— Нет, сир, вовсе нет, — возражал адъютант. — И все же я говорю вам чистую правду…
Отпустив наконец молодого офицера, которого он расспрашивал, Наполеон покачал головой и пожаловался Талейрану, свидетелю этой сцены:
— Я тянул из них каждое слово, словно клещами, и уже начинаю беспокоиться, не уродина ли моя жена. Ведь ни один из тех молодых людей, которые уже ее видели, не назвал Марию-Луизу красивой. Ну что ж! — вздохнул император. — Пусть она окажется просто доброй и нарожает мне здоровых мальчишек, и я буду любить ее, словно она настоящая красавица…
Однако и на следующий день он не удержался от любопытства и, сопровождая свои вопросы выразительными жестами, поинтересовался:
— А есть ли у нее это? И это? А это? Отвечай же, черт бы тебя побрал!
Несчастные адъютанты, смущаясь и краснея, постарались представить императору округлые формы его невесты и сильно возбудили нескромные желания Наполеона. Ему очень захотелось поскорее самому взглянуть на принцессу. Но вдруг он подбежал к зеркалу и, посмотрев на свое отражение, забеспокоился: а понравится ли он, Бонапарт, австрийской принцессе?
Этот вопрос привел его в такое смятение, что в течение последующих недель он делал все возможное, чтобы выглядеть моложе своих сорока лет: стягивал живот, пудрился, душился, наряжался… И еще он бросил курить, заказал себе расшитый узорами костюм и даже начал напевать модные куплеты.
Двадцатого марта, перед тем как выехать из Парижа в Компьень, где должна была остановиться принцесса, Наполеон написал Марии-Луизе очередное письмо:
«Мадам, я получил Ваш портрет. Императрица Австрии соблаговолила прислать его мне. В чертах Ваших я разглядел прекрасную душу, которую восхваляют все, кто знает и любит Вас. И это оправдывает мои ожидания, которые я возлагаю на Ваше Величество. Надеюсь, Вы полюбите Вашего супруга, ибо он прежде всего желает Вашего счастья, права же его будут основаны исключительно на Вашем доверии и чувствах Вашего сердца. Полагаю, Вы уже совсем близко, и я жду Вас с нетерпением…»
Но это было не просто нетерпение, а настоящая лихорадка. Он все чаще рассматривал портрет Марии-Луизы, сравнивал его с выгравированным на медали изображением Габсбургов и восторженно восклицал:
— Ну да, эта выпяченная губа — признак царствующего австрийского дома!
Фамильная черта Габсбургов, которую он надеялся увидеть и у своих потомков, как бы приближала Наполеона к Людовику XVI, которого он мечтал считать своим «дядюшкой». О да, французский император был человеком тщеславным! И все же он не находил Марию-Луизу красивой и потому говорил о ее «прекрасной душе», не слишком доверяя портретистам, льстившим своим высокородным заказчикам. С каждым днем он чувствовал себя все менее уверенно и, ожидая невесту, искал повод полюбить эту незнакомку. Вот Жозефину, это воплощение элегантности, он любил по-настоящему… А какой окажется Мария-Луиза?..
От волнения он не находил себе места и то и дело отправлялся взглянуть на покои, приготовленные для новой императрицы, где в шкафах уже ждали ее платья, белье и обувь, сшитые по меркам, присланным из Вены.
— Посмотрите! — сказал Наполеон своему камердинеру Констану, взяв в руки одну из шестидесяти пар расшитых шелком туфель и весьма ловко жонглируя ими. — Вы когда-нибудь видели женщину, у которой ножка была бы меньше?
Желая понравиться Марии-Луизе, Бонапарт суетился, волновался, следил за тем, как обставляются ее апартаменты, самолично указывал, куда поставить мебель, и выбирал обивку для диванов и кресел…
Император забросил государственные дела… Он не скрывал своего возбуждения и шел на все ради того, чтобы угодить эрцгерцогине, которую, заметим, он пока еще и в глаза не видел.
Беря в жены уроженку Вены, он решил заняться танцами, дабы очаровать Марию-Луизу умением вальсировать. Научить его танцевать он попросил Гортензию, дочь Жозефины, и молодая женщина очень старалась… однако результат оказался плачевным.
— Я слишком стар, — пожаловался император, но тут же сам нашел слова утешения: — Но не в танцах же дело. Совсем в другом мне следует блистать…
Мария-Луиза и предположить не могла, что ожидание; встречи с ней приведет Наполеона в такое волнение. Несмотря на ежедневные знаки внимания со стороны своего суженого, она печально смотрела в окно кареты на сменяющиеся пейзажи. Со слезами рассталась она со своей австрийской свитой, которую сменили двадцать пять придворных дам во главе с очаровательной Каролиной Бонапарт, сестрой Наполеона, которая, впрочем, даже не потрудилась скрыть своей неприязни.
Переезжая по понтонному мосту через Рейн, Мария-Луиза разрыдалась.
— Прощай, Германия!.. — прошептала она.
