлом году. Перед уходом домой он вынес сделанный Алексом ящик во двор и швырнул его в черную пасть мусорного контейнера.
Глава 18
Резко хлопнула дверь, и от этого стука Эллен невольно вздрогнула.
– Алекс? – позвала она. – Это ты? Ты знаешь, который... – но когда сын вошел в комнату, она замолчала, в недоумении глядя на проволочную клетку в его руке. – Силы небесные... кто там у тебя?
– Крысы, – ответил Алекс. – Остались, оказывается, от моей прошлогодней курсовой по биологии. Жили все это время у мистера Лэндри.
Эллен с отвращением посмотрела на копошащихся в клетке зверьков.
– Надеюсь, ты не собираешься держать их в доме?
– Я просто задумал эксперимент, – объяснил Алекс. – Через пару дней их здесь уже не будет.
– Вот и прекрасно. А теперь, прошу тебя, поехали, иначе мы опоздаем. Собственно говоря, – она взглянула на часы, – мы уже опаздываем. А ты же знаешь, какой доктор Торрес пунктуальный.
Алекс, поднимаясь по лестнице, обернулся.
– Папа и я не уверены, что мне нужно ездить туда.
Эллен застыла, едва сунув руки в рукава легкого пальто.
– То есть?
Лицо Алекса оставалось, как всегда, бесстрастным.
– Мы с папой говорили об этом... вечером и решили – возможно, что-то со мной не так.
– Н-не понимаю, о чем ты, – выдохнула Эллен, хотя на самом деле сразу все поняла. В это утро они с Маршем почти не разговаривали, с работы он – в первый раз за долгое время – не позвонил ей. Значит, он и Алекса хочет использовать в этой их войне как орудие против нее, но уж с этим она мириться не станет, потому что в конечном итоге все отразится только на Алексе.
– Я прочитал кое-что... – попытался было продолжить Алекс.
– Вот и прекрасно! – отрезала Эллен. – Меня ни в малейшей степени не интересует, что ты там прочитал и до чего вы с отцом умудрились договориться.
Слава Богу, ты все еще пациент доктора Торреса, он ждет тебя на прием, и ты поедешь туда, хочется тебе или нет. Понял?
Алекс кивнул.
– Можно, я только отнесу это к себе наверх? – он слегка приподнял проволочную клетку.
– Нет уж. Оставь ее во дворе.
По дороге в Пало Альто ни Алекс, ни его мать не сказали друг другу ни слова.
* * *
– Я думал, Алекса привезет твой муж, Эллен, – произнес Торрес, когда они вошли. Он не поднялся им навстречу, а лишь указал на два кресла для посетителей.
– Он... не пожелал, – ответила Эллен. – И мне хотелось бы поговорить и об этом. – Она слегка покосилась на Алекса. Торрес сразу понял, что она имеет в виду.
– Лаборатория вот-вот будет готова, – повернулся он к Алексу. – Может быть, минут пять подождешь в кабинете у Питера?
Алекс молча вышел из кабинета. Когда за дверью затихли его шаги, Эллен, глубоко вздохнув, начала рассказывать обо всем, что случилось за последние дни, – о ссоре с мужем, его странной беседе с Алексом, книгах, которые тот читает.
– То есть мне кажется, – закончила она, – Маршу все же удалось убедить Алекса, что с ним что-то не в порядке.
После небольшой паузы Торрес потянулся к трубке. Эллен машинально следила, как его длинные смуглые пальцы уминают табак. Лишь когда под потолок всплыло первое облачко синеватого дыма, Эллен услышала низкий голос Торреса.
– Проблема в том, что муж твой, видимо, прав, – Торрес говорил почти равнодушно. – И я как раз собирался сообщить твоему супругу, что намерен снова положить Алекса в Институт на обследование.
Эллен почувствовала, как немеют руки.
– Как... а зачем? – Слова вырывались словно сами собой, едва слышные и беспомощные. – Я думала... все же шло так хорошо, и...
– Разумеется, ты так думала, – глубоко затянувшись, Торрес с шумом выпустил дым. – И, в общем, все так и было. Но постепенно... начало происходить что-то непонятное. – Взгляд его темных горящих глаз встретился с испуганным взглядом Эллен. – Поэтому я и хочу снова положить его к нам, чтобы выяснить, в чем проблема и что могу я предпринять для ее решения.
На секунду Эллен прикрыла глаза – словно надеясь, что вместе с этой комнатой исчезнут и одолевавшие ее тревожные мысли. Что она скажет Маршу, если вернется домой без Алекса? Покается, что он, мол, был прав, что-то не получилось и она оставила сына на попечении доктора, по милости которого, собственно, это и произошло? Хотя ведь Раймонд не говорил этого... Что-то непонятное – так, кажется, он сказал...
– А ты можешь мне объяснить, что именно... тебе непонятно? – попросила она, тщетно стараясь унять дрожь в голосе.
– Да, в общем, похоже, ничего серьезного, – Торрес пожал плечами. – Во всяком случае, ничего, что могло бы дать повод для беспокойства. Но пока я все до конца не выясню, Алексу лучше остаться здесь, поверь мне.
