Вечером в деревню вернулись мужчины. В руках они несли лопаты, кирки и лотки. Каждый из них подошел к Виктору и, тронув его за плечо, говорил:
– Ки а лейбуха.
Последний подошедший еще поставил перед Подрезовым калейбасу . Но в ней была не вода. Почти наполовину она была заполнена золотым песком и мелкими самородками.
– Пока ты шел к жизни, – сказал староста, – наши мужчины делали то, что они должны были сделать.
Он крикнул что-то своим женщинам, и невестка и внучка начали выносить из хижины точно такие же калейбасы, отдавали их мужчинам, а те подносили их и ставили перед домом Подрезова. Можно было не подниматься и не тянуть голову – все бывшие тыквы были полными. А было их всего восемнадцать.
– Ки а лейбуха, – сказал всем Подрезов, и люди, услышав это, почему-то смутились.
Виктор смотрел на принесенное к его дому золото и пытался определить, сколько же его здесь. Двести, триста килограммов? Наверное, больше. Он был так удивлен, что не слышал того, что ему говорил староста. Но старик повторил, и, наконец, смысл сказанного дошел до сознания.
– Мы хотим отдать тебе самое ценное, что у нас есть. Мы отдаем тебе Жулейт. Она будет тебе женой и родит нам нового вождя, который будет таким же сильным и храбрым воином, как и ты.
Старик замолчал на секунду и добавил:
– И таким же белым. Тогда ни один человек не сможет ударить его, все будут кланяться и говорить «Здравствуйте, господин».
– У меня уже есть жена, – покачал головой Виктор.
Но староста только рассмеялся.
– У такого человека должно быть много жен, чтобы они родили ему много сильных воинов, и тогда его народ сможет защитить себя от врагов, от Мокеле, от злых карликов.
– От кого? – переспросил Подрезов.
Но старик продолжал:
– И потом, у тебя нет женщины. Это знает каждый в нашей деревне, знает даже ребенок.
Хитрый старикашка усмехнулся, добавив:
– Даже твоя собака это знает.
Он посмотрел на Тугрика, а тот рад был лишний раз вильнуть хвостом и тявкнуть. Похоже, что и он вступил в заговор с жителями деревни и считал свадьбу своего хозяина делом решенным.
– Нет, – твердо сказал Виктор, но тут, увидев выходящую из хижины старосты Жулейт, закашлялся и обещал подумать.
Но, судя по всему, деревня уже готовилась к празднику. Весь следующий день жители деревни жарили быков на огромных вертелах, без умолку кричали счастливые женщины, а Тугрик лежал возле дома, объевшись требухой, и вздыхал от мук, вызванных обжорством.
А накануне ночью к Подрезову пришел староста. Он не стал спрашивать, принял ли хозяин какое-либо решение, а покосившись на чудо техники, висящее под потолком, сказал:
– Мой дед был королем Окаванго и Северной Калахари. Это было давно, когда белые называли нашу страну Бечуаналенд . Но они никогда не добирались до нас. Дед мой правил, и все деревни вокруг подчинялись ему. Мы были сильным народом, и соседи наши старались жить с нами в мире, а мы не собирались ни на кого нападать. Но однажды, когда еще мой дедушка был ребенком, с севера пришли воинственные карлики. Они нападали на наши деревни, убивали мужчин и мальчиков, захватывали женщин и сжигали хижины. Когда тсвана впервые увидели их, то очень удивились, приняв врагов за детей. Но у тех были луки и отравленные стрелы, и даже царапина, сделанная стрелой, приводила к смерти. Карлики были злыми и не знали нашего языка. Им были нужны наши женщины, потому что их женщины перестали рожать девочек. Карлики уводили наших женщин, и некому было преследовать их. Это длилось долго, пока мужчины из разных деревень не собрались вместе и не отправились в лес, чтобы отыскать врагов. Возвратились немногие, но карликов перебили всех. А когда в наши края пришли белые, мы не смогли уже сопротивляться. Некоторые, которых увел дед, поселились здесь в болоте, а другие теперь живут в городах белых, носят их одежду и совсем забыли наши обычаи.
Старик снова посмотрел на «летучую мышь» и вздохнул.
– Иногда мне кажется, что ты пришел к нам, потому что и твою страну захватили карлики.
Он протянул руку, в которой был шнурок с нанизанными на нем когтями льва.
– Возьми. Завтра наденешь на свою жену. Такого красивого украшения нет ни у одной женщины: очень большой был лев.
Виктор так и сделал. Жулейт вошла в его дом. Но стала ли она его женой, не знаю, а врать не хочу – не присутствовал. Я вообще в Африке не был, а хотелось бы. Только уж больно боюсь мух цеце и малярии, не говоря уже о львах и крокодилах. А карлики – чего их бояться? Что мы, карликов не видели?
8
Мэр Цау, вытаращив глаза, наблюдал, как Виктор загружает в его машину калейбасы с золотом.
– Сколько его всего? – наконец спросил он.
– Около полутонны.
