пpыгнул с вышки, поставив еще два табуpета.
Она похудела и стала печальной.
Она захотела тигpенка.
Он поехал в Пpимоpье, стал звеpоловом и пpивез.
Ее жалели.
Она пpизналась, что могла бы полюбить такого человека, будь он только обязательно повыше pостом.
Он общался с одним пpоффесоpом-хиpуpгом от "Миpа мудpых мыслей" до спецпpиемов самообоpоны и обpатно, пока тот не удилинил ему ноги на десять сантиметpов.
Увидев, она заплакала. И он тоже.
Они поженились.
…Чеpез год, в мятом костюме, по обыкновению заполночь веpнувшись от пpиятелей, он стал каяться.
– Я негодяй, – теpзался он. – Я совеpшенно пеpестал уделять тебе внимание. Зачем только ты за меня вышла…
Цветущая жена миpно слушала pадио, читала жуpнал, гpызла яблоко, вязала шаpф, а ногой гладила кошку, заменившую сданного в зоопаpк тигpенка.
– Должна же я была подумать и о себе, чтоб остаться наконец в покое, – кpотко возpазила она.

Муки творчества

Я – женщина.
Это утверждение может дать повод поупражняться в остроумии моим знакомым, достоверно знающим, что я не женщина. А, наоборот, мужчина. Но я выше этого. Я пишу рассказ о женщине. От имени женщины. Значит, сейчас я – женщина. Бесспорно. Таков закон искусства.
Итак, я женщина, и у меня есть все, чем положено обладать женщине. И я знаю, что чувствует женщина – могу себе это представить. Неплохо представляю. Уже чувствую себя почти женщиной… нет, еще не вполне.
И тогда я устраиваю генеральную стирку, и сушку, и глажку, и уборку, и мою полы, и готовлю обед, и все это одновременно и в темпе, и бросаю курить, и скачу под душ, и взбиваю поредевшие волосики в прическу и спрыскиваю ее креплаком, и смотрю на часы, хватаю хозяйственную сумку и бегу в булочную.
И взяв хлеб, ватрушку, чай, песок, халву, масло, бублики и батончики, обнаруживаю, что кошелек остался дома. И возвращаюсь, и перед дверью обнаруживаю, что ключ-то внутри…
И я отправляюсь на поиски слесаря, и его нет дома, будьте уверены. А на улице минус двадцать, и через капроны здорово дерет.
Я звоню другу и, объяснив ситуацию, прошу ночлега. Он, свой парень, зовет безоговорочно.
Друг встречает меня: свечи в полумраке, вино и музыка. И начинает лапать, и я чувствую, что влипла. На дворе мороз, не погуляешь, но друг ужасно настойчив, и в конце концов я вынуждена уйти.
Слушайте, рассказ – это все ерунда, уже первый час, я продрогла, и если утром слесарь не откроет дверь, чтоб я могла сесть за машинку и начать: "Я – мужчина", то как быть…

Ворожея

– На вас на всех мужей не напасешься.
– Так я сама им запаслась! У меня есть!
– А есть – что плачешь? Есть муж – плачут, нет – плачут. Плаксы.
– Так есть, только не со мной. Ушел, – ябедничает клиентка.
– Муж не комод, чтобы всю жизнь на месте стоять. Ноги есть – ясно дело, уйдет. – Хозяйка запахивает черный халат с драконами.
– Так он же мой, мой! – буянит незадачливая мужевладелица.
– Сегодня он твой, а завтра ты – не его. Рабовладение отменено. Твой – дак уж держи свой крест крпече.
– Как его удержать, если я его даже не вижу! Что я, фокусник?
– Хочешь иметь мужа – приходится быть фокусником. Муж не подпорка, он подхода требует. Есть муж – орел, без свободы зачахнет. Есть индюк, этого только корми да дай покурлыкать всласть. Есть цыпленок, этого за лапку привяжи, не то первой же кошке достанется. Есть попугай: в глазах пестрит, треску много, а толку шиш.
– Что за птицеферма… зоосад! Муж – это моя половина! Полменя!
– Самоходная твоя половина. Во сколько ж ты полсебя оценишь?
– Грош ему цена!
– Одна половина грош, а другая одета на три тыщи. Ты арихметику проходила? Верну тебе твой грош за триста рублей.
– А говорили пятьдесят!
– Пиисят как раз тебе развод встанет. А он инженер, в заграницы ездил, сама сказала. А она-то – кандидат наук. А ты кто против нее? половина своего бедного гроша, вот ты кто без него.
– Сто, – набавляет несчастная половина гроша.
– За сто достань себе путевку в санаторий нервы лечить.
– Двести.
– За двести купи себе сапоги и бегай в них за мужем, пока не сносишь.
– Скр-ряга! – гаркает с люстры попугая, плюясь семечками.
Террористический вопль парализует жертву: деньги отсчитываются. Хозяйка гасит "Мальборо" в пепельнице-черепе и намешивает адскую смесь в кубке спортобщества "Урожай". Посетительница нюхает и бледнеет. Шепчет нечто ужасное, пьет. Глаза ее выпучиваются, парик соскакивает, вставная челюсть падает в кубок. Внутри нее вдруг пиликает гармонь, и она чревовещает неожиданным басом:
– Оох… глюк! Отравила, ведьма… Ну только вернись, я т-тебе.
Ворожея расшлепывает засаленные карты, суля марьяжному королю инвалидность первой группы и десять лет строгого режима. Посетительница бессильно икает, взор ее застлан фиолетовыми кляксами, как у курицы на насесте. Уходит боком на неверных ногах.
– Стоять!! – вопит попугай, гоняясь по комнате за мухой.
Посетительница пошатывается, стукается о косяк и исчезает.
Ворожея снимает халат, оставшись в джинсах и пуловере. Из-под стола извлекает пишущую машинку и стучит:

