С бешено бьющимся сердцем она смотрела на его обнаженное тело. Первобытный человек, лихорадочно думала Марианна. Цельный, сильный и исполненный жизни, готовый обладать ею, своей женщиной, на этой древней земле под бесчисленными яркими звездами! Так все и должно быть – прямо, бесхитростно, первозданно, – как земля и небо над ней, неподвластные времени.
Кеннет приблизился, и Марианна прижалась к его твердой широкой груди, ощутив, как он возбужден. Она приподнялась на цыпочки и руками обвила его шею, нашла губы и приникла к ним в поцелуе.
Это ее мужчина. Она словно узнавала его каждой клеточкой своего тела, растворялась в волшебном ощущении правильности происходящего. Целовала его с неистовой страстью, желая насытиться им, вобрать в себя и не расставаться с ним никогда.
Ее тело трепетало. Ее руки ласкали крепкую шею, плечи и напрягшуюся мускулистую спину. А Кеннет все сильнее и сильнее прижимал ее к себе.
Марианна хотела полностью слиться с ним, хотела, чтобы ею обладали, хотела обладать им.
– Кен… пожалуйста… – прерывающимся голосом пробормотала она.
– Марианна…
Это был хриплый страстный шепот. Покрывая поцелуями ее тело, Кеннет опустился на колени и, потянув за собой Марианну, с такой быстротой и мощью опустил ее на себя, что она испытала потрясение. Она обвила ногами его бедра и откинулась назад, на его руки, – желая, чтобы он вошел в нее как можно глубже, и с восторгом ощутила внутри себя его мужскую мощь.
Она блаженно выдохнула. И Кеннет, наклонившись вперед, начал целовать ее груди, раскачиваясь из стороны в сторону, по мере того как приникал по очереди к каждой ртом, даря ее небывалое наслаждение.
Сладкие судороги волна за волной пробегали по телу Марианны, а это раскачивание делало их слаще вдвойне. Их нагие тела укрывали, словно плащом, шелковистые волосы Марианны, а звезды над ними пульсировали в такт судорогам удовольствия.
Затем Кеннет выпрямился, стоя на коленях, и, опустив Марианну на землю, лег сверху. Она поняла, что пришло его время. Марианна старалась двигаться в такт ему, но он, похоже, не имел ничего против того, что ее тело было томным и расслабленным. Его самоконтроль изумлял. Несомненно, он самый лучший любовник в мире – король удовольствий, – и даже теперь, приближаясь к собственному оргазму, Кеннет продолжал вызывать у нее чувственную дрожь.
Она любила его, всего его. И когда пролилась внутри его влага, это показалось Марианне кульминацией всей ее жизни, выполнением жизненного предназначения – принадлежать этому человеку, отдать ему себя, слиться с ним воедино.
Не разрывая объятий, они перекатились набок, не желая прерывать близость, смакуя каждое прикосновение, целуя, лаская друг друга…
Первым заговорил Кеннет. Марианна была бы счастлива просто лежать рядом в молчании, ощущая всем телом этого чудесного мужчину, который принадлежит ей, которому принадлежит она. Ничего иного для нее сейчас не существовало. Но он заговорил, вновь возвращая их в мир, о котором ей не хотелось даже думать.
– Выходи за меня замуж, Марианна, – мягко, но настойчиво произнес Кеннет, приподнявшись на руках. – Я не представляю без тебя жизни.
Эти слова мгновенно разрушили состояние молчаливого обожания, в котором она пребывала. Марианну словно сковало холодом. Ей невыносимо было даже подумать о жизни без него. А именно это уже завтра могло ожидать ее. Неужели этой ночью им не обойтись без мыслей о будущем?
– Мы созданы друг для друга. Ты это знаешь, – продолжал настаивать Кеннет, положив ее руку себе на грудь, туда, где мерными, сильными ударами отдавалось биение его сердца.
Марианна вздохнула, стремясь хоть немного облегчить боль, словно тисками, сдавившую ей сердце.
– Давай поговорим об этом завтра вечером, Кен – взмолилась она. – Только не сейчас!
В течение нескольких секунд Марианна чувствовала только, как вздымается и опускается в такт дыханию его грудь, и изо всех сил желала, чтобы он послушался, не нарушал их столь красивую идиллию. Но по выражению его лица поняла, что Кеннет преисполнен решимости выяснить все до конца.
– Почему не сейчас? – спросил он, ласково отводя прядь волос с ее лица и не спуская с Марианны пристального взгляда.
Будь прокляты обстоятельства, при которых принять его предложение означает взвалить непомерный груз на свою совесть!
– Я не смогу связать с тобой жизнь, до тех пор пока не узнаю, чего хочет Филипе Агилера… зачем он сюда приехал, – поправила она себя.
– А чего хочешь ты, Марианна?
– Я не распоряжаюсь моей жизнью, Кен. Шейла – моя дочь, и я никогда не расстанусь с ней.
Он нахмурился.
– Я и не ожидал этого от тебя. Я был бы счастлив удочерить ее и разделить с тобой родительские заботы. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.
Брак, удочерение, законные узы, которые Филипе Агилера, несомненно, сочтет угрозой своему благополучию. Но Кеннет готов был сражаться за то, что ему дорого… К тому же он уже доказал свою способность вести многомиллионное дело. Будь игра честной, Кеннет смог бы даже выиграть, но Марианна была уверена, что Агилера честно играть не привык.
– Шейле я понравился, ты же знаешь, – продолжал убеждать ее Кеннет. – Уверен, она не станет возражать, чтобы я стал ее отцом.
Но быть отцом Шейлы означает почти верную смерть!
Марианна глубоко вздохнула, чтобы унять испуганное сердцебиение, которое вызвала эта мысль, и легонько провела пальцами по его губам.
– Ты стал бы прекрасным отцом, – с готовностью согласилась она.
– Тогда скажи, что выйдешь за меня, Марианна.
– Пожалуйста, дай мне подумать, Кен. – Коснувшись его уха, она погладила внутренний завиток раковины. – Мне нужен этот вечер, чтобы…
– Нет! – Он тряхнул головой, его голос стал тверже. – На этот раз я не позволю тебе ускользнуть, как ты сделала тем воскресным утром, оставив мне представлять, как все могло бы быть прекрасно. – Глаза Кеннета сверкнули. – Скажи, чем тебя не устраивает мое предложение?
Романтическое настроение исчезло. Окончательно и бесповоротно.
– Я замерзла, Кен. – Это было почти правдой: ей казалось, что у нее в груди не сердце, а кусок льда. – Я хочу одеться. Позволь мне встать.
Он поколебался, недовольный ее уклончивостью, желая настоять на своем. Однако насилие было не в его правилах. Марианне это было известно с самого начала их знакомства. Твердость, настойчивость, решительность… но не насилие. Даже сегодня он не заставлял ее принять свой план. Просто сел за штурвал самолета, решив, что так будет лучше для всех них.
Кеннет поднялся – гордый, величественный мужчина, едва сдерживающий свою агрессивность. Он подал ей руку, чтобы помочь встать. Но Марианна не приняла ее, зная, что Кеннет заключит ее в объятия, прижмет к себе – и тогда она согласится на что угодно. Она откатилась в сторону и поднялась самостоятельно, тут же отпрыгнув подальше.
– Не доверяешь? – с вызовом спросил Кеннет.
– Это не вопрос доверия! – выпалила Марианна, но затем, поняв, что обижает его своими недомолвками, выложила ту правду, которую он не хотел замечать. – Я опасна для тебя, Кен. Я вроде паука, «черной вдовы». Плохо уже то, что я приняла от тебя то, что приняла. А если ты женишься на мне, я сломаю тебе жизнь.
– Я готов рискнуть, Марианна.
– А я – нет.
– Тогда зачем откладывать этот разговор на завтра?
– Потому что я эгоистична и жадна и хочу получить от тебя все, что возможно, до завтрашнего дня.
Глаза Марианны наполнились слезами, и она с трудом оторвала от Кеннета взгляд, чувствуя свое безнадежное поражение. Она заметила майку и, подхватив с земли, быстро натянула ее на себя.
– Завтра ничего не изменится, – заявил Кеннет, удивленный этим временным ограничением.
– Подождем – увидим, – с горечью бросила она, обшаривая траву в поисках остальной одежды.
– Я уже и так немало ждал, Марианна! – с жаром возразил он. – Скажи мне, что, по-твоему, должно случиться?
– Они приедут, – сквозь зубы процедила она, с ужасом думая о неизбежности этого и натягивая одежду с яростью, которую хотела бы направить против своих врагов. – Твоя мать привезет их. Агилера убедит ее. Так или иначе, но он убедит всех вас в том, что самое лучшее – это позволить ему вернуть Шейлу и меня под его опеку.
– Только не меня! – горячо заявил Кеннет.
Полностью одевшись и почувствовав себя более защищенной, Марианна расправила плечи и посмотрела Кеннету в глаза. Он был по-прежнему обнажен, и Марианна почти физически ощущала его нежелание избежать того, чем она его пугала.
– Выбор не за тобой, Кен, – тихо проговорила она. – А за мной.
– Ты лишаешь меня права выбрать ту жизнь, которую я хочу. С тобой, Марианна, куда бы это меня ни завело и какие бы беды ни принесло!
Его голос дрожал от сдерживаемых эмоций, и Марианна почувствовала, как сжимается ее сердце.
– Я не смогу жить с таким проклятием! – взмолилась она. – Не проси меня об этом!
– Даже если ты уедешь с Агилера, я последую за тобой. Я не сдамся.
– Этим ты погубишь всех нас, Кен! – выкрикнула Марианна, приходя во все большее отчаяние при виде его решимости.
– Погублю? – недоверчиво переспросил он.
– Мой муж, отец Шейлы, был помехой амбициям Филипе Агилера. Его катер взорвали.
Это вроде бы заставило его призадуматься.
– Ты говорила, что произошел несчастный случай.
– Так было объявлено официально. Я этому не верю. Не вставай на пути у Агилера, Кен! Я не прощу себе, если ты это сделаешь!
Воспользовавшись замешательством, вызванным ее заявлением, Марианна повернулась и стала подниматься по склону холма к дому, с трудом отрывая ноги от земли.
Ему придется отпустить ее.
Такова горькая правда.
И бороться с этим бессмысленно.
11
Кеннет дал ей уйти.
Упоминание о возможном убийстве привело его в некоторое замешательство. И он оцепенело стоял, глядя, как она уходит, медленно поднимаясь по склону к поместью, – одинокая фигурка, которая, согнувшись под тяжестью мрачного знания, возвращается во мрак, из которого нет выхода. Для нее.
Кеннету хотелось вырвать Марианну из этого мрака, убедить, что с ним ее ожидает совсем другая жизнь, но он понимал, что для нее это будут пустые слова. Как и для него – до тех пор, пока он не придумает, как преодолеть этот последний роковой барьер. Теперь Кеннет понимал, сколь мучительными для Марианны были все его попытки заставить ее признать существующее между ними влечение. Дальнейшее давление привело бы только к обратному результату. У него не было готовых способов облегчить ее боль.
Он забыл о ее муже, отмел как несущественную деталь, едва узнал, что тот умер до рождения Шейлы. Пять лет – давняя история, решил он, в то время как для Марианны эти пять лет были настоящим адом. И конца этому аду все еще не было видно. Состояние Сондерса и силы, стоящие за ним, никуда не делись. Это была истина, с которой следовало считаться.
Кеннет смотрел вслед Марианне до тех пор, пока ее не поглотила ночная тьма. На несколько мгновений его вдруг охватило ощущение невосполнимой утраты, и холодное одиночество навалилось на него. Он поднял голову и взглянул на звезды, сияющие на недосягаемой высоте и все же манящие тех, кто готов рискнуть, чтобы достичь их, невзирая ни на какие преграды.
Неожиданно Кеннет преисполнился горячей решимости. Он не допустит, чтобы они с Марианной, словно корабли, разминулись во тьме. Он привез ее и Шейлу в Эдем Джорданов, чтобы остановить их бегство, и не позволит Агилера победить. Если и было совершено убийство, как считала Марианна, то необходимо выявить и предотвратить дальнейшую угрозу.
По крайней мере, теперь он знает, почему она убегала, почему скрывала свое влечение к нему, почему поддалась этому влечению лишь на короткое время. Знает, каким тяжелым грузом лежало на ее совести то, что она допустила его в свою жизнь, и как стремилась снять этот груз.
Кеннет понял также ее непреодолимую потребность получить от него все, что он мог ей дать, пока это еще возможно. Это не было эгоизмом или жадностью, но естественным, как дыхание, желанием продлить что-то прекрасное и – Кеннет знал это – неповторимое.
Марианна наверняка тоже понимает, насколько сокровенно происходящее между ними. Нет ничего плохого в том, что она брала столько, сколько в состоянии была взять. Она и отдавала не меньше.
Но Кеннет не собирался ставить точку в их отношениях. У Марианны своя шкала ценностей, и нежелание причинить вред другому в ней на одном из первых мест. Возможно, это сугубо женский способ защитить того, кого любишь. Но сдаться на милость злодею означает лишь отсрочить на время его недобрые деяния. Рано или поздно вред все равно будет причинен. Филипе Агилера необходимо было остановить.
Кеннет оделся и побрел к дому, обдумывая свои действия на случай, если Марианна окажется права в оценке ситуации. Возможно, страх искажает ее восприятие, но он не может просто отмахнуться от того, во что она искренне верит. Это заставляет ее действовать с решительностью, которая сильнее личных желаний. Значит, и он должен с полной серьезностью отнестись к ее опасениям.
Войдя в дом, Кеннет взглянул на часы – половина десятого. Не заглядывая в гостиную, где горел свет, он прошел в дальний конец холла к телефону и набрал номер дома Макинтайров в Данидине. Ему хотелось поговорить с матерью, прежде чем начинать разговор с Робертом.
Но на его звонок ответила Кэти Ророа.
– Это Кен, Кэти.
– Мелани еще не вернулась и не сказала, когда ее ждать, – сразу перешла к делу экономка.
Кеннет нахмурился, горя нетерпением получить более подробную информацию.
– Куда она направилась?
– Думаю, ты должен доверять матери, Кен. Подожди, пока она сама не позвонит тебе.
– Скажите мне, Кэти, – потребовал он. – Не надо темнить. Для меня это слишком важно!
– Для твоей матери это тоже может быть важным.
– Она встречается с Агилера по моей просьбе, – возразил он.
– Думаю, не только, Кен. Филипе Агилера очень привлекательный мужчина. И хотя ты, возможно, не в состоянии этого понять как сын, но у твоей матери может быть своя жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18