Когда Торрес вошел в палату, где он лежал, сидевшая у кровати Алекса медсестра подняла голову от книги, лежавшей на коленях.
– Никаких изменений, доктор, – известила она, поймав взгляд Торреса, обращенный к мониторам, на которых разноцветные линии фиксировали слабую жизнь погруженного в кому организма. – Все, как и час назад.
Кивнув, Торрес перевел взгляд на юношу.
Как похож на мать. Именно эта мысль первой пришла ему в голову, и затем хлынул поток воспоминаний, обрывков прошлого, а он-то думал, что больше они ему не страшны... Лицо Эллен Лонсдейл, застыв на секунду в фокусе памяти, расплылось, исчезло, вместо него появились одно за другим три других женских лица... Раймонд Торрес почувствовал, что у него дрожат руки.
Забудь – приказал он себе. Это было давно и давно же кончилось. И сейчас – ничего не значит. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться на неподвижном теле. Наклонившись, осторожно раздвинул веки на правом глазу Алекса, осмотрел зрачок. Никакой реакции на свет. Признак малоутешительный.
– Ну, хорошо, – кивнул он. – Я сегодня ночую здесь – у себя в кабинете. Если будут какие-то изменения – самые незначительные, любые, – прошу немедленно разбудить меня.
– Да, конечно, доктор, – про себя медсестра подумала, что этого Торрес мог бы не говорить. Первое и главное правило, которое твердо усваивал его персонал, гласило: «Обо всем происходящем в лаборатории доктор Торрес должен знать первым». Кивнув, он вышел из комнаты, а медсестра снова уткнулась в книгу.
Закрыв за собой дверь палаты, Торрес пересек коридор и вошел в предоперационную; обвел ее взглядом, отметив, что к завтрашней операции подготовлено уже практически все. И за ночь степень этой самой готовности проверят еще по меньшей мере дважды. Своим ассистентам Торрес денег зря не платил. В самой операционной шестеро техников в который раз гоняли на мониторе робота тестовую программу – раз за разом запуская каждую ступень, испытывая готовность всех блоков; потом работу этих шестерых перепроверят еще двое техников. Это будет продолжаться до самого утра – техники покинут операционную за пять минут до начала стерилизации, за час до того, как на стол ляжет тело Алекса Лонсдейла.
Удовлетворенный осмотром, Торрес вышел в коридор и направился в помещение лаборатории, получившему у сотрудников название репетиционной. В этой просторной комнате стояло всего несколько столов, на каждом – компьютер. Именно здесь устраивались «генеральные репетиции» всех операций, проводившихся в Институте.
Сегодня, несмотря на поздний час, все столы были заняты, светились голубые прямоугольники мониторов; очередная бригада техников изучала компьютерную модель мозга Алекса Лонсдейла, шаг за шагом повторяя на ней последовательность операции, которую через несколько часов должен осуществить хитроумный агрегат.
Заранее было известно, что никаких недостатков в модели нет – ведь программы, созданные самими компьютерами, гораздо совершеннее программ, написанных человеком.
Если только где-нибудь в глубине необъятной памяти машины вдруг не завелся «лентяй».
«Лентяем» на жаргоне техников лаборатории Торреса называлось ошибка в программе, которая не поддавалось обнаружению. Точнее, она выявлялась лишь в процессе работы программы, но последствия ее появления могли быть самыми страшными.
Если в ходе операции на мозге Алекса Лонсдейла тоже будет допущена ошибка, то неизвестно, к чему она может привести.
К чему угодно.
Может быть, вовсе ни к чему.
А может быть, к смерти Алекса.
Торрес молча пересек комнату, остановился перед одним из мониторов, сделал шаг в сторону, вгляделся в другой. Нет, ничего, кроме знакомой картинки, завтра он будет иметь удовольствие смотреть на нее весь день.
С той лишь разницей, что завтра – не репетиция. Завтра его пальцы будут управлять скальпелем робота, и тогда уже нельзя будет нажать кнопку перезагрузки. То, что он сделает, определит не только жизнь, но и судьбу Алекса Лонсдейла до конца его дней.
Если сам этот конец не наступит завтра.
Техник, сидевший за монитором, откинулся на спинку стула и шумно выдохнул.
Торрес внимательно посмотрел на него.
– Проблемы?
Техник отрицательно покачал головой.
– До сих пор – все о'кей.
– Но вы только начали, – заметил Торрес. И подумал – его бы воля, он проверял бы эту программу неделю, месяц, два... но в запасе у них всего несколько часов. А за этот срок можно ли добиться уверенности – есть или нет в программе эти «лентяи»... По словам техников, «лентяй» способен затаиться аж на несколько лет. И единственный путь обнаружить его – снова и снова прогонять законченную программу. Если в ней что-то не так – в какой-то момент это непременно проявится. Но сейчас у них просто не было времени. Придется поверить в то, что программа почти – почти? – совершенна...
