Заводит мотор, тянет на себя рычаг скорости и едет. Мотор ревет. Только это не мотор, а Олег сам тарахтит:
- Т-р-р-р-р-тр-тр... Та-та-та! Тр-р-р...
Замолчал Олег, тихо стало. И тут задел он ногой некий предмет, который покатился по стальному полу, задребезжал. Олег наклонился посмотреть внизу темно, ничего не видно. Он попытался дотянуться рукой до убегающей вещи и больно ударился виском об острый выступ. Помнит только - схватил пальцами то, за чем тянулся, другой рукой провел по лбу - вытер струйку теплой крови и потерял сознание.
Очнулся он на кровати в просторной комнате, похожей на класс. Забинтованная голова болит, кружится, слабость невероятная. Вокруг на кроватях сидят и лежат раненые. Он поднес руку к лицу,- что-то сжато в кулаке. Разжал пальцы - на ладони совсем маленький земной шар. На своих местах голубые океаны и материки. Взял Олег глобус двумя пальцами, повертел. От окна на землю, которую он держал в руках, падал свет; с одной стороны был день, а с противоположной ночь,- точно, как учительница в классе объясняла.
Пальцы были слабые, не слушались, и шар упал на пол. Олег повернулся на кровати, чтобы его поднять, и видит: точно по экватору земной шар развалился на две половинки. Спрятал Олег обе половинки под подушку и спрашивает раненого, тоже с перевязанной головой, лежащего на соседней койке:
- Где я?
- В госпитале,- отвечает тот.
- Зачем?
- Да уж не знаю. Дружки твои тебя, говорят, приволокли. Сказывали, на свалке ты головой приложился, они тебя вытащили. У вокзала, аккурат, раненых с поезда на трамвай перегружали. Ну, и тебя подобрали заодно, не бросать же... Благодари бога, что на мину не напоролся или на необезвреженный снаряд! Куски бы твои не стали собирать.
В палату заглянул хирург. Он сел к Олегу на кровать и сказал:
- Живой? А ну, зрачки покажи!
Олег широко, как мог, открыл глаза.
- Не тошнит?
- Не...
- Раз так - нечего тут место занимать! Перевязку сделали - и марш домой. Дома отлежишься. У меня вон, тяжелые с эшелона в коридорах лежат. А тут, подумаешь, лоб зашили! Дать ему ужин и выгнать! Через три дня придешь - сниму швы.
Мать перепугалась, увидев сына с перевязанной головой. В госпитале бинта не пожалели, накрутили целый чурбан. Весь вечер она просидела возле него, держа ладонь у Олега на лбу. Через три дня чурбан с Олега сняли. А шрам с левой стороны лба остался на всю жизнь.
Сперва Немец стыдился, прикрывал шрам рукой, то и дело ощупывал его пальцем. Но от шрама появилось в олеговом лице что-то уголовное, и во дворе после войны незнакомые пацаны осторожничали. Раз со шрамами, значит, человек бывалый и не надо к нему приставать. Когда его спрашивали, он скромно отвечал, что шрам у него остался после танка. Привычка трогать лоб пальцем сохранилась, и можно подумать, что Олег задумывается, приставив палец ко лбу.
С годами он так привык видеть шрам в зеркале, что если б красноватая полоска в одно прекрасное утро исчезла, Немец удивился бы, как известный гоголевский герой, который не обнаружил собственного носа. Но шрам, никуда не деться, остался на всю жизнь. Жена в порыве нежности любит целовать Олега в лоб, прикасаясь губами ко шву, говоря при этом, что целует героя войны.
Земной шарик ездил с Олегом из города в город после войны и висит теперь в серванте в доме Немцев в Сан-Франциско. Но так и не узнал Олег, почему и как эта безделушка очутилась в германском "тигре",- мог только сочинять разные истории. Глобус хранил свою географическую (а может, и еще какую-нибудь) тайну и не собирался ею делиться...
И вот теперь симфонический оркестр, в котором Олегу Немцу платят зарплату за то, что он умело водит взад-вперед смычком по струнам, прилетел в полном составе в Вену. Кроме Вены, у американских музыкантов был контракт на концерты в Граце, Инсбруке, Линце и - в самом конце - на родине Моцарта в Зальцбурге, на международном фестивале классической музыки. После оваций в Вене оркестрантов перемещали из города в город на двух туристических автобусах, наполовину загруженных ящиками и футлярами с инструментами. Олег изрядно устал и мечтал скорей прилететь домой, а им предстоял длинный путь через скользкий в эту пору перевал из Линца в Зальцбург.
Дело близилось к ночи, оркестр рисковал остаться голодным, если поздно попадет в гостиницу. До Зальцбурга еще оставалось верст около ста, когда энергичная первая скрипка Эми О'Коннер предупредила, что, если ее немедленно не накормят, у нее завтра не будет сил доиграть до конца Первую симфонию Малера. Водитель кивнул, сбросил скорость, съехал с автобана и замер на площадке перед маленьким ресторанчиком в стиле охотничьей хижины.
Оказалось, они остановились на самой австро-германской границе. Вокруг до горизонта видные при свете луны Альпы, заросшие лесами, и под ногами аккуратно подстриженная зеленая трава. Дорожка, уложенная гладким камнем, ведет к дому. Посреди лужайки деревянный дом с большим крыльцом и верандой, на которой яркие, красные и синие, как игрушечные, столики и кресла. Наверху, на уровне второго этажа, вокруг дома балкон, на нем белый флажок с надписью "Zimmer frei" - приглашение снять комнату.
Внутри хижина была просторной, тихой и уютной: высокие дощатые потолки, диваны по углам, застеленные веселой клетчатой тканью, на столах букетики цветов. Олег уселся спиной к стене на диванчик, чтобы оглядеться. Напротив красовался бар со стойкой и высокими табуретами. Стены комнаты украшали звериные шкуры, старинные луки, ружья, кинжалы. То ли все это богатство досталось хозяину от предков, то ли куплено в магазине старинного оружия, но оно являло собой подобие театрального реквизита. В углу, возле окна, за столиком сидела пожилая дама и медленно раскладывала пасьянс.
Хозяин, крепкий старик на вид лет семидесяти с небольшим, седой, сухопарый, юркий, уже закрывавший заведение, такого наплыва гостей не ожидал. Он был весь внимание и безостановочно улыбался:
- Bitte schon! Пожалуйста!
И, взмахивая руками, как балерина, тут же ни за что благодарил.
- Danke schon! Большое спасибо!
Поняв, что это американцы, хозяин легко перешел с немецкого на английский. А когда узнал, что среди американских музыкантов есть русский скрипач, персонально пожал ему руку и сказал по-русски:
- Добро пожалуватт!
Разумеется, этого никто, кроме Олега, не понял. Хозяин говорил на ужасном русском, но все-таки говорил.
- А где здесь граница?- спросил его Олег.
- Граница?- засмеялся хозяин.- Граница проходитт в мой спальня через кроватт. Я спитт Аустрия, а мой жена - Германия.
Жена спустилась помогать, зажгла свечи. Гости обсудили меню с учетом голода и чуждой Европе американской диеты. На столах появились кружки пива, и хижина загудела. Хозяин убежал на кухню готовить.
Хлебнув черного пива, Немец посидел минуту с закрытыми глазами, словно медитируя. А когда опять открыл их, дыхание у него перехватило: прямо над ним, на стене, висели громадные ветвистые оленьи рога. По всему видно, могучее было животное. Может, и бродило неподалеку отсюда, в лесу.
Но не сами эти рога удивили Олега. Он глазам собственным не поверил, протянул вверх руку и потрогал, чтобы убедиться, что ему не померещилось. На одном из отростков висел на ниточке глобус - точная копия шарика, который хранится у него дома в серванте. Голубые океаны, коричневые материки, обведенные каемкой. От сквозняка, когда открывались двери, земной шар чуть-чуть покачивался.
Скоро появился хозяин с подносом, стал снимать тарелки со шницелями, форелью, салатами. Ставя каждую на стол, он повторял:
- Bitte schГ?n! Пожалуйста! Bitte!..
- Что это у вас?
Cпросил Олег по-английски и пальцем указал на глобус. Рука хозяина с тарелкой застыла в воздухе. Но отвечал он Олегу по-русски.
- Этто?- он смутился.- Вам мешает? Я немедленно забирайт. Bitte!
- Нет-нет, нисколько не мешает. Просто я хотел спросить, что сие за штука такая?..
- Этто мой дочь повесиль. Он здесь вечером занимайт. Дочь занимайт школа медицинский сестра...
- Наверно я плохо объяснил,- не отставал Немец.- Что это за предмет? Для чего?
Хозяин недоверчиво посмотрел на Олега: шутит гость или хочет его разыграть? Он снял с рогов нитку и протянул Олегу глобус.
- Bitte! Этто есть точилька. Обыкновенный точилька для карандашш. Дочка покупайт на любой магаззин...
Олег взял в руки глобус. Он был как две капли воды похож на тот, что висит у него дома. Только материки тут обведены не одной, а разноцветными каемками. Повертев земной шар в руках, на месте Антарктиды Олег обнаружил отверстие - дыру к центру земли. В его глобусе такого отверстия с точилкой для карандаша не было. Внутри виднелось лезвие, укрепленное наискосок.
Наступила пауза. Хозяин поклонился. Он не знал, бежать за остальными тарелками или, может, у этого русского будет еще вопрос. Глобус вернулся к хозяину.
- Danke schon,- сказал Немец, исчерпав этим свою эрудицию в немецком, и соскользнул на почти родной английский.- Дело в том, что у меня дома есть такой же глобус...
Хозяин, скорей всего, удивился наивности этого русского. Но виду не подал и вежливо наклонил голову.
- Но без точилки!- прибавил Олег.
- Может быть, бывает без точильки,- согласился австриец.
- Дело в том,- продолжал Олег,- что свой я нашел пятьдесят лет назад на Урале.
- Ураль? Ураль есть граница Европа унд Азия. Ураль знают все дети в аустрийский школа.
- Я нашел его,- упорно продолжал Олег,- в "тигре", разбитом германском танке, понимаете? Как попал такой глобусик в "тигр"?
Хозяин, улыбаясь, смотрел на Олега, будто вспоминая что-то, давно забытое. Морщил лоб, тер глаза.
- Что ты к нему привязался, Немец?- запротестовали оркестранты, ничего не понимая в их диалоге.- Есть хочется, а ты...
- Да у него все наши шницеля сгорят!
- Отвяжитесь!- рассердился Олег.- Дайте поговорить с человеком! Это важнее шницелей.
- Важнее шницелей, Олег,- сказала Эми О'Коннер,- нет ничего на свете!
Когда гости зашумели, хозяин спохватился, побежал на кухню и разнес дымящиеся блюда остальным. Уничтожая форель, Олег то и дело поглядывал на отросток оленьих рогов, висевших на стене. Земной шар там покачивался от дуновений воздуха.
Оркестранты насытились, допили пиво, заторопились. Дело шло к полуночи, до отеля было еще далеко, а перед завтрашним дневным концертом необходимо, если не выспаться, то хотя бы подремать. Хозяин разнес всем кредитные карточки, убрал столы и вышел на крыльцо проводить гостей.
- Danke schon!
Приветливо улыбаясь, он повернулся к Олегу и хотел что-то прибавить лично ему, но не знал, будет ли теперь это интересно.
- Приезжайте Зальцбург опьять, всегда будет очен радд! Будет еще черный пиво, рецепт специаль!
- Спасибо.
- Да, тот точилька...- замялся он.
- Глобус?
- Да, именно глобус! У вас не точилька - просто глобус. Такой глобус носиль некоторый офицер рейха. Адольф думаль - все пять материков будет его коричневый краска. Все пять - будет рейх, да. Аустрия есть маленький страна, мы на тот глобус нет, никто нет. Тогда мы все уже быль рейх, и про Аустрия можно не думать. Да! Где, вы говорите, его нашел? Разбитый танк? Да! Я тоже быль немецкий армий. Тотальный мобилизаций... Нет, у меня глобус нет, я быль зольдат. Глобус Адольф давал только для офицер... Потом плен оттуда я говорю рюсски. Шесть лет лагерь Бологое. Глобус - рейх, теперь точилька. Может, та же фабрик делаетт, ха-ха!.. А вы тоже воевал?
- Нет-нет,- Олег покачал головой.
- О, Naturlich! Конечно! Вы быль молодой. Это большой удача! Война не имель смысл. Сталин быль тоже хороший Адольф. Мог быть весь глобус красный краска. Два маньяка играль шахматы. Мы быль шахматы, нас убиваль. Люди умираль за коричневый или красный краска, не за счастье... До свиданья! Auf Wiedersehen!
Олег пожал руку хозяину и потрогал у себя на лбу шрам. Рубец был на месте.
Автобусы с оркестрантами тронулись, и все вокруг исчезло в серой сырой мгле: и Германия, и Австрия, и охотничья хижина, от которой они только что отъехали.
Немец смотрел в окно. Автобус осторожно сползал вниз по извилистому серпантину дороги. Желтые фары едва пробивали пелену тумана. Олег вспомнил плотину, по которой он в такой же туман добирался домой пешком, весь продрогший, скользя по мокрому снегу. Плохо устроен человек. Ничего не забывает. Помнит даже то, что давно надо бы развеять по ветру.
ВВЕРХ И ВНИЗ
- Я дико извиняюсь, этот камень свободен?
Олег кивнул и жестом предложил располагаться.
Тяжеловесный молодой человек в очень черных очках помахал рукой двум хорошеньким девочкам, ожидавшим на пригорке. Они подошли, небрежно кивнули Олегу, скинули маечки, и их пышущие рекламной прелестью тела в ярких купальниках с вырезами на груди до пупа, а на бедрах до подмышек, право же, украсили бухту. Девушки сложили пожитки в тени этого огромного камня, а сами расположились на плоской его части.
- Мы наполовину уже вроде бы знакомы,- заговорил молодой человек, укладывая в тень ласты и транзистор, из которого тихо изливалась некая ритмическая мелодия.- Наполовину или на четверть. Тут пятачок небольшой. Встречались, наверное, на почте или в кафе. Как сейчас помню, вы были с интересной женщиной, очень импортного вида, чуть-чуть в возрасте, что очень ей идет - не отпирайтесь!
- Это моя жена,- пробурчал Олег.
- Понятно. Тогда вам в жизни повезло. А где ж она?
- Обгорела немного и осталась на турбазе. Меня зовут Олег, а фамилия моя - Немец.
- Замечательно! Но язык у вас немножечко плывет не в немецком, а в американском направлении,- молодой человек хихикнул.- Точь-в-точь, как у моей тети Муси, которая приезжала в прошлом месяце с Брайтон-бич. Я не ошибся?
- Возможно,- улыбнулся Олег.- Я живу в Сан-Франциско.
- Во!- удовлетворенный своей проницательностью сказал пришелец.- А я - Боря, Боря с Одессы. Кончаю инфак и произношение чую за версту, хотя в обетованных землях самому не приходилось еще бывать. Я Боря, а это сильно влюбленные в меня девушки. Они влюблены в меня уже целую неделю.
Девушки чуть заметно усмехнулись. Видимо, за неделю они к Бориной говорливости привыкли.
- Чем же вы, Олег, занимаетесь, если это не секрет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20