Мария-Луиза с грустью думала о том, что ей придется всю жизнь провести в мрачных покоях старых замков, столь непохожих на очаровательный дворец в Сен-Клу, который только что отстроил герцог Орлеанский! Когда она вспоминала ослепительный Версаль, балеты, балы и пышные приемы, на глаза у нее наворачивались слезы. Да разве можно сравнить утонченные развлечения французов с кровавыми корридами и жуткими публичными казнями, к которым была по-прежнему привержена святая инквизиция?..
И все же юной королеве удалось найти друга. Им стал кардинал Портокарреро, глава профранцузской партии, исполнявший при короле обязанности первого министра. Благодаря ему жизнь Марии-Луизы стала вполне терпимой.
Именно кардинал сообщил ей о том, что королева Испании может проводить сколько угодно времени в монастырях, особенно если она пожелает их обновлять или благоустраивать.
— Устав многих монастырей не слишком суров, — сказал кардинал, — и жить в них веселее, чем в королевской резиденции.
— Как это понимать? — удивилась Мария-Луиза. — Ведь монастыри — не светские салоны…
— Но в большинстве своем и не оплоты истовой веры, — понизив голос, возразил кардинал. — Оттуда намного легче выйти, чем из королевских покоев…
— Что ж, — недолго думая, согласно кивнула молодая королева, — я с удовольствием посещу один из них. Ваше преосвященство, надеюсь, сможет меня сопровождать?
— Будет лучше, если Ваше Королевское Величество отправится в монастырь с одним из викариев, — мягко улыбаясь, ответил кардинал. — Я скоро пришлю его к вам.
Какую роль сыграли монастыри в жизни Марии-Луизы, точно не знал никто. Однако когда 12 февраля 1689 года королева внезапно умерла, многие шептались о том, что королева-мать и принц Коллоредо-Мансфельд ее отравили.
— Говорят, король собственноручно подписал смертный приговор, — прячась по углам, сплетничали фрейлины.
— Да-да, он страшно ревновал королеву…
— И у Его Величества опять случился припадок… Отдал ли Карл приказ в приступе ревности умертвить королеву, доподлинно неизвестно, однако о том, что супруга бесплодного монарха забеременела, знали все.
Но смерть Марии-Луизы не уменьшила страсти, какую питал к французской принцессе Карл II. Даже женившись на Марии Нойбургской, истеричной немке, он часто наведывался в Эскуриал, где навеки упокоилась Мария-Луиза, приказывал открыть гроб и, целуя полуразложившиеся останки, сквозь слезы шептал:
— Моя королева! Моя королева!
Подолгу оставался он в склепе, обнимая возлюбленную и повторяя слова, которые сказал ей при первой встрече…
БРАЧНЫЕ НОЧИ ДВУХ БЕЛЬГИЙСКИХ ПРИНЦЕСС
Эта долгая и довольно печальная история началась февральской ночью 1875 года. Часовой, молодой солдат, лишь недавно призванный на службу и не очень хорошо знакомый с придворными порядками, стоял на посту возле великолепных теплиц королевского замка Лэкен, что неподалеку от Брюсселя. Ему было скучно и холодно, и он с нетерпением дожидался смены. И вдруг его внимание привлекли какие-то странные звуки — то ли вздохи, то ли рыдания. В оранжерее явно кто-то был!
— Пожалуй, надо бы взглянуть, что там такое, — рассудил солдат. — А вдруг среди кустов притаился злоумышленник?!
Разумеется, солдат отлично понимал, что никакой злоумышленник — если, конечно, он не пьян — не станет рыдать на месте преступления. Просто юноше было любопытно войти внутрь оранжереи (прежде он видел ее только снаружи) и посмотреть, что там происходит.
Открыв стеклянную дверь, солдат сделал несколько осторожных шагов. Потом он остановился и, вытянув шею, прислушался. Свое оружие он крепко сжимал в руке. Рыдания не прекращались. Поколебавшись, солдат опять двинулся вперед и вдруг застыл в недоумении.
В свете стоявшей на полу свечи он увидел под апельсиновым деревом белокурую девушку в неглиже. Закрыв руками лицо и полулежа на белой резной скамье, она горько плакала; ее прекрасные волосы рассыпалась по плечам.
Девушка так отчаянно рыдала, что даже не обратила внимания на сквозняк, едва не погасивший пламя ее свечи. Солдат поспешил притворить дверь, а потом вернулся к красавице и замер подле нее, раздумывая, что же предпринять. То, что ранним зимним утром в королевской оранжерее сидела и плакала несчастная девушка, было уже само по себе странно, но больше всего изумило солдата то, что в белокурой красавице он узнал принцессу Луизу. Королевская дочь только вчера вышла замуж за иноземного принца.
«Кто его знает, что за всем этим кроется… — подумал солдат. — А может, мне в это дело нос совать не надо? Может, тут какая государственная тайна? Но с другой стороны… не могу же я просто уйти и оставить старшую королевскую дочь обливаться слезами, точно она кухарка, которой отказали от места!»