Эллен нервно вертела на пальце обручальное кольцо – жест, появлявшийся у нее лишь в минуты отчаяния.
– Не знаю, согласится ли Алекс... – она говорила едва слышно, почти шепотом.
– Разве нам так необходимо его согласие? – заметил Торрес, глядя по-прежнему ей в глаза. – Как, кстати, и согласие твоего мужа. – Поняв, что Эллен собирается возразить, он быстро добавил: – Эллен, ты же знаешь – я действую только в интересах Алекса.
Перед тем как кивнуть в знак согласия, Эллен колебалась не более секунды.
– Но, может быть, можно подождать до завтра? – голос ее звучал почти умоляюще. – Можешь дать мне один день, чтобы... чтобы убедить его? Если я сегодня приеду домой без Алекса, я... я не знаю, что тогда будет.
С минуту Торрес молчал, словно обдумывая ее просьбу. На самом деле он вспомнил в подробностях то, что услышал несколько часов назад от своего адвоката: «Не забудь, Раймонд, что Маршалл Лонсдейл – не только отец Алекса, но еще и сам врач. Он может все опротестовать в судебном порядке – то есть держать парня у себя до тех пор, пока дело не будет решено через суд. А к тому времени будет уже слишком поздно. Поэтому – хотя и знаю, каково это слышать, – предлагаю тебе: попробуй договориться с ним. И повторяю: велика вероятность того, что если ты не будешь давить на них, они отдадут тебе Алекса сами».
– Хорошо, – кивнул он. – Сегодня я только сниму кое-какие данные, но завтра ты привезешь Алекса и оставишь его у меня. И помни: у тебя есть двадцать четыре часа, чтобы договориться с твоим сумасшедшим мужем.
* * *
Сидя в кабинете Питера Блоха рядом с лабораторией, Алекс равнодушно рассматривал висевший на стене календарь. Неожиданно взгляд его упал на стопку бумаг, лежавших на краю письменного стола. На верхнем листе он узнал подпись доктора Торреса.
Протянув руку, Алекс подвинул стопку к себе – это были распоряжения, касающиеся Алекса Лонсдейла. Он пробежал глазами первую страницу, стараясь расшифровать многочисленные сокращения, которыми пестрел текст.
Взгляд его задержался на строчке в самом низу страницы: «Анестезия – ОЭН».
Несколько секунд Алекс смотрел на таинственные буквы, затем перевел взгляд на пишущую машинку, стоявшую у стены на небольшой тумбочке. Мысль, пришедшая в голову, показалась такой простой, что он удивился, почему она не посетила его раньше. Секунду спустя он уже вставлял лист в старенькую «Ай-Би-Эм», стараясь в точности подогнать буквы строки к красным отметкам на линейке машинки. Полминуты спустя лист снова лежат на столе – ничуть не изменившийся, кроме последней строчки:
«Анестезия – не проводить».
Когда через несколько минут в кабинет вошел Питер, Алекс, сидя на стуле у двери, перелистывал каталог медицинского оборудования. Краем глаза Алекс следил, как техник подошел к письменному столу и просмотрел верхний листок в лежавшей на краю стопке.
– Поздравляю, – хмыкнул Питер. – Как тебе удалось его на это уговорить...
– На что? – спросил Алекс, отложив каталог в сторону.
– Да это я так... – махнув рукой, Питер состроил гримасу. – Только предупреждаю: если то, что с тобой сегодня будут делать, тебе не понравится, я в этом не виноват. Все претензии к тебе самому и твоему доктору. Ну, пошли, у нас уже все готово.
Двадцать минут спустя Алекс уже лежал на лабораторном столе, ремни крепко охватывали его запястья, талию и лодыжки. Паутина проводов протянулась от его головы к стендам с аппаратурой.
– Если решил передумать, то уже поздно, – предупредил Питер. – Понятия не имею, что ты сейчас будешь чувствовать, но уверен, что удовольствия это не доставит тебе никакого. – Отойдя к стендам, Питер принялся возиться с приборами.
Первое, что почувствовал Алекс, был странный запах в лаборатории. Вначале он напомнил ему ваниль – тонкий приятный аромат, но постепенно запах начал меняться – усилился, стал резким, Алекс даже подумал – в лаборатории загорелась проводка или что-то еще. Запах гари сменился кислой вонью – как от гниющего мусора.
Это ведь у меня в мозгу, внезапно сообразил он. Только в моем мозгу – на самом деле никаких запахов я не чувствую.
Потом в его сознание вторглись звуки, за ними пришли ощущения.
В комнате было жарко, Алекс чувствовал, что начинает потеть, и тут слух его резанул резкий протяжный вопль.
Жара усиливалась, и вдруг – в секунду – словно вся собралась у него в паху...
Железо!..
Кто-то прижал раскаленный железный стержень к его гениталиям.
Алекс чувствовал сладковатый запах тлеющей плоти, бился, пытаясь высвободиться, но ремни крепко держали его...
