Марию впервые окружало поистине королевское великолепие. Людовик прислал придворных, королевскую стражу, швейцарских гвардейцев во главе с полковником, несчастным отвергнутым Куртанво, а также множество фрейлин и придворных дам. Под звуки большого органа и пение церковного хора будущая королева Франции приблизилась к алтарю и преклонила колени рядом с… герцогом Орлеанским. Молодой человек с радостью оказался бы в любом другом месте, не будь он первым принцем крови, которому король поручил сыграть в этом бракосочетании известную роль.
Мария, нарядная и сияющая, выглядела прелестно. Церемонию совершил кардинал де Роан, епископ Страсбургский, давний друг короля Станислава.
Когда отгремели пушечные залпы и церемония подошла к концу, ошеломленная Мария все еще не могла поверить, что стала королевой Франции.
Во время публичного обеда, устроенного в ее честь Королевскими сановниками, она сидела во главе стола, смущенно улыбаясь, и с тревогой думала о том, что ее ждет впереди.
Через два дня молодая государыня покинула гостеприимный Страсбург и отправилась в Фонтенбло, где ее уже ждал юный супруг.
Не успела принцесса тронуться в путь, как полил дождь. Сидя в королевской карете, Мария молча смотрела на поля и утопавшую в грязи дорогу. Жители окрестных городков, несмотря на плохую погоду, выходили приветствовать королеву и бросали цветы под копыта ее коней. Ей казалось, что люди рады видеть ее, и, проезжая по стране, Мария щедро раздавала деньги. Король прислал ей пятьдесят тысяч ливров, чтобы она могла одарить ими своих подданных.
Из-за непогоды кортеж продвигался медленно, тяжелая карета королевы часто застревала в грязи. Задержки в дороге случались все чаще, и вот в окрестностях Монтеро увязли, без всякой надежды стронуться с места, все экипажи.
И только благодаря помощи герцога Бурбона королева, пересев в более легкую карету мадемуазель де Клермон, смогла продолжить путь.
Когда Мария готовилась отправиться в Фонтенбло, Флери, воспитатель короля, отложил все дела и решил просветить Людовика в вопросах любви.
Целомудрие короля было столь велико, что однажды он прогнал из Версаля камердинера, которого застал с любовницей. Между тем в свои пятнадцать лет Людовик в развитии не уступал восемнадцатилетнему юноше, и многие прелестные дамы не скрывали, что с удовольствием лишили бы короля девственности.
Перед Флери стояла сложная задача, но старый воспитатель не привык отступать. Он поручил молодому художнику, мастерски изображавшему обнаженную натуру, нарисовать несколько непристойных картинок. Однако ученик едва взглянул на них. Пришлось пойти другим путем. Была отыскана некая неприличная скульптура, и Людовика попросили потрогать ее собственными руками, дабы он не смущался, когда польская принцесса, такая же целомудренная и скромная, как и ее супруг, окажется в его постели.
Людовик волновался. Ему, конечно, очень хотелось жениться, но не слишком ли быстро дал он свое согласие? А вдруг то, что говорили парижане о его невесте, правда?..
«Если она не понравится мне, — в конце концов решил Людовик, — я дам ей это понять. Ведь я все-таки король! Отошлю ее обратно к родителям, словно я и не женился вовсе».
Подбодрив себя подобным образом, он поспешил навстречу королеве.
Свидание супругов должно было состояться четвертого сентября. К счастью, погода улучшилась, стало тепло и ясно, на небе даже появилась радуга. Но королева задерживалась, и раздосадованному Людовику сообщили, что ее карета застряла в грязи, так что понадобилось тридцать лошадей, чтобы вытащить экипаж.
Только в четыре часа кортеж Марии подъехал к Фруадфонтену, где с явным нетерпением ждал свою супругу Людовик.
На том месте, где карета должна была остановиться, расстелили ковер. Под звуки скрипки королева покинула экипаж и направилась к супругу. Любопытные глаза Людовика отмечали каждую мелочь в ее внешности. На ней было то же платье, в котором она венчалась в Страсбурге. Серебро было ей к лицу. Пурпурная бархатная накидка, наброшенная поверх платья, складками опускалась вниз, подчеркивая легкость походки. Из-под большой шляпы, украшенной страусиными перьями, на плечи падали густые светлые локоны.
Глядя на супругу, Людовик почувствовал, как по его телу пробежала непонятная дрожь. Мария не была ни горбатой, ни хромой. Она вовсе не была безобразной. Он нашел ее прелестной!
Она хотела преклонить колени, как того требовал обычай, но он ей не позволил. Людовик привлек Марию к себе, обнял и несколько раз поцеловал в щеку. С минуту они стояли, присматриваясь друг к другу. Людовику она показалась самой прекрасной женщиной в мире, Мария же убедилась, что рассказы о нем нисколько не лгали. Не кривя душой, она могла бы сказать, что никогда не встречала такого красивого юноши. А потом он ей улыбнулся, и Мария испытала настоящее счастье.