– И как ты все это довез на лодке?
– С трудом, – ответил Подрезов, усаживаясь в джип.
Но самый главный местный начальник не мог найти в себе силы, чтобы повернуть ключ зажигания. Он сидел и потел молча, потом наклонился и поднял с пола заскорузлое махровое полотенце, вытер им свой мощный загривок. После чего хрипло спросил:
– Ты что, золото нашел?
– Банк ограбил, – отозвался Подрезов и махнул рукой, – поехали, сдадим его поскорее.
По дороге в Цау мэр рассказал Виктору все мировые новости, которые сводились к главному событию: в Южно-Африканской Республике президентом избрали Нельсона Манделу, и теперь отношения между Ботсваной и богатым южным соседом заметно улучшились.
– Представляешь, – радовался мэр, – у них теперь тсвана – один из официальных языков. Не только африканас или английский, но и оба диалекта созо, зулу, свази, цонга, ксоса, венда и, конечно же, наш. Мне вчера уже звонил один человек из Габороне. Он, правда, сам из буров, живет в Кейптауне, но хочет прилететь к нам на своем самолете.
«Интересно, – подумал Подрезов, – что нужно здесь потомку голландских переселенцев?»
Но разговорчивый мэр как будто прочитал его мысли.
– Этот человек жил здесь лет пятнадцать назад. Он хорошо знает язык тсвана и открыл здесь школу, чтобы приобщать наш народ к цивили…
Мэр заикнулся, поняв, что оговорился:
– …К знаниям.
Он снова провел полотенцем по своей шее и продолжил:
– Я в той школе учился, а потом уже оттуда уехал в Габороне, где закончил университет. Надо же! – продолжал удивляться он, – я – человек с высшим образованием, и даже не догадывался, что сижу на золоте.
– Поднимись и копай! – посоветовал ему Виктор.
Местный банк – небольшой трехкомнатный домик. И штат его, соответственно, три человека. Управляющий, бухгалтер и кассир смотрели на золото с каким-то ужасом.
– Куда я его дену? – наконец, возмутился глава отделения. – Дома, что ли, хранить?
– Будешь ночевать здесь! – приказал мэр. – А завтра прилетит самолет, и Виктор увезет золото в столицу.
Мэр вздохнул: ему не хотелось расставаться с богатством. Ночь они встретили втроем в кабинете управляющего. На столе стояли бутылки с местным виски, запас которого у мэра, казалось, никогда не иссякнет, а в окна заглядывали местные жители, собравшиеся на площади. Им всем уже сообщили, что в банк завезли золото.
– Что они там делают? – громко вопрошали любопытные, которым не достались места в первых рядах.
– С мэром золото делят, – отвечали им.
– Уже разделили, – кричали самые догадливые. – Сейчас пьют виски и едят анчоусы.
Толпа колыхалась в темноте и постепенно редела. В бледном ореоле светился уличный фонарь, россыпи зеленых звезд сияли на бездонном небе, и черные тени летучих мышей метались неприкаянные над крышами маленького городка.
– Здесь этого…, – мэр посмотрел на иностранца, подбирая слово помягче, -…этого добра на четыре миллиона долларов. А как ты, Виктор, думаешь платить налоги в местный бюджет?
– Как положено, – пожал плечами Подрезов.
Но мэр со своим родственником-управляющим дружно рассмеялись.
– Э-э, нет, – продолжал смеяться городской голова, – так не надо. А вот если ты построишь в городе больницу, то я освобожу тебя от налогов.
– Хорошо, – согласился Виктор.
Но его собеседники продолжали смеяться, поражаясь тупости европейца.
– Ты как бы построишь амбулаторию, а я спишу с тебя уплату налогов.
Через час все трое были уже настоящими друзьями, и Подрезов пообещал мэру таким же образом, как и больницу, построить в городе хоккейный стадион, кроме того проложить линию метро с остановками возле городской администрации, банка и местной тюрьмы.
Утром, когда проснулись на полу, втроем долго удивлялись, почему вчера не умерли со смеху. Мэр позвонил на работу, чтобы отдать приказание подчиненным, главным из которых было бы распоряжение о немедленной доставке ящика пива в контору банка, но кто-то из служащих сообщил ему, что только что пришел в мэрию очень важный белый, назвался мистером Ван Хейденом и стал спрашивать начальника.
– Дела, – развел руками глава города, – когда-нибудь загнусь на этой работе: ни минуты свободной нет. Все ходят и ходят. И каждому чего-то от меня надо.
За пивом пришлось бежать кассиру.
Виктор открывал очередную бутылку, как вдруг распахнулась дверь и на пороге замер мэр. Он пропустил в комнату высокого светловолосого мужчину в белом костюме и потом уже прошел сам. Незнакомцу было около сорока лет, он был гладко выбрит и весьма сдержан.
– Угощайтесь пивом, – предложил ему Подрезов.