Вопль, звучащий в ушах – его собственный крик, крик боли, адской, нестерпимой боли...
Боль прошла – так же внезапно, как и появилось. Стало холодно, очень холодно. Медленно Алекс открыл глаза. Все вокруг совершенно белое: хлопья падающего снега, и ветер свистит в ушах, словно желая предупредить о чем-то...
Что-то коснулось его ноги.
Несильно – легким скользящим касанием, еще, еще раз – каждые несколько секунд, и...
Скосив глаза, Алекс увидел у левого бедра оскаленную, с горящими глазами волчью морду.
Она тут же исчезла – ветер унес голодное рычание зверя, и тут же Алекс почувствовал, как стальные челюсти сомкнулись на его левой голени.
Плоть сразу повисла рваными клочьями, он слышал, как хрустнула под железной хваткой волчьих челюстей кость. Левой ноги он больше не чувствовал, но ощущал, как льется на правую кровь из разорванных артерий.
Вокруг завывала буря.
Внезапно звуки начали глохнуть, исчезая, с ними уходила и боль. Белая пустыня обретала цвет, превращаясь в бирюзово-синее море. Он чувствовал, как теплые волны ласкают кожу, как обдувает лицо прохладный ветерок.
Он медленно плыл, в мозгу нарастало новое, невиданное ранее ощущение.
Вначале неясное, но он попытался сосредоточиться на нем. Ощущение усиливалось, становилось четче.
Энергия.
Волны бесконечной энергии, текущей, омывающей, наполняющей его мозг.
Внезапно все прекратилось – исчезли море, ветер, ощущение неги и волшебства. Голубое небо превратилось в белый потолок лаборатории. Темное пятно, появившееся в поле зрения, оказалось встревоженным лицом Питера Блоха.
– Я тебя чуть не доконал, – техник тяжело дышал, – ты вроде концы отдавать собрался. Стал кричать, биться... в общем, я взял – и все выключил.
Алекс молчал, уставясь на плафон лампы над головой и стараясь удержать в памяти все, что только что чувствовал и видел.
– Ничего ведь не было, – произнес он наконец.
– Не было?! – голос Питера сорвался на фальцет. – Да ты чуть не сошел с ума... или вообще не умер! Какого черта Торрес пытается доказать теперь, интересно мне знать?
– Ничего, – повторил Алекс. – Он ничего не пытается доказать, и со мной не произошло ничего такого.
Глубоко вздохнув, Питер покачал головой.
– Может, и не произошло... но готов спорить, тебе самому казалось, что что-то было. Можешь мне рассказать?
Алекс в упор посмотрел на техника.
– А вы разве не знаете сами?
– Ты думаешь, Торрес мне все-все рассказывает? – ядовито осведомился Питер. – Я знаю только одно – мы стимулируем мозг. Твой мозг. Для чего – Мне, пардон, это не сообщают.
– Именно для того, – ответил Алекс. – Для того, чтобы знать, как мой мозг работает. Только ведь это не мой мозг, правда? – Питер молчал, и Алекс сам ответил на свой вопрос: – Нет, не мой. С тех пор как мне сделали операцию, он перестал быть моим. Это мозг доктора Торреса.
* * *
Раймонд Торрес молча взял из рук Питера распечатку данных последних лабораторных тестов Алекса Лонсдейла. Бегло просмотрев листки, он поморщился, затем лицо его исказила гримаса.
– Вы, похоже, совершили ошибку, – небрежно швырнув листки на стол, он посмотрел на техника. – Эти результаты лишены какого бы то ни было смысла. Такое вы могли бы получить от активного мозга, но не от усыпленного.
– Так, значит, никакой ошибки нет, – Блох отвел взгляд от Торреса. Всегда одно и то же желание – скатать эти чертовы данные в трубу и затолкать ее в глотку этому занудному типу... Но зарплата-то хорошая, и работа непыльная. Терять все это только из-за того, что не слишком нравится начальник... Мысли Питера нарушил резкий голос Торреса:
– Что значит – никакой ошибки? Вы хотите сказать, что Алекс Лонсдейл во время тестов бодрствовал?
Питер Блох почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.
– Ну да, – ответил он со всей возможной уверенностью, хотя в ту же секунду понял, что в действительности произошло. – Вы же сами отдавали распоряжение.
– Отдавал, – голос Торреса звенел от гнева. – Более того, у меня даже есть его копия. – Дернув ящик стола, он извлек оттуда листок бумаги и молча протянул его Питеру. В нижней строчке значилось: «Анестезия – ОЭН».
Перед мысленным взором Питера возникла фигура Алекса Лонсдейла, скрючившегося на стуле и листавшего каталог.
Сколько времени он пробыл в лаборатории? Да что там, вполне достаточно, чтобы...
– Мне... тоже показалось это несколько необычным, сэр, – пробормотал он.
– Необычным? – глаза Торреса напоминали горящие угли. – Вам показалась необычным, что пациенту, у которого искусственно вызывают галлюцинации, необходим наркоз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42