На следующий день в часовне замка Фонтенбло состоялось второе бракосочетание. Оно было пышнее, чем первое. На церемонии присутствовали все знатные вельможи королевства; драгоценные камни сверкали на их парадных одеждах. Часовню украшали драпировки с вышитыми на них золотыми королевскими лилиями.
По лестнице, с обеих сторон которой выстроились швейцарские гвардейцы, из галереи Франциска I медленно спускалась процессия во главе с королем. Красота Людовика вызывала восторг у всех, кто смотрел на него. В тот день он больше, чем когда-либо, напоминал своего прадеда. Он был необычайно привлекателен в великолепном наряде из серебряной парчи; его мантию украшали золотые испанские кружева. На шляпе с белыми перьями сиял знаменитый бриллиант «Санси». Церемония одевания продолжалась три часа и несколько утомила Людовика.
Вслед за королем по лестнице спустилась Мария. Ее сопровождали герцог де Бурбон и герцог Орлеанский, но ей и в голову не пришло, что эти двое ненавидят друг друга лютой ненавистью. На их лицах светились приветливые улыбки.
Принцесса все еще находилась под впечатлением церемонии одевания, которая длилась даже дольше, чем одевание короля. Теперь на ней было платье фиолетового бархата, опушенное горностаем и украшенное россыпью драгоценных камней. На светлых волосах сияла корона — настоящий шедевр из бриллиантов с двойной королевской лилией. Длинный шлейф пурпурного бархата несли за королевой принцесса де Конти, вдовствующая герцогиня де Бурбон и мадемуазель де Шароле. Принцессы чувствовали себя оскорбленными тем, что они — особы королевской крови! — вынуждены нести шлейф за дочерью польского правителя, который мало того, что лишился трона, так еще и был ниже их по рождению. Свои чувства они скрывали с трудом, хотя их и предупреждали, чтобы они не забывали: Мария Лещинская — уже не просто дочь Станислава Лещинского, но королева Франции.
У алтаря молодоженов ждал кардинал де Роан, который прекрасно провел церемонию в Фонтенбло, как сделал это и прежде, в Страсбурге. А потом кардинал произнес речь, где говорилось о величии любимого короля и о славе его предков. Наконец, обращаясь к Людовику, он заявил, что безмерно рад представить королю невесту скромную и добродетельную.
В часовне зазвучали благодарственные гимны, и Людовик, застенчиво улыбаясь, взял жену за руку и повел ее в королевские покои.
Торжества по случаю бракосочетания только начались; в большом зале шел пир. Король и королева сидели рядом, бросая друг на друга восторженные взгляды, когда герцог де Мортемар опустился на колени перед Марией и протянул ей шкатулку, обтянутую бархатом с золотым узором. В шкатулке находились драгоценности — свадебные подарки, которые королева могла поднести своим близким, принцессам и фрейлинам.
Улыбаясь, Мария простодушно воскликнула:
— Впервые в жизни я могу сделать подарок! Как это прекрасно!
Людовик, до глубины души тронутый этими словами, крепко сжал руку молодой супруги. Он был очень доволен. Мария оказалась не только красивой, но еще и доброй. На следующий день она сможет одарить придворных и вообще всех, кого захочет. А теперь… Теперь пора идти… смотреть комедию Мольера! После спектакля будет ужин, а когда совсем стемнеет, начнется фейерверк…
Людовик уже перестал скрывать свое нетерпение, тем более что и пьеса, и фейерверк показались ему весьма посредственным развлечением. Когда же наконец он останется наедине со своей женой? Но, увы, ему еще предстояла долгая церемония раздевания и отхода ко сну…
Вильруа внушил королю уважение к этикету, и им не пренебрегли даже в первую брачную ночь!
Но вот счастливая минута наступила, и юный супруг смог отправиться к своей возлюбленной. Он почти бегом устремился в опочивальню королевы. Он так торопился, что просто-напросто прыгнул к ней в кровать. Устроившись рядом с женой, Людовик милостиво улыбнулся и пожелал всем спокойной ночи. Он — король, и никому не дозволено задерживаться в спальне. Церемонные поклоны, реверансы, положенные по этикету слова… Стук высоких красных каблуков стих вдалеке… Стража закрыла дверь. Людовик и Мария остались одни.
Справился ли Людовик со своими супружескими обязанностями? Был ли он застенчив, или неловок, или излишне стыдлив? Кажется, нет, ибо на следующее утро, когда герцог де Бурбон, герцог де Мортемар и герцог де Ларошфуко вошли в спальню молодоженов для утреннего приветствия, их встретили сияющие улыбки. Для королевских опочивален это редчайшее зрелище. Судя же по письму, которое в то утро герцог Бурбон отправил Станиславу Лещинскому, юный Людовик вполне преуспел.