И молодой человек решился. Тихонько выскользнув из оранжереи, он полной грудью вдохнул морозный воздух, пробормотал себе под нос: «Апельсиновые деревца никуда не денутся. Так и объясню капралу, если станет придираться!» — и со всех ног помчался в покои королевы Марии-Генриетты. Там он разбудил дежурную статс-даму и робко сказал изумленной его бесцеремонностью матроне:
— Пожалуйста, извините меня за то, что я посмел потревожить вас. Но поверьте: мне очень, очень нужно поговорить с Ее Величеством!
Окинув солдата внимательным взглядом, придворная дама решила, что он достоин доверия, и отправилась доложить королеве о странном посетителе.
Мария-Генриетта до замужества была австрийской эрцгерцогиней и прекрасно владела собой в любых обстоятельствах. Уже через пять минут она предстала перед нашим часовым, причем ее туалет был в полном порядке, а из прически не выбивалось ни единого волоска.
— Говорите! — коротко приказала она.
— Ваше Величество… — запинаясь, начал молодой человек, — дочь Вашего Величества… она…
— Которая дочь? — осведомилась Мария-Генриетта.
— Принцесса Луиза. Она, видите ли, рыдает… и я волнуюсь… я не понимаю…
— Где рыдает Ее Высочество?
— В оранжерее.
— Ага, значит, вы стояли там на посту и услышали рыдания. Так?
— Так, — ответил солдат, восхищенный проницательностью государыни.
— И что же было дальше?
— Ее Высочество все еще там. Я не посмел заговорить с ней.
— Все ясно. — И Мария-Генриетта обернулась к своей статс-даме: — Графиня, принесите, пожалуйста, теплую шаль. Боюсь, девочка не совсем одета.
Тут королева бросила вопросительный взгляд на молодого человека. Тот смущенно потупился.
И вот Луиза увидела, что к ней решительным шагом направляется ее мать. Вскочив со скамьи, принцесса, не переставая рыдать, бросилась к матери.
— Ах, матушка, — пролепетала она, — если бы вы знали!.. Если бы вы только знали… — И Луиза уткнулась заплаканным лицом в материнскую грудь.
— Ну-ну, родная, успокойся. — Королева ласково похлопала дочь по спине и набросила ей на плечи шаль. — Сейчас мы пойдем ко мне, ты выпьешь горячего кофе и все мне расскажешь.
Мария-Генриетта обняла свою дорогую девочку и повела ее к выходу из оранжереи, на ходу пытаясь понять, что же стряслось. Нет, конечно, Луизу ни о чем не спрашивали, когда просватали за Филиппа, принца Саксен-Кобургского, но матери казалось, что молодой офицер нравился принцессе. Луиза всегда шутила, всегда много смеялась и обожала веселиться. С чего же вдруг ее охватило такое отчаяние? Вот уж невозможно было представить, что брачная ночь закончится слезами и едва ли не истерикой! Королева терялась в догадках.
…И действительно — когда отец девушки король Бельгии Леопольд II представил ей своего кузена Филиппа и объявил, что отныне они жених и невеста, Луиза не выказала ни отвращения, ни враждебности. Напротив. Она зарделась, сделала положенный этикетом реверанс и тут же приветливо улыбнулась Филиппу.
— Но он же старше вас на целых четырнадцать лет! — говорила принцессе выросшая с ней вместе и потому считавшаяся почти подругой Магда фон Гердль. — Ах, сумеет ли он подарить вам истинное счастье?
— Но, Магда, как же ты не понимаешь, — горячо возражала принцесса, — что мужчина с такой выправкой и с такой родословной не может быть плохим мужем?! (Обе девушки были чересчур романтичны, но что поделать — виноваты в этом были не они, а многочисленные любовные романы, которые подруги просто обожали.)
— Да, — вынуждена была признать Магда, — он и вправду привлекателен. И улыбка у него мягкая, и бородка красивая. Да и шатены вам всегда нравились… Вот только очки… Странно, ведь он же из венгерской стражи императора Австрии, значит, должен отменно гарцевать верхом. Неужто ему очки не мешают? А вдруг упадут?
И девушки залились веселым смехом.
В Брюсселе принц Филипп очаровал всех на удивление быстро. Он блистал прекрасными манерами, любил и умел охотиться, ловко танцевал и готов был поддержать самую скучную из светских бесед. Король Леопольд привязался к нему по-родственному: Филипп приходился ему кузеном и с материнской, и с отцовской стороны. А королева… Королева очень обрадовалась тому, что ее старшая дочь будет жить в Вене, по которой Мария-Генриетта никогда втайне не переставала скучать. Сама же принцесса Луиза довольно скоро убедила себя, будто Филипп — это истинный рыцарь из старинного романа, который явился в Брюссель только для того, чтобы стать ее мужем и всю жизнь носить на руках.
К тому же Луизе очень понравилось быть невестой. Все ее поздравляли, дарили замечательные подарки, говорили комплименты и желали счастья — разумеется, искренне, полагала Луиза. И даже отец, обычно суровый Леопольд II, расчувствовался и проникновенно произнес:
— Верю, что ты не разочаруешься в муже. Все-таки он нам родня.