Но, закрывая за собой дверь маленькой комнатки, смежной с кабинетом и служившей иногда ему спальней, Торрес понял, что уверен лишь в одном: полное совершенство недостижимо...
Всегда где-нибудь что-нибудь да не так.
Нет, отмахнулся он от предательской мысли. Только не в этот раз. Сейчас все – все должно работать как нужно. А как именно нужно – знает только он.
* * *
В Пало Альто Эллен и Марш Лонсдейлы приехали в пятом часу утра. Светало, но все окна здания Института мозга были освещены. Девушка из приемной проводила их в библиотеку, где Марш провел большую часть предыдущего дня, принесла поднос с кофе и пирожными.
– А... Алекса мы можем увидеть? – спросила Эллен.
Девушка сочувственно улыбнулась.
– Боюсь, что нет, миссис Лонсдейл. Как раз сейчас его готовят к операции. Мне правда очень-очень жаль, миссис Лонсдейл, но таковы правила, установленные доктором Торресом. Начало подготовки означает для пациента полную изоляцию. Насчет стерильности у доктора настоящий пунктик.
Дверь в библиотеку неожиданно распахнулась, и звонкий женский голос, казалось, заполнил все помещение:
– Ну скажите мне, кто это придумал устраивать операции ни свет ни заря? – вопросила Валери Бенсон, не обращаясь вроде бы ни к кому, а вернее, сразу ко всем присутствующим. – Я в жизни не вставала в такую рань – и вот нате! Что у них тут – война? – С показным возмущением тряхнув завитой гривой, она в два шага преодолела пространство от двери до стола и крепко обняла Эллен. – Все будет в порядке, моя родная, – шепнула она. – Если я все-таки поднялась в это время – значит, все пойдет, как нам хочется. Так что можешь прямо сейчас перестать волноваться. И верь мне – Алекс очень скоро поправится.
Эллен не смогла сдержать улыбки – репутацию Валери как известной любительницы поспать вполне можно было считать одной из достопримечательностей их города. Сама Валери утверждала, что развестись с мужем ее заставила его привычка требовать от нее завтрак в девять утра – что, по ее мнению, было самой отвратительной формой насилия. Сегодняшний ранний подъем, однако, внешне никак на ней не сказался – выглядела Валери всегда так, будто только что вышла от парикмахера.
– Но ведь ты же могла и не срываться в такую рань, – сконфуженно улыбнулась Эллен.
– Как же! – развела руками Валери. – Посмела бы я только сегодня проспать – разговоров нашим кумушкам хватило бы года на два. А Марти что, еще не приехала?
– Не знаю, приедет ли вообще. Еще действительно очень рано.
– Ну да! – не унималась Валери. – До полудня всего ничего осталось. – Шагнув к Маршу, она быстро поцеловала его. – Привет! Все в порядке?
– С Алексом нам даже увидеться не позволили, – хмуро сообщил Марш, не делая ни малейших попыток скрыть охватившее его раздражение. Валери понимающе кивнула.
– Я всегда говорила: этот Раймонд Торрес – тот еще тип. Гений – это понятно. Но общаться с ним – не приведи Господи.
– Если он спасет Алекса – мне совершенно все равно, кто он и что он.
– Да это понятно, дорогая моя, – Валери Бенсон энергично кивнула. – Нам всем, в общем-то, наплевать на это. И потом, за два-то десятка лет и он мог перемениться – кто может знать? А вообще – было бы у меня хоть немного мозгов, я бы точно его окрутила! Эта контора ведь вся его, так?
– Вэл, – взмолилась Эллен, – уймись немного, пожалуйста. Я понимаю, тебе хочется нас отвлечь – но ничего, мы держимся...
Улыбка мгновенно исчезла с лица Валери. Опустившись на стул, она вытащила из сумочки платок и промокнула покрасневшие веки.
– Прости, Эллен. Это не вас я хочу отвлечь – и как сама подумаю, что с Алексом вдруг что-то случится... Ох, прости еще раз, родная моя. Сама не знаю, что я несу. Я сбегаю, принесу что-нибудь? Кофе, колу?
Эллен покачала головой.
– Лучше просто посиди со мной, Вэл. Слава Богу, вы все будете здесь – и ты, и Марти Льюис, и Кэрол.
Это сейчас самое главное. – Она благодарно улыбнулась подруге сквозь подступившие слезы.
Так начался самый долгий в ее жизни день.
Глава 7
Когда примерно в двадцать два тридцать пять дверь в библиотеку в очередной раз распахнулась, ни Марш, ни Эллен не обратили на это особого внимания. Весь день в эту дверь входили и выходили люди. Но сейчас, ночью, с ними остались лишь самые близкие – чета Кокрэнов, Марти Льюис, Валери Бенсон. Синтия Эванс так и не приехала.
Постепенно, однако, до сознания Эллен стало доходить, что некто, вошедший в дверь, стоит перед ней и что-то говорит ей. Она сосредоточилась и увидела незнакомую молодую женщину в белом халате.
– Миссис Лонсдейл? – вновь обратилась к ней женщина и представилась: – Дежурная сестра Сьюзан Паркер. Доктор Торрес приглашает вас и вашего супруга к себе в кабинет.
Эллен быстро оглянулась на Марша – но тот уже встал, протягивая ей руку. Внезапно страшная слабость заставила ее схватиться за край стола. Как же так... Ведь они говорили – это кончится никак не раньше полуночи... Если только... Мысль о том, что ее сын, может быть, уже умер, она просто вырвала из сознания. Глубоко вдохнув, она спросила:
– Уже... все? – каким странным показался ей звук собственного голоса! – Доктор... закончил?
А потом – как-то сразу – кабинет Торреса и пронзительный взгляд его темных глаз, и он сам, шагнувший к ней из-за письменного стола с протянутой смуглой рукой.
– Здравствуй, Эллен, – тихий голос, почти не изменившийся...
Первая и довольно странная в этой ситуации мысль промелькнула в голове Эллен – а он, оказывается, гораздо красивее, чем даже запомнилось ей. Робко взяв его руку, она на секунду сжала ее, затем, не отпуская, заглянула в глубину темных зрачков.
– Алекс, – прошептала она. – Он... что с ним?
– Он жив, – голос Торреса впервые утратил бесстрастную интонацию, теперь в нем слышались усталость и напряжение. – Он в палате, дышит без респиратора. Температура нормальная, пульс ровный.
Ноги Эллен подкосились, Марш, успев подхватить ее, усадил в кресло возле письменного стола.
– Он очнулся? – Она поняла, что слышит голос мужа. Она открыла глаза... лишь затем, чтобы увидеть, как Торрес в знак отрицания качает головой.
Эллен почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Но оснований для беспокойства нет, – ага, это снова Торрес. – По нашим расчетам, он должен прийти в сознание не позднее завтрашнего утра.
– То есть уверенности в том, что операция прошла успешно... – Она с трудом узнала голос Марша, словно он говорил в жестяную трубу...
...Опять Торрес – качает головой и, уже никого не стесняясь, трет красные от усталости глаза.
– Завтра утром все будет известно, доктор... когда... вернее, если... он придет в сознание. Но – динамика пока положительная. – Улыбка не получается – видно, слишком измотан. – Если хотите знать мое мнение – это все же успех. А вы знаете, насколько придирчив я к самим определениям успеха и неудачи. Могу вам сказать только одно – если вдруг неделю спустя мы неожиданно потеряем вашего сына, причиной может быть что угодно, только не последствия операции. Повторяю, что угодно, любые возможные осложнения – пневмония, вирусная инфекция, даже насморк... Хотя обещаю вам лично проследить и предпринять все возможное, чтобы этого избежать.
– А нам... нельзя увидеть его? – услышав собственный голос, Эллен вернулась в реальность происходящего.
Торрес кивнул.
– Правда, лишь на минуту и, простите, через стекло. Таковы наши правила. В течение определенного срока рядом с пациентом никто не имеет права находиться – только я и мои сотрудники.
Марш обернулся к нему, собираясь что-то сказать, но Торрес остановил его жестом.
– Взглянуть на него вы, безусловно, можете, Сьюзан вас проводит, но иные контакты на данном этапе нежелательны и даже вредны. К тому же вам самим отнюдь не мешает как следует отдохнуть. Завтра утром многое станет ясно, и мне хотелось бы, чтобы вы были здесь. Если Алекс очнется, первое, что мы попытаемся выяснить – сохранил ли он способность узнавать людей и, конечно...
– ...Ты собираешься начать с нас, – докончила Эллен.
– Именно, – кивнул Торрес. – А сейчас прошу простить, мне тоже необходим отдых.
С трудом встав, Эллен шагнула к доктору.
– Спасибо, Раймонд, – прошептала она. – Нет, это не то, конечно... но я правда не знаю, как мне благодарить тебя... Я... понимаешь, я с самого начала не верила... – она замолчала.
– Не стоит, – покачал он головой, – не стоит благодарить меня, Эллен. По крайней мере, сейчас. Твой сын ведь еще может и не очнуться. – Кивнув в знак прощания, он шагнул к двери, Эллен молча следила, как дверь захлопнулась.
– Такой вот он, – Марш пожал плечами. – А ведь хочет, в общем, как лучше – чтобы мы не питали, так сказать, иллюзии.
– Но ведь он же сказал...
– Сказал, что Алекс жив и на данный момент дышит самостоятельно. Ничего больше. – Обняв Эллен за плечи, он повел ее к выходу. – Пойдем посмотрим все-таки на него, а потом поедем.
Дежурная сестра Сьюзан Паркер провела их в западное крыло здания по длинному коридору мимо операционной и остановилась у стеклянного окошка в двери с надписью «Постоперационный блок». Подойдя к окну, марш и Эллен увидели за стеклом большую квадратную комнату, сплошь заставленную стойками с аппаратурой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42