Мистер Ван Хейден поблагодарил, взял из коробки бутылку и весьма профессионально открыл ее обручальным кольцом. Виктор уважительно кивнул: так и в России не всякий может. Правда, на пальце важного белого было не кольцо, а перстень-печатка с бриллиантом, но это для открывания пивных бутылок не такая уж существенная разница.
– Я слышал, Вы нашли здесь золото? – поинтересовался Ван Хейден.
Вместо ответа Виктор кивком головы указал на калейбасы, выстроившиеся вдоль стены.
– Полтонны, – подтвердил мэр с гордостью за свой богатый край, – вчера лично все взвесил.
Ван Хейден открыл еще одну бутылочку и, сделав глоток и вытерев рот рукавом белого пиджака, сказал:
– Мой банк это может заинтересовать.
– Вы работаетев банке? – обрадовался заглянувший в комнату управляющий филиалом.
Он удивился все же, встретив в этой глуши коллегу.
– А на какой должности?
– На должности хозяина.
Ван Хейден допил пиво и, поставив бутылку на стол,сказал спокойно:
– Ну, хватит завтракать. Перейдем к делу.
Человек, прилетевший в Цау этим утром, родился в Трансваале в поместье своих родителей, находившемся между Питерсбургом и Потхитерсрюгом. Еще младенцем его перевезли в Мафекинг, что на самой границе с Бечуаналендом, до столицы которого, Габороне, было меньше ста километров. В доме была прислуга, набранная из тсвана, и потому паренек с детства свободно говорил на трех языках: на африканас, английском и на тсвана.
– Я привык видеть рядом красивых и стройных женщин, а когда поступил в университет, вокруг были только белые сокурсницы, но ни одна не вдохновляла меня: я уже тогда понял, что люблю только темнокожих.
Ван Хейден рассказывал это, сидя на веранде дома мэра. Они только что обговорили с Подрезовым все детали совместной работы. Представительство южноафриканского банка решили здесь не открывать, а основать в Цау новый. Специалистов Ван Хейден обещал прислать из столицы.
И сейчас он сидел, курил сигару, и Виктор составил ему компанию, выпуская дым в раскаленное африканское небо.
– С третьего курса я ушел, – продолжил свой рассказ банкир, – перебрался в Ботсвану. На самый север, чтобы отец не нашел. Открыл здесь школу для детей, правительство платило мне мизерную зарплату, местные жители считали меня придурком – где это видано, чтобы белый первым здоровался при встрече? Я пил джин, чтобы не заболеть малярией, сочинял письма неграмотным горожанам, которые отправляли их таким же неграмотным родственникам, гонял с мальчишками в футбол и даже ходил на охоту. Но монотонность жизни убивала, я уже начал тяготиться прозябанием здесь. Но вскоре и неожиданно для себя я стал счастлив.
Ван Хейден оглянулся на мэра, уснувшего в плетеном кресле. Во дворе клевали рассыпанное просо рыжие куры на длинных тонких ногах, а за забором мальчишка катил по улице облезлую автомобильную покрышку.
– Однажды в школу привели двух девочек. На них напялили эти смешные школьные платья – знаете: черные такие с отложным белым воротником – мне кажется, этой униформой просто переполнены все склады в странах британского содружества. Девочки стояли передо мной босые, испугались, наверное, а я не мог и слова сказать, смотрел на одну из них, а на вторую боялся даже взглянуть, потому что, увидев ее входящей в мой кабинет, почувствовал, как забилось мое сердце. Она сказала, что ей двенадцать, но выглядела уже вполне взрослой девушкой. Дальше можно не рассказывать. Я пересказывал ей книги, которые она не могла еще прочитать сама, но это были сказки для меня самого – я уже жил в другом мире, где не было никого, кроме этой маленькой темнокожей женщины. Подрезов слушал и думал: говорить ли о том, что известно ему самому. Но внезапно, как это бывает только в тропиках, свалился на город синий вечер, и Ван Хейден поднялся, чтобы уйти:
– Нам с Вами пора в гостиницу. Завтра с утра вылетаем в Габороне.
Через неделю все жители далекой деревни, услышав грохот в небе, выскочили из хижин, но увидели лишь мелькнувшую на земле огромную тень. Вертолет снизился и опустился на площадку, откуда не так давно упал вниз Подрезов с убитым им львом. Мужчины, стоявшие по колено в воде, бросили лотки и схватились за копья. А когда узнали Виктора, выскочившего из огромной притихшей птицы, сделали вид, что не очень-то удивились. Пока из вертолета выгружали ящики с инструментом, аппаратурой и имуществом для нормальной жизни здесь белого человека, Ван Хейден ходил по карьеру, разминая в руке куски породы.
– Надо же, – удивлялся он, – такого богатого содержания золота я еще нигде не видел.
Он хотел еще посмотреть дом, в котором обитает его новый приятель, но Виктор сказал, что не надо пугать привычных к размеренной жизни людей. И Ван Хейден согласился, но когда увидел спешащую к Подрезову светлокожую девушку, замер, а потом заторопился к вертокрылому аппарату:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39