" В профком Тьфутараканского
дыркоделательного объединения "СКВОЗИТ"

з а я в л е н и е
Хотя у меня уже все болит, но знайте, что на склоне лет оступился и впал в осадок Заблудший Т. Д., гражданин и инженер. Еще общественник, ео уже почти не человек.
Его разбитый облик был совращен с путей науки кандидатом этих наук, а точнее кандидаткой в исправительную колонию. Брак дал вместо плода трещину, и она прошла через обнаженное место всего святого.
Может ли поездка за границу рассматриваться как повод к сожительству при едва живой семье хотя бы и с академиком? А что ответят на это товарищи из Академии наук? Интересно узнать их отрицательное мнение. Задача науки в технике и продовольствии, а не разврате. Общество не позволит ковырять грязными пальцами свои ячейки семьи никаким профессорам лжекибернетики с их ядерными генами!
Жена Заблудшая Т. П. уже не выходит из стресса и вообще из дома, и ее угрожающее положение разрастается без заботы, как малолетний преступник на дрожжах и водке с наплевательством. Несчастная женщина уже не женщина, а плакать все равно хочется.
Оставшись при одном скелете, ее питают лишь воспоминания о будущем, несущем возмездие вашего органа по ее проходимцу. Обманом похитил он ее гордое звание мужа, но значения этого слова не мог понять всю жизнь. А теперь пытается втереть очки назад.
Дочь Заблудшая П. благодаря развалу всего вокруг встала на скользкий путь несовершеннолетней и может выпасть из членов общества.
Паршивый клок хоть откуда вон! Двоеженство попирает уголовный закон и жаждет тюремной ответственности. Наша мораль никому не позволит! Ни кандидату по разврату, ни инженеру по глумлению. Любимый город не может спать спокойно, есть и трудиться, пока все нарушители не получат все, что им и требуется, раз добивались и сами заслужили. Факты вопиют к актам, чтобы дали по рукам и всем чувствительным местам".
Загибая пальцы, ворожея считает по списку:
– Профком, местком, партком, прокуратура, участковый, комсомольский прожектор, дирекция, совет наставников, клуб ветеранов, товарищеский клую, жэк… Ты, голубчик, впереди всего визга побежишь назад. Или ей твои кости в тачке привезут. Слово – не воробей, поймают – вылетишь.

Ничего смешного

А над чем смеяться? Плакать надо! Чувство юмора – это шестое чувство, когда остальных пяти нету. Посмотрите по сторонам: есть чувства – плачь, лишился чувств – смейся. Хуже не будет. Лучше тоже. Так сиди тихо!
Нет – смеются: не жизнь, а горе одно. Плачут: не жизнь, а смех один. Кругом недоразумение – и всеобщее веселье.
Родился по недоразумению: не знал ведь, куда попаду. Умер по недоразумению: решил вовремя придти на работу. Задавили в транспорте. Больше не приду, не волнуйтесь. Не тратьте на меня ваше чувство юмора, его ведь отпущено каждому ровно на жизнь. Никто еще не смеялся на собственных похоронах. Правда, не плакал тоже. А над чем плакать? Слава богу, отмучился.
А это длинное недоразумение между роддомом и кладбищем? Детский сад – недоразумение: нет мест. Кладбище – недоразумение: у них там что, план по покойникам? Места сколько угодно, так ведь скоро хоронить некого будет: расти негде.
Я не имею в виду рост над собой: тут пожалуйста. Как высунешься, так тебя мигом и всунут. Куда? Туда. Граждане, кто там? Я тоже.
Только подошла очередь в детский сад – пора в школу. Чего я там не видел, я хочу в разбойники. Отвечают: сейчас все разбойники с высшим образованием. Тогда почему имени Стеньки Разина не Академия наук, а пивзавод?
Если школа растит разбойников – надо ее закрыть. Если школа борется с разбойниками – то что делает милиция? Плачет. Вместе со школой. А смеются разбойники. Над ними? Нет – над нами.
Я не могу смеяться, когда другие плачут. Отвечают: так будешь плакать, когда другие смеются. А третьего пути нет? Есть: с музыкой и цветами.
Я в него не верю: кругом неразбериха, похоронят вместо меня кого-нибудь более пробивного. Со связями. Без очереди.
Слушайте, вот бы их всех? А? Со связями, музыкой и цветами… Вы случайно не музыкант?
А то: похоронят, а меня? Выпишут. Исключат. Снимут. Вычеркнут. И хоронить нечего будет: сожрут так, что только предметы легкой и обувной промышленности сплюнут.
Однажды так уже похоронили вместо меня начальника. Сначала он смеялся надо мной, потом я плакал над собой. Хорошо смеется тот, кто может тебя уволить.
На работе никто ничего не делает, все над всем смеются. Один работает и плачет. Этот один, естественно, я. Вы тоже? Меня уволили по сокращению штатов: не сработался с коллективом. Вас еще нет? Теперь я смеюсь дома, а они плачут на работе.
Смотрю кино: стреляют, рубят, топят, ломают, взрывают и крушат, пособие для диверсантов или травматологов? Написано: цветная зарубежная кинокомедия. Хорошо они там смеются. А мне здесь хочется плакать. Потому что люди гибнут, чего ж смешного?!
Говорят, смех продляет жизнь. Кому? Почему те, над кем смеются, живут дольше тех, кто над ними смеется?
Потому что смех – это оружие. Для самоубийства. Которое не тех укорачивает и не там удлиняет.
Поэтому не смейтесь над дураками. Над ними смеются – все. Так что же – все…? Тогда давайте смеяться зеркалу. Результат тот же никакого, зато и опасности тоже никакой.
Осторожней со смехом – это горькое лекарство: его глотают и кривятся. Смех может убить любую болезнь – если повезет. Если совсем повезет – вы сами при этом можете остаться живы. И даже выздороветь. От чего? От всего, на что глаза бы не глядели. Пусть глядят. А вы смейтесь.
В крайнем случае можете смеяться надо мной. Я не обижусь. Ваш смех продляет мою жизнь. Так что спасибо.

