одна выше ростом, другая ниже, у одной сильный, развитый костяк, прекрасная мускулатура, а другая хилая. Как же установить: кто лучший в породе? Вот для этого и устраивается выставка.
На выставке судья-эксперт (а экспертами назначаются самые знающие, самые опытные собаководы) или «судейская коллегия осмотрят всех собак, определят достоинства каждой; лучших наградят призами и дипломами и зачислят в разряд производителей.
Выставка – это и показ достижений и одновременно пропаганда дела служебного собаководства. На ней собаководы обмениваются опытом; наиболее заслуженные из них получают поощрение.
Кровное разведение – дело сложное и кропотливое. Мало оценить собаку по физическому развитию, по ее рабочим качествам; в числе недостатков могут встретиться и такие, которые иногда определишь не сразу, – пороки, сводящие на нет все ее достоинства.
Человек идет с собакой по улице. Подошел к дверям магазина, внезапно собака рванулась в сторону, вырвала поводок из рук опешившего хозяина и с воем бросилась на середину улицы.
Хозяин с трудом поймал ее и еле сумел успокоить. Но, только он снова подошел к зданию, повторилась та же история. Животное, поджав хвост, с воем опять бросилось наутек.
Что такое?! Человек недоумевает. Постепенно, с течением времени, он приходит к выводу: собака боится высоких зданий. Здоровый внешне, послушный пес превращается в трусливого, обезумевшего от страха зверя при одном виде высокой стены. Отчего? Причина – психические отклонения. От собак с такими отклонениями потомство иметь.нельзя.
Поэтому на выставке учитывается не только хороший внешний вид собаки – ее экстерьер, но непременно и ее рабочие (или, как говорят собаководы, полевые) качества. Обязательно должна быть полная (то есть не меньше четырех колен) родословная Согласно выставочным правилам, утвержденным в 1951 году, только та собака получает право на высокую оценку и на приз, у которой есть жетон, свидетельствующий, что она прошла дрессировку и имеет родословную, где указано четыре ряда предков. Испытания по дрессировке предшествуют выставке и проводятся в присутствии специальной комиссия

.
В советское время были заведены родословные книги на лучших собак страны, стали рассылаться экспедиции для изучения местных пород, налажена научно-исследовательская работа.
Проводятся и ежегодные выставки собак и периодические всесоюзные смотры служебного собаководства. На них выявляются победители породы; самым выдающимся из них присваивается звание чемпиона СССР.

В СТОЛИЦЕ. НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

В высоких просторных залах стадиона было собрано более четырехсот собак. Все лучшие представители служебных пород – победители областных, краевых и республиканских выставок – съехались сюда. Мы, уральцы, привезли с собой двенадцать собак.
Привязав своих питомцев на отведенные для них места, мы разбрелись по залам выставки, чтобы познакомиться с ее экспонатами.
Каких-каких только пород тут не было собрано! Что наша выставка! Она совсем померкла рядом с московским смотром.
Даже те породы, которые я хорошо знал, выглядели здесь значительно внушительнее, праздничнее. А сколько было новых, малоизвестных! Тут и изящные ласковые шотландские овчарки – колли, окрашенные в три красиво сочетающихся между собой цвета: белый, черный и шоколадный, с пышным боа вокруг шеи и на груди; тут и невозмутимые, с упругими, налитыми телами, поглядывающие на публику добрыми глазами ротвейлеры; тут и эрдельтерьеры… Но об эрделях будет особый разговор.
Долго любовался я туркменскими собаками. Ростом они с дога, но укрыты надежной густой шубой. Не боятся ни жары, ни холода, не струсят ни перед каким противником. Недаром их так любят наши пограничники, охраняющие советские районы, граничащие с Афганистаном, Ираном, Индией. В отделении «туркменов» публика простаивала часами.
Шум и гам в залах стадиона были оглушительные,. От собачьего лая звенело в ушах. Для того чтобы поговорить с соседом, приходилось кричать на ухо. Постепенно, переходя из одного зала в другой, я дошел до последнего и хотел уже вернуться назад: мне показалось, что я переступил пределы выставки, ибо в этом последнем зале было совсем тихо, как вдруг заметил, что и здесь много собак, но только все они в полном молчании лежат на своих местах. Люди, сидящие около них, негромко, вполголоса, перебрасываются словами.
Это заинтересовало меня. За последний год я успел многое узнать, многому научиться, но впервые видел, чтобы на выставке, где обычно все животные нервничают, собаки вели себя так невозмутимо.
Понравился мне и порядок у них. Около каждой собаки стояла своя чашка с водой, под каждой был заботливо подстелен парусиновый коврик с красной каймой и нашитой в углу красной звездой. Видимо, все эти животные принадлежали питомнику.
Я долго рассматривал собак – это были эрдельтерьеры.
Конечно, я знал их, но только теоретически – из книг. Но живых, в натуре, до этого не видал. У нас в городе их не было.
Эрдели очень заинтересовали меня, я продолжал наблюдать за ними, все более удивляясь их поведению.
В то время как все другие живые экспонаты выставки рвались с привязей, шумели, лаяли, выли, рычали, бесновались, всеми способами протестуя против того, что их привезли сюда и поместили в эту разношерстную незнакомую компанию, ни один из эрделей не издавал ни звука. Они относились ко всему этому шуму совершенно равнодушно: спокойно лежали, выставив вперед бородатые рыжие мордочки. Только умные карие глаза внимательно следили из-под нависших бровей за всем, что происходило вокруг, да упруго подтянутые под себя лапы свидетельствовали о том, что любой из них каждую минуту готов вскочить и в случае необходимости дать отпор всякому, кто вздумает тронуть их.
Во всем остальном они были такие же точно собаки, как и все другие; так же лизали своих хозяев, так же радовались их приходу, виляли коротким рыжим обрубком-хвостом в минуту особого возбуждения, даже лаяли отрывистым приятным контральто… Любопытство взяло верх, и я подошел к одному из военных.
Он оказался очень милым и любезным человеком. Это был начальник одного из питомников эрдельтерьеров; он с большой охотой стал говорить о них. Мое незнание было вполне простительно, так как эрделей в то время в частных руках было немного и разводились они в основном в государственных питомниках. Любители же знали эту собаку очень мало Теперь это одна из основных служебных пород, получившая широкое распространение среди любителей

.
Осмелившись погладить курчавую черно-рыжую спину, я с удивлением обнаружил, что внешность эрделей весьма обманчива. С виду они походили на мягких плюшевых медвежат; в действительности шерсть их жестка, как щетина. Мой новый знакомый объяснил, что благодаря такой шерсти эрдельтерьер лучше многих пород защищен от невзгод жизни, приближаясь в этом отношении к кавказским и южнорусским овчаркам, шуба которых толста, как войлок.
Он объяснил также, что эрдельтерьер храбр и вынослив, способен хорошо ориентироваться в незнакомой местности, пробегать с поразительной быстротой без отдыха громадные расстояния, переплывать широкие озера и бурные реки, а благодаря своим сравнительно небольшим размерам и скромной окраске шерсти может быть незаметен для врага и, следовательно, мало уязвим. Терьеров на белом свете великое множество, что-то около семидесяти пород; эрдельтерьер среди них самый сильный и крупный.
Если верить моему новому знакомому, то получалось, что лучше эрдельтерьера в мире собаки нет. Но так уж устроены все «собачники»: для каждого «его порода» – самая лучшая. А «эрделисты» – самые фанатичные из всех.
От эрделей меня отвлекли лишь начавшиеся ринги. Однако и во время рингов я еще несколько раз прибегал в крайний павильон, чтобы навестить своего нового знакомого и его питомца, носившего кличку Риппер, или, как уменьшительно звал его хозяин, Рип. Как я узнал позднее, Риппер был одной из знаменитейших собак Советского Союза, но тогда мне это было неизвестно.
Рингов в Москве было несколько, сразу просматривалось несколько пород, и скоро наступила очередь и моего Джери. С трепетным чувством провел я его за веревочное ограждение, встал на указанное место и двинулся по кругу. На сердце у меня было неспокойно. Первые шаги на московской выставке ознаменовались для моего воспитанника серьезными осложнениями.





Началось с того, что Джери долго не допускали на ринг. После приключения в подмосковном питомнике, когда Джери грыз железные прутья и поранил себе губы, у него вокруг пасти образовались коросты; они, естественно, возбудили подозрение врача: не экзема ли, или, быть может, какая другая накожная болезнь? Заболевших собак на ринг не допускают из опасения заразить других, да и сами они считаются «не в форме», даже если болезнь не заразная. Не в форме оказался и мой Джери. Помимо губ, у него был сильно поранен бок; повязку перед рингом сняли, но рану не скроешь: она запеклась, вокруг нее большим неприятным пятном расплылся йод. Но что делать? Ведь не за тем же ехал Джери, чтобы посидеть в питомнике и с тем вернуться домой!
После долгих упрашиваний и доказательств удалось, наконец, уговорить ветеринарного врача, осматривавшего собак перед рингами, пропустить Джери, но едва мы сделали несколько шагов по кругу, как судья остановил на доге свой всевидящий взгляд и, показывая на желтое безобразное пятно на его боку, строго спросил:
– Что это: дрался?
Пришлось объяснить. Судья сердито проворчал:
– В плохом виде вывели собаку. Следовало бы вас удалить с ринга, ну да ладно…
По его тону нельзя было понять, что это «ну да ладно» могло обещать нам: «все равно плохо» или «ну да посмотрим, может, сойдет». Мне оставалось только гадать и волноваться.
Осмотр продолжался недолго (впрочем, догов и здесь было не много), и спустя несколько минут я уже уводил Джери на его место. Перед тем как отпустить меня с собакой с ринга, судья сказал:
– Оценку узнаете позднее.
Оказывается, здесь был другой порядок, чем у нас.
На нашей выставке оценка сообщалась сразу же.
И судьи, как мне казалось, здесь были гораздо строже. Они придирались к самой ничтожной мелочи, находя недостатки даже у самых безупречных, на мой взгляд, животных.
Что значит «Всесоюзная», только теперь я начал понимать это. Тут уж не жди снисхождения. Тут показываются лучшие из лучших, значит, и требования гораздо выше.
Что судья хотел сказать словами «следовало бы вас удалить с ринга»? Во мне росла тревога. Я переживал за Джери, за желтое пятно и вообще за обиду, которую нанес нам с догом судья, пригрозив изгнать с ринга моего питомца, но такое состояние продолжалось у меня недолго. То, что происходило вокруг, поглощало все мое внимание.
Выставка шумела, кричала, бурлила, лаяла; она цвела всеми цветами, призывала плакатами и лозунгами, развевающимися флагами. На стадион валом валили посетители.
И подумать только: давно ли у нас не было ни одного осоавиахимовца-собаковода, находились даже чудаки, смотревшие на собаку только как на роскошь или забаву!
Всего десять лет прошло с того дня, когда, вскоре после окончания гражданской войны и интервенции, первый кружок энтузиастов положил начало организованной работе в этой области.
И вот за столь сравнительно небольшой срок страна покрылась сетью клубов, привлекших к себе тысячи трудящихся, собаководство превратилось в необходимую отрасль хозяйства, к которому советская общественность проявляла горячий интерес.
В выставке участвовали совхозы и другие гражданские организации; и все же общее направление ее было, безусловно, оборонным, военным. Мы жили в гостинице ЦДКА (Центрального Дома Красной Армии) на площади Коммуны, на нас была осоавиахимовская форма, отличавшаяся от армейской лишь знаками различия, – все это говорило само за себя, подчеркивая оборонный характер происходившего события, участником которого был и я, еще недавно ничего не смысливший в собаководстве, не умевший отличить овчарку от лайки, доберман-пинчера – от пойнтера и дога… Я ли это?
Такие мысли приходили мне в голову, когда я бродил по выставке.

ИГОРЬ ОБЕЩАЕТ

Вечерами, когда выставка прекращала свою работу до утра следующего дня, мы подолгу бродили по Москве. Тогда она была еще не такой, какой мы знаем ее сейчас: еще не действовало метро, не было многих зданий, украшающих ее ныне.
Неизгладимое впечатление произвела на нас вечерняя Москва с тысячами огней, и особенно – Красная площадь, торжественная, строгая.
С нами был самый младший член нашей делегации – Игорь Рогов. Он восхищался больше всех, это видно было по блеску его глаз, по выражению лица и возгласам.
С Игорем Роговым, юным другом обороны, как называли у нас всех активистов его возраста, я познакомился при довольно забавных обстоятельствах. Я шел по улице, а он несся на коньках по тротуару, на буксире у собаки. Разлетевшись и не сумев свернуть вовремя, он наехал на меня. Толчок был так силен, что я не удержался на ногах и упал; шлепнулся и мальчуган. Конечно, он оказался проворнее и поднялся первый и, чтобы избежать наказания, умчался, ни слова не говоря, погоняя свою собаку. А назавтра… мы встретились с ним в клубе, как говорится, нос к носу. Игорь очень смутился и готов был, кажется, провалиться сквозь землю, если бы это было возможно.
Оказалось, что он уже давно участвует в работе клуба, выполняя разные поручения Сергея Александровича и регулярно посещая кружок юных собаководов в своей школе. Его отец, Алексей Иванович Рогов, пользовался большой известностью в нашем городе как садовод-мичуринец. Любитель природы, цветов и животных, Алексей Иванович привил эту страсть и своему сыну. У Игоря была молодая овчарка Гера; это с ее помощью он едва не разбил мне нос при нашей первой встрече.
Если поездка в Москву для каждого из нас была радостным событием, то для Игоря – тем более.
– Как красиво! Как красиво!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30