Я очень сочувствую ей и поэтому хотел немного помочь. Впрочем, не скрою от вас, что, услышав эту историю, я заинтересовался. Жаль, что вы не согласились взяться за это дело, сэнсэй, но предупреждаю вас, я на этом не остановлюсь. Скоро я снова побеспокою вас своей просьбой.
— Прошу извинить, — Оцука приподнялся со стула и попрощался.
Молодой человек вышел из конторы. Оцука встал и поглядел в окно, голые ветви деревьев раскачивались под порывами ветра. Сюда, на эту улицу, солнечные лучи проникали редко, как на дно котлована. По тротуару, в сумраке, втягивая голову в плечи, двигались прохожие. Вот среди них появилась и фигура Кэйити Абэ.
Оцука увидел, как Абэ сунул руки в карманы пальто и зашагал прочь. Его длинные волосы развевались на ветру. Подняв руку, он остановил такси и, садясь в машину, снова обернулся в сторону конторы, но, естественно, не заметил стоящего за окном Оцуку. Такси тронулось с места, и вскоре его уже не было видно.
Оцука услышал за своей спиной шаги Окумуры. Адвокат вернулся за стол и стал слушать доклад клерка, но про себя твердил слова Абэ.
Оцука в достаточной мере изучил дело об убийстве старухи, чтобы убедиться, что в обвинении есть много слабых мест. Если продолжать знакомство с делом, можно обнаружить и другие доказательства невиновности обвиняемого. Исходя из своего многолетнего опыта, Оцука уже мог сказать, что против Янагиды выдвинуто ложное обвинение. Но сейчас Оцука чувствовал себя не вправе открывать все это впервые посетившему его журналисту.
Нельзя сказать, что, слушая Абэ, Оцуке не хотелось сообщить ему о невиновности Янагиды. Сдерживало его то, что он в свое время наотрез отказал помочь младшей сестре обвиняемого. К этому еще примешивалась проблема гонорара. Так или иначе осадок от всего этого был неприятным, и Оцука ощущал некоторое беспокойство.
Клерк Окумура доложил о сегодняшних делах, но Оцука слушал его доклад краем уха, как назойливое жужжание осенней мухи.
В тот вечер Абэ отправил письмо адвокату Р., живущему в городе К. на Кюсю. Имя его он узнал из газет, это был адвокат, назначенный судом по делу Янагиды.
Письмо содержало просьбу прислать на неделю материалы процесса по делу об убийстве старухи. Поскольку обвиняемый уже умер, дело закрыто, Абэ рассчитывал, с согласия адвоката Р., получить материалы. Работы в журнале было по горло, и, занимаясь ею, Абэ ждал ответа. Ответ пришел на пятый день. Это была просто открытка.
«Получил ваше письмо. Не знаю, зачем понадобилось вам дело, о котором вы просите, но оно уже закрыто в связи с кончиной обвиняемого. Как видно из содержания вашего письма, дело представляет какой-то интерес для вашего журнала, но я, к сожалению, не имею
права представить вам материалы суда. Однако могу сообщить следующее.
Месяц назад по просьбе одного юриста эти материалы были представлены токийскому адвокату Оцуке. Если вы хотите узнать об этом деле' поподробнее, думаю, вам лучше обратиться к адвокату Оцуке».
У Абэ перехватило дыхание. Он думал, что Оцука был совершенно не заинтересован этим делом, а оказывается, тот потихоньку заполучил и прочитал судебные материалы. Во время встречи с Абэ Оцука ничем не выдал себя и только с безразличным видом курил сигарету.
Почему Оцука ни словом не обмолвился об этом? И подчеркнул, что с самого начала отказывался участвовать в процессе, а когда Абэ излагал суть дела, Оцука делал вид, что слышит все это впервые. Конечно, когда к нему явилась Кирико, Оцука не знал об этом деле, но затем специально обратился к адвокату на Кюсю и получил материалы. Это свидетельствует о том, что в нем проснулся интерес к этой истории.
Перед глазами молодого журналиста все еще стояло безразличное лицо Оцуки, его взгляд, устремленный куда-то в сторону. Тон разговора был весьма прохладный, и с самого начала адвокат был настроен к предложению Абэ отрицательно.
Абэ размышлял, — может, он сам вызвал отрицательную реакцию адвоката. Энергично влетел и потребовал консультации. Возможно, это было неучтиво по отношению к такому первоклассному адвокату, как Оцука, но все-таки почему же тот напустил на себя такой равнодушный вид?
Абэ решил еще раз зайти к Оцуке, показать ему открытку адвоката с Кюсю и потребовать объяснений на этот счет. Хотя такого человека, как Оцука, вряд ли можно захватить врасплох.
Абэ был завален работой в журнале, но лишь выдавалась свободная минутка, начинал строить различные предположения по поводу Оцуки.
Через день-другой Абэ позвонил в бар «Кайсо» и позвал к телефону Кирико.
В два часа дня он встретился с нею все в том же кафе. Кирико пришла раньше и уже ждала его. Абэ сел рядом, она подняла на него свой ясный взор и чуть улыбнулась ему, но в этой улыбке не было той радости, которую надеялся увидеть Абэ. Выражение ее лица было почти таким же, как и при первой встрече. С тех пор как она стала работать в баре, кое-что изменилось в ней, но эти перемены не затронули главного.
— Вы не устаете? — спросил Абэ, усевшись прямо напротив. — Нет, не очень, — ответила Кирико, потупя свои зеленоватые глаза.
— Сегодня вечером вы поздно освободитесь?
— Да, около двенадцати.
— Вы еще не привыкли к работе и, наверно, устаете. Как вы себя чувствуете?
— Ничего, — ответила Кирико, пожав узенькими плечиками.
— За это время я успел побывать у адвоката Оцуки.
Кирико быстро подняла опущенные глаза и внимательно посмотрела на Абэ.
— Все было так, как вы мне рассказывали. Адвокат Оцука заявил, что ничего не знает об этом деле. Я пошел к нему, чтобы попросить о консультации по этому поводу, но сколько я с ним ни беседовал, интереса он так и не проявил и сказал, что его это совершенно не волнует.
Кирико не спускала глаз с лица Абэ.
— Я думаю, это отговорка На самом деле у меня есть доказательство, что Оцука-сан тщательно изучил это дело.
— Как? — впервые тихо подала голос Кирико. — О чем вы говорите?
— Честно сказать, я отправил письмо адвокату Р. на Кюсю. Я хотел обратиться по этому делу к какому-нибудь адвокату здесь и попросил Р. прислать мне материалы судебного процесса. Он отказался это сделать, упомянув, что материалы суда уже запрашивал Оцука-сан.
Кирико от волнения сглотнула слюну. Она все так же продолжала глядеть на Абэ, но ее взгляд стал еще более жестким.
— Меня тоже поразил этот ответ. Но когда мы встретились с Оцу-кой, он и виду не показал, что ему все известно.
— Зачем же адвокат Оцу&а решил изучить дело? Как вы думаете?— спросила Кирико, пытаясь овладеть собой.
— Видимо, на него все-таки произвели впечатление ваши слова. Короче, адвокату стыдно, что он отказался участвовать в деле из-за малого гонорара.
— Ну, если так, — начала Кирико, удивленно раскрыв глаза, — то почему адвокат Оцука не рассказал вам, Абэ-сан, о том, что он изучил материалы?
— Вы правы, — кивнул Абэ, — я тоже много думал об этом. Могу только предполагать, но мне кажется, что Оцука-сан промолчал потому, что, возможно, докопался до сути дела.
В глазах Кирико читалось охватившее ее волнение.
— Короче, я думаю, — продолжал Абэ, — что адвокат Оцука обнаружил доказательства невиновности вашего брата. Оцука-сан такой человек, что если уж возьмется за дело, то доведет его до конца. Не сомневаюсь, — он что-то обнаружил. Читая те же судебные материалы, что и обычный адвокат, Оцука, конечно, может глубже вникнуть в суть дела. Вот почему я полагаю, что, получив от адвоката Р. документы, он обнаружил в них доказательства невиновности. Если бы
этого не произошло, он при встрече со мной повел бы себя иначе. Суд вынес решение о виновности обвиняемого, и если бы Оцука был с этим согласен, он выразил бы свое согласие с этим решением, но он не мог этого сделать и молчал, скрывая свою точку зрения, потому что выводы, к которым он пришел, изучая документы, противоположны выводам суда.
Абэ считал, что Кирико и без его объяснений понимает причины, по которым адвокат не рассказал ему о своем открытии.
Кирико наклонила голову и задумалась. Она будто окаменела, уставившись на кофейную чашку.
Абэ вспомнил, как нынешней весной Кирико в кафе не захотела даже разговаривать с ним. Теперь она снова на его глазах ожесточилась против кого-то, ожесточилась еще сильнее. Он даже немного побаивался ее.
Оцука вышел из купальни. Тело его, еще в капельках воды, порозовело. Не надевая теплое кимоно на вате, а просто в легком юката1 он подошел к окну. За окном в вечернем сумраке виднелся горный пейзаж Хаконэ. Отель, где он остановился, стоял на высоком месте, откуда внизу, в долине, виднелись огоньки рёкан — гостиниц в японском стиле. Огоньки эти мерцали в тумане. У подножия гор напротив тоже клубился туман. Мощные стволы криптомерии подернулись белой дымкой.
Туман становился все гуще. Наблюдая за этой картиной, Оцука вспомнил, как ему говорили, что туман «шипит». «Правда ли это?» — подумал Оцука. По извилистой дороге, спускающейся в долину, вверх и вниз, сверкая огнями фар, ползли машины.
Из купальни донесся плеск воды. Он понял, что сейчас выйдет Митико. Оцука все еще продолжал любоваться пейзажем, когда послышался шорох раздвижной перегородки.
— Смотри простудишься, — раздался позади голос Митико.
Оцука обернулся — Митико с раскрасневшимся лицом стояла рядом. В руках она держала теплое кимоно для Оцуки, которое и надела на него.
— На что ты смотришь?
— На туман, — коротко ответил Оцука. — Приходилось ли тебе слышать, что туман «шипит»?
— Хм-м, — Митико задумалась, усаживаясь перед трехстворчатым зеркалом, — не приходилось. А разве туман может «шипеть»?
Оцука промолчал. Прикурив сигарету, он уселся в плетеное кресло. И, лишь усевшись, почувствовал усталость от игры в гольф. Он не-вольно вздохнул, и Митико, подкрашивая губы, спросила:
— Устал?
— Устал, — Оцука протянул руку и стряхнул пепел.
— Ах, — коротко выдохнула Митико, — не говори так. Сегодня ты был в ударе.
— И тем не менее возраст сказывается, — засмеялся Оцука, — я быстро устаю.
— Но вот принял ванну, и усталость почти сняло.
— Когда человек не молод, усталость проходит не сразу. Тебе это еще незнакомо.
Оцука сбоку посматривал на прихорашивающуюся Митико. Кожа на ее шее, умащенная кремом, чуть поблескивала.
— Не пойму, что ты все о старости да о старости, — выпятив губки, Митико накрасила их и засмеялась. — Проиграл сегодня! — Она повернула к нему пахнущее косметикой лицо. Разговор о гольфе забавлял Митико.
— Ну да, сразу после того, как дал тебе фору.
— Какой-то ты сегодня странный, — искоса посмотрела на него Митико. — Мне мешал ветер. А то бы я тебе показала.
— Поиграешь с мое, так будешь учитывать и скорость ветра, и направление, — рассмеялся Оцука, а Митико тем временем подошла и села в кресло напротив, но, внезапно обратив внимание на босые ноги Оцуки, воскликнула: — Ногти отросли! — и кинулась к своему саквояжу.
Ее стройная фигурка хорошо смотрелась и в гостиничном кимоно. Присев на корточки у ног Оцуки, Митико расстелила бумагу и принялась стричь ногти.
— После купанья ногти мягкие, — пробормотала Митико. Оцука смотрел на ее распущенные волосы, еще влажные и сверкающие после ванны, возле мочек ушей они даже прилипли к коже.
Оцука снова глянул в окно. Сумерки сгущались, и сверкание огоньков в долине становилось все ярче.
— Надо бы хоть чего-нибудь поесть, я проголодался, — сказал Оцука.
— Я тоже, — отозвалась Митико. Она продолжала работу. На листке тонкой бумаги скопилась кучка стриженых ногтей.
— Чтобы спуститься в ресторан, надо переодеться в европейскую одежду. Это хлопотно.
— Закажи ужин в номер, — посоветовала Митико.
— Нет, пойдем в ресторан, — настоял Оцука. — В таком отеле все-таки лучше ужинать в ресторане.
— Ты предлагаешь спуститься? — удивилась Митико. По прошлому опыту — им случалось и прежде останавливаться в гостинцах — она знала, что Оцука неохотно выходил из номера.
Оцука встал, и Митико помогла ему облачиться в европейский костюм. Затем оделась сама.
В этом первоклассном отеле был роскошный ресторан. За окнами уже стемнело, а здесь все сверкало огнями. Было самое время ужина. Официант с трудом разыскал им столик. Митико просмотрела меню и сделала заказ. Оцука, чтобы не ломать себе голову, заказал то же, что и Митико.
По соседству сидели иностранцы, они шумно переговаривались и смеялись.
Митико посмотрела на Оцуку.
— Когда ты завтра возвращаешься в Токио?
— Та-ак, — Оцука задумался, — хорошо бы вернуться к полудню.
— Славно, — сказала Митико, — значит, можно не торопиться.
Молодая женщина как бы невзначай поглядывала на расположившихся рядом иностранцев. Лицо ее казалось особенно прелестным в ярких огнях ресторана. Она обращала на себя внимание даже в гуще толпы на Гиндзе. К тому же в этот вечер Митико ощущала прилив бодрости. Наконец-то она вырвалась из Токио. Может, именно поэтому ее охватила обычно несвойственная ей словоохотливость. Она неустанно щебетала о чем-то, ее красивые губы все время шевелились.
Именно тогда это и произошло. Один из официантов неслышно подошел к Митико и, наклонившись над ее ухом, что-то прошептал. Митико остолбенела. Рука, державшая вилку, замерла на мгновение. Впрочем, Митико тут же кивнула и отпустила официанта.
— Что случилось? — спросил ее Оцука, сидевший прямо напротив.
— Приехал человек из моего ресторана, — ровным голосом ответила Митико.
— Человек из твоего ресторана? — тоже удивился Оцука. — Из Токио?
— Видимо, так. Досадно... так неожиданно, — Митико нахмурила брови.
— Наверно, какое-то срочное дело. Лучше пойти сразу.
— Да, — Митико встала, отодвинув стул. Выход был за спиной Оцуки. Он решил, что Митико вышла в вестибюль, и какое-то время продолжал ужинать, затем вдруг обернулся. Митико стояла у выхода, возле роскошного панно, и разговаривала с каким-то молодым человеком, высокого роста, лет двадцати четырехч— двадцати пяти. Он что-то тихо говорил Митико, выражение лица у него-было серьезное, сосредоточенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20