«Позвольте сообщить Вам, Ваше Величество, деликатные подробности, о которых обычно хранят молчание, — писал герцог польскому королю, делая вид, что ему известно больше, чем всем остальным. — Надеюсь, они убедят Вас в том, что я и раньше твердил Вам: королева бесконечно дорога королю. И это вовсе не лесть царедворца. Да будет Вам известно, что Его Величество король Людовик с нетерпением ожидал конца торжеств, чтобы поскорее оказаться в спальне королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Когда я утром вошел к королю, Его Величество сам описал мне удовольствие, доставленное ему королевой…»
Восхитительный медовый месяц Людовика и Марии в Фонтенбло длился всю осень. Идиллия продолжалась и зимой, когда верховые прогулки сменились катанием на санях. Король и королева были неразлучны.
Побуждаемый проснувшейся и столь долго сдерживаемой мужественностью, король каждый вечер отправлялся в апартаменты королевы и совершал с нею подвиги, отзвуки которых приводили в восторг придворных дам и кавалеров, толпившихся за дверью.
Утром, когда король покидал постель королевы и возвращался на большое парадное ложе в спальне Людовика XIV для церемонии пробуждения, по всему дворцу уже неслись короткие, но полные смысла слова:
— Шесть раз…
— Семь…
— Восемь…
Благодаря внимательным наблюдателям все во дворце знали число любовных поединков между Людовиком XV и его супругой, проведенных ночью на королевском ложе. Многие дамы с задумчивым видом качали головами, явно завидуя молодой королеве.
Король и в самом деле был очарован прелестями Марии, королева же отвечала ему великой страстью.
«Никто никогда не любил так, как я люблю Людовика», — писала Мария отцу.
Забросив государственные дела, Людовик бездельничал, охотился и доставлял удовольствие королеве, которая десять раз сделала его счастливым отцом.
Тут бы и сказке конец — счастливый, разумеется… Но нет…
Спустя много лет королева испытала вполне понятную усталость.
— Что это за жизнь! — пожаловалась она однажды своим фрейлинам. — Все время спать с королем, быть брюхатой и рожать!
Узнав об этом, король обиделся, но все еще продолжал вести добродетельную жизнь, пока на горизонте не появилась прелестная Незнакомка…
ГУСАРСКАЯ НОЧЬ НАПОЛЕОНА
— Обещаю сделать все, что в моих силах, для нашего общего счастья, — сказала отцу Мария-Луиза 13 марта 1810 года, прощаясь с семьей и садясь в карету, которая должна была увезти ее во Францию.
Два дня назад, 11 марта, в Вене, в соборе Святого Стефана, состоялась церемония бракосочетания, на которой отсутствующего Наполеона представляли маршал Бертье и эрцгерцог Карл, Итак, восемнадцатилетняя дочь австрийского императора Франца I стала женой человека, которого она ненавидела всей душой…
Пока восемьдесят три кареты неспешно везли Марию-Луизу и ее свиту во Францию, Наполеон сходил с ума от нетерпения. Он напоминал маленького мальчика, который надеется получить великолепный рождественский подарок… и никак не может дождаться Рождества. Да, Бонапарт действительно недавно грубо заявил: «Я беру в жены чрево…», и все же он ждал свою невесту со смешанным чувством беспокойства, любопытства и возбуждения.
Дело в том, что французский император, находившийся в зените могущества и славы, с некоторых пор был одержим манией упрочения династии. Он хотел жениться на принцессе крови и иметь от нее наследника, который состоял бы в родстве со всеми королевскими фамилиями Европы. Неудивительно, что, ожидая прибытия Марии-Луизы, Наполеон сгорал от нетерпения.
Узнав о том, что австрийская принцесса покинула Вену, он с трудом сдержался, чтобы не выехать ей навстречу. Каждый день он слал своей невесте нежные письма и подарки, и каждый день вызывал к себе вернувшихся в Париж офицеров и взволнованно спрашивал:
— Как вы нашли эрцгерцогиню Марию-Луизу? Только ничего от меня не скрывайте!
— Сир, она очень хороша, — говорил очередной адъютант Бертье, только что прибывший из Вены.
— Очень хороша… — повторял Наполеон и недовольно хмурился. — Это мне ни о чем не говорит… Какого она роста?
— Сир, она… она подобна королеве Голландии, — отвечал курьер.
— Ах так! Вот это хорошо. А волосы… Какие у нее волосы? — спрашивал император.
— Светлые, сир. Она блондинка. Почти как королева Голландии, — отвечал гонец.
— А цвет лица? — не унимался Наполеон.
— Лицо у нее свежее, и кожа белая, как у королевы Голландии…
— Значит, — со вздохом подытоживал Бонапарт, — она похожа на королеву Голландии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51