И поцеловал дочь в лоб.
Луиза с утра до вечера вертелась перед зеркалом, примеряла наряды, меняла шляпки, ссорилась с портнихами, никак не желавшими сшить свадебное платье по ее рисункам («Ну да, — в запальчивости кричала она, — вчера я хотела с острым мыском спереди, а сегодня хочу с полукруглым! Я передумала! Ах, как жаль, что я так плохо шью! Ей-богу, давно бы уж все было готово!»), и строила планы счастливой семейной жизни.
Церемония бракосочетания прошла пышно и торжественно. Луиза утопала в облаке брюссельских кружев, и Филипп, затянутый в парадный мундир, с нескрываемым восторгом глядел на свою белокурую невесту.
Когда за Филиппом и Луизой закрылись двери спальни, все подумали, что молодые проведут поистине сказочную ночь. И вот эти слезы!..
Королева заставила Луизу умыться и выпить горячего кофе с булочкой, а потом села напротив дочери и спросила:
— Что же все-таки произошло?
— Матушка, он зверь! Зверь!
Королева сказала осторожно:
— Доченька, я же предупреждала тебя — то, что станет делать с тобой в постели муж, может показаться тебе странным и неприличным.
— Нет-нет, вы не понимаете! — захлебывалась слезами Луиза. — Он набросился на меня прямо возле двери… порвал платье… я даже не заметила, когда он успел раздеться… Даже очки куда-то исчезли! Борода торчком, глаза безумные… Он…
Луиза опустила голову и замолчала.
— Ну же, продолжай, — попросила королева, все уже, впрочем, понявшая.
— Филипп изнасиловал меня, матушка. Несколько раз. Вот, поглядите, это следы его пальцев. А это — зубов. — И принцесса обнажила грудь.
Мария-Генриетта коснулась красных полукружий, резко выделявшихся на белоснежной коже, и сказала:
— Прижги одеколоном, хорошо? Только сама, чтобы горничные этого не видели. Ладно, Луиза, утро вечера мудренее. Однако что это я? Ведь утро уже наступило. Тебе надо отдохнуть. А с Филиппом я поговорю, не волнуйся.
Зять бельгийских монархов привык вести жизнь казарменную и при этом рассеянную. Он любил женщин, но все они были продажными и грубыми. И хотя принцу было уже больше тридцати, ему ни разу не довелось обнимать и целовать девственницу — да еще воспитанную на рыцарских романах. Луиза была принцессой, а Филипп обошелся с ней как с дешевой девкой.
Мария-Генриетта попыталась растолковать принцу, что он обидел и напугал Луизу. Тот сначала попробовал обратить все в шутку и сказал:
— Ах, маменька, так это вы похитили у меня жену? А я-то волновался утром, не пригрезилась ли мне вчерашняя свадьба!
Но Мария-Генриетта вовсе не намеревалась подхватывать этот легкомысленный тон. Да и то, что ее назвали «маменькой», ей не слишком понравилось, потому что это звучало вульгарно и простонародно.
— Одумайтесь, принц, — произнесла она холодно. — Не забывайте, что Луиза — дочь короля!
И Филипп склонился над ее рукой и обещал исправиться.
Но слова своего он не сдержал. Когда Луиза, печальная и повзрослевшая, покидала Лэкен, она уже твердо знала, что супружеский долг — это именно долг, причем обременительный.
«Я не смогу полюбить его, — думала она, глядя на ехавшего верхом рядом с ее каретой мужа, — ни за что не смогу! Дай бог, чтобы я его не возненавидела…»
Ни в венском дворце семейства Кобург, ни в многочисленных имениях Филиппа, разбросанных по Венгрии, Луизе не понравилось. Одно примиряло ее с действительностью — то, что циничный, распутный и грубый принц вернулся к своим прежним любовницам и завел себе вдобавок несколько новых. Он очень часто не ночевал дома, и Луиза готова была молиться за своих соперниц. Впрочем, о жене он, к сожалению, тоже не забывал. Ему нравилась красота Луизы и забавлял ее явный страх перед ним.
— Так ты боишься меня, моя малышка? — шептал Филипп, медленно приближаясь к супружескому ложу и постепенно освобождаясь от всех предметов туалета. — Это хорошо! Это славно! Это меня возбуждает!
И он, точно дикое животное, набрасывался на дрожавшую от отвращения и ужаса жену.
Со временем принц Филипп решил заняться воспитанием Луизы. Он заставлял ее пить вино, играть в карты и выслушивать скабрезные истории. К тому же он старательно просвещал ее — на свой лад. Луиза узнала, как следует себя вести, чтобы понравиться мужчине и обольстить его, а также, повинуясь приказу мужа, прочла с десяток учивших разврату книжек. При этом муж страшно ревновал ее и устраивал безобразные сцены, если она танцевала с кем-нибудь на балу более двух танцев кряду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51