Накануне встречи с французским императором, которая была назначена на двадцать восьмое марта, Мария-Луиза взглянула на портрет Наполеона и впервые за всю дорогу улыбнулась.
— Не такой уж он и страшный, — произнесла она и прибавила: — Пожалуй, мне не терпится поскорее увидеть императора.
— Вы встретитесь с Его Величеством завтра в Понтарше, — сообщила Каролина, с любопытством поглядывая на новую кузину.
Но Мария-Луиза, не сказав больше ни слова, закуталась в плед и стала смотреть на дождевые струйки, сбегавшие по окну кареты…
Загодя прибывший в Компьень император томился ожиданием. Встреча с Марией-Луизой должна была состояться двадцать восьмого марта в двух с половиной лье от Суассона. В Суассоне эрцгерцогине предстояло провести ночь, немного отдохнуть с дороги, привести себя в порядок и подготовиться к свиданию с супругом. Таково было первоначальное намерение Наполеона…
Но двадцать седьмого марта терпению императора пришел конец. Схватив треуголку, он велел Мюрату сопровождать его, сел в карету и помчался навстречу жене. Он сможет увидеть ее на сутки раньше, да к тому же без всяких церемоний!
Погода поездке не благоприятствовала. После Суассона дождь полил как из ведра. В довершение всех бед, как только они миновали Брэн, у экипажа отвалилось колесо, и нетерпеливый жених едва не угодил в канаву. К счастью, приключение это произошло недалеко от Курселя, и незадачливые путешественники смогли укрыться от дождя под сводами местной церкви. Кутаясь в плащи и дрожа от холода, двое мужчин стали ждать кортеж Марии-Луизы, который непременно должен был проследовать мимо — ибо в Суассон вела одна-единственная дорога. Мюрат, обожавший пышные плюмажи, с грустью смотрел на свою шляпу с поникшими перьями, но сетовать вслух не смел: император вглядывался в даль, забыв, казалось, о своем спутнике.
И вот наконец из пелены дождя появилась длинная вереница карет. Впереди скакали всадники в сине-лиловых мундирах.
Двое мужчин, закутанных в длинные плащи, сбежали с церковной паперти, где они укрывались от непогоды, и, выскочив на дорогу, преградили путь карете Марии-Луизы.
— Стойте! Стойте! — закричали они.
Гусары узнали знакомый силуэт, серую шинель, черную треуголку — и подали знак кучеру остановить лошадей.
Один из мужчин, тот, что был пониже ростом, бросился к дверце кареты. Он насквозь промок, и прядь волос, прилипшая ко лбу, падала ему на глаза.
Мария-Луиза, убежденная, что это покушение, смертельно побледнела и вжалась в подушки в дальнем углу экипажа.
— О, да это Его Величество император! — сказала Каролина, высовываясь из окна.
— Император! Здесь император! — громко объявил камергер, а за ним и господин де Сейсель.
Но Наполеон ничего не слышал, ни на кого не обращал внимания. Он, словно юноша, вскочил на подножку кареты и, не дожидаясь помощи, рывком отворил дверцу. Небрежно отодвинув оказавшуюся у него на пути сестру Каролину, королеву Неаполитанскую, которой он поручил привезти во Францию свою невесту, император уселся рядом с перепуганной высокой блондинкой. У девушки были розовые щеки, большие голубые глаза навыкате и пухлые губы, дрожавшие от страха. Лицо отличала свежесть, свойственная ее возрасту, однако глаза казались пустыми и ничего не выражающими. Она выглядела несколько полноватой — возможно, из-за плотного зеленого бархатного плаща. На макушке у девушки красовался престранный головной убор — ток, из которого, точно метелка для пыли, торчал пучок разноцветных перьев попугая.
Бонапарт, однако, не засмеялся. У Каролины, невольной свидетельницы этой сцены, создалось впечатление, что ее братец вообще не заметил ни слишком длинного носа, ни выпученных глаз, ни знаменитой нижней губы Габсбургов.
— Мадам, я счастлив видеть вас, — весело поздоровался он, обнял невесту и несколько раз
поцеловал ее, да с такой страстью, что Каролина негромко хмыкнула. — Гони в Компьень! И без остановок! — крикнул он кучеру и поудобнее устроился на мягком сиденье между двумя женщинами,
— Но, сир, — попыталась было возразить Каролина, — нас ждут в Суассоне, там приготовили ужин…
— Поужинают без нас, — коротко бросил император. — Я хочу, чтобы сегодня вечером мадам уже была дома.
И Наполеон уехал, позабыв о Мюрате, который так и остался на дороге рядом со сломанным экипажем…
Лошади мчались во весь опор, и карета без остановок неслась через разукрашенные городки, так что мэры, у которых были заготовлены длинные торжественные речи, едва успевали поклониться и прокричать в недоумении:
— Да здравствует император!
В Суассоне на главной улице стояли толпы, и дети радостно размахивали флажками — но кортеж новобрачной стремительно проехал мимо, к счастью, никого не задев.
Однако при выезде из города экипаж вдруг остановился. Случайные прохожие увидели, как из большой дорожной кареты вышла нарядная дама в серой бархатной накидке и очаровательной шляпке, украшенной розовыми и лиловыми перьями. Дама с оскорбленным видом направилась к экипажу, следовавшему за императорской каретой. Это была неаполитанская королева Каролина, которую ее любезный братец попросил покинуть карету Марии-Луизы. Император пожелал остаться с эрцгерцогиней наедине…
И кортеж снова тронулся в путь. Была ночь, когда забрызганный грязью паж объявил мэру Компьеня о скором прибытии Их Величеств. Город тут же ожил. Лакеи в зеленых ливреях с факелами в руках выстроились вдоль подъездной аллеи к компьенскому дворцу. Пышно разодетые люди вышли на улицы; на пологих крышах домов толпился народ. На галерее над городскими воротами поспешно заняли свои места музыканты; второй оркестр устроился на главной площади Компьеня, третий — неподалеку от входа во дворец.
Дворцовые слуги, суетясь, расстелили на крыльце ковер; в дверях появились дамы в платьях со шлейфами и диадемах, усеянных драгоценными камнями; офицеры в парадных мундирах стояли позади дам…
Наконец дорожная карета, сделав полукруг, остановилась у главного подъезда, и Мария-Луиза — в длинном зеленом бархатном плаще и несуразной шляпке с перьями попугая, — опираясь на руку Наполеона, спустилась по ступенькам экипажа и мелкими шажками направилась к крыльцу.
Наполеон, сияя улыбками, со всей нежностью и заботой любовника поддерживал свою супругу под локоть.
И тут все заметили, что императрица красна как мак, что одежда ее в беспорядке, а шляпка съехала набок, что идет Мария-Луиза как-то странно, подпрыгивая на ходу.
Видно было, что ее что-то беспокоит. И она так смущена…
Глянув друг на друга, придворные дамы понимающе улыбнулись.
Когда молодожены стали подниматься на крыльцо, зрители увидели, что императрица на полголовы выше императора. Однако Наполеона это явно не беспокоило…
Войдя в парадный зал дворца, где две маленькие девочки преподнесли ей букет, Мария-Луиза сразу оказалась в кругу императорской семьи. Бонапарты были приветливы и доброжелательны. Правда, очаровательная Полина, целуя новую кузину, с трудом сдержала улыбку при виде ее шляпки, зато Элиза и известная своей элегантностью красавица-брюнетка, королева Испании, Жюли Клари похвалили зеленый плащ Марии-Луизы, а грациозная блондинка королева Гортензия, чье белое атласное платье и изысканное жемчужное ожерелье подчеркивали убожество наряда новобрачной, восхитилась цветом ее лица. Вслед за молодоженами появилась и Каролина, несколько обиженная на брата за неподобающее поведение.
Принц фон Клари унд Алдринген, австрийский дипломат, в тот же вечер известил императора Франца о прибытии его дочери в Компьень.
«Я видел, — написал он в своем послании, — как императрица с присущим ей изяществом вышла из кареты и поднялась по лестнице об руку со своим маленьким мужем. Будучи на полголовы выше своего супруга, она выглядела очень величественно…»
Торопливо представив новой императрице всех, кого представить следовало, Наполеон схватил Марию-Луизу за руку и потащил в отведенные молодым покои. Но пробыл он там недолго. Извинившись» он оставил жену наедине ее компаньонкой герцогиней Монтабелло и поспешно удалился.
— Император очарователен и очень нежен, — сказала Мария-Луиза герцогине, делясь с ней впечатлениями о первой встречи с мужем. — Он совсем не похож на грубого солдата. Мне кажется, я полюблю его…
Видимо, знаменитая улыбка Бонапарта сделала свое дело, ибо Мария-Луиза не обиделась на мужа за его шалости в карете. Она явно обрадовалась, когда заметила, как убрана ее спальня. Наполеон был очень внимателен к своей супруге. Здесь уже были ее канарейка и собачка, которых Мария-Луиза не чаяла больше увидеть, а также вышивка, которую она не закончила. Сделав изящный книксен, перед госпожой встала ее любимая горничная… А что же Наполеон? Куда он исчез?
Оказывается, император отправился на поиски своего дяди, кардинала Феша. Увидев монсеньора в одной из комнат, император отошел с ним к окну и задал вопрос, который давно уже не давал ему покоя:
— Церковь признает брак по доверенности?
— Да, сир, — ответил удивленный кардинал.
— Значит, императрица и я — законные супруги? — уточнил Наполеон.
— Да, сир! — сказал Феш, утвердительно кивнув. Но он был несколько смущен. Слишком хорошо зная своего племянника, кардинал не сомневался, что Бонапарту не терпелось воспользоваться своими супружескими правами, и потому он сказал императору, что традиция велит, дабы брачная ночь следовала за официальной церемонией бракосочетания, а никак не наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51