Кто есть кто?

– понять невозможно. Фантасты занимаются планированием или плановики занимаются фантастикой? Читаешь роман – какой-то производственный доклад. Читаешь доклад – какой-то фантастический роман. Не говоря уже о жалобной книге – просто какое-то полное собрание трагедий Шекспира.
Как отличить? На какое место бирки привязывать? Вот в морге – там ясно: у каждого на ноге – кто такой.
А то. Как называются люди, работающие в поле? Полеводы? Нет – это симфонический оркестр. В полном составе. А вот там поют. Наверное, хор? Нет – это бригада механизаторов празднует шефскую помощь. А кто, собственно, кому помогает? Механизаторы помогают – выполнить план магазину.
Те, кто разводит свиней, – это свиноводы? Ошибаетесь – это летчики. Ведут подсобное хозяйство. А где же свиноводы? А вот – ведут пионеров. Деревья сажать. А что делают лесники? Может, водят самолеты, поскольку летчики заняты?
Говорят, где-то недавно поезд с рельсов сошел. А что странного, у железной дороги тоже план по сдаче металлолома. Они его разом перевыполнили. Премии получили.
Вон в кабинете зубы сверлят – думаете, зубной врач? Нет, сверловщик третьего разряда. Врач на овощебазе картошку перебирает. А грузчики оформляют наглядную агитацию. А художник на стройке работает – квартиру хочет получить. Строитель квартиру уже получил и ушел работать в автосервис. Объясните, кем он там работал, что получил восемь лет с конфискацией?
Инженеры кроют крыши. А вот продает им шифер – это продавец? Нет, кровельщик. И сует он кому-то в лапу. Взяточнику? Нет – ревизору. Недаром призывают – овладевайте смежными профессиями!
А как отличить: какая смежная, какая основная? На основной зарабатывает сто рублей, на смежной – покупает "Жигули".
Вот в темноте из магазина топают фигуры с мешками. Воры? Не оскорбляйте, это по смежной профессии. По основной – скромные герои торговой сети.
Вот ударники вкалывают по двенадцать часов в сутки. Работяги? Нет это отдыхают в законном отпуске научные сотрудники. На шабашке. И зарабатывают за этот отпуск столько, сколько за весь остальной год. Как же они выдерживают? А они весь остальной год отдыхают: сидят в лаборатории и играют в шахматы.
А вот эти туфли шил уж точно сапожник. Нет – шофер. Сапожник работает на кране.
Учтите, что написал все это электрик, пока я чинил проводку.

Нам некогда

Нам некогда. Мы сдаем. Мы сдаем кровь и отчеты, взносы и ГТО, рапорты и корабли, экзамены и канализацию, пусковые объекты и жизненные позиции. Жены говорят, что мы сдаем. Сдаем к юбилеям и сверх плана, по частям и сразу, в красные будни и черные субботы. Сдаем в гардероб и в поддержку, на подпись и на похороны, в ознаменование и в приемные пункты, сдаем на время и на ученую степень, деьгами и зеленым горошком, в местком и в архив, сдаем раньше срока, стеклотару и билеты в театр, потому что в театр некогда.
У нас – своя трагедия. Нам некогда. Мы работаем. Труд красит человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39