По-французски он знал еще меньше — «Бонжур, мадам» и «Оревуар, месье».
Француз имел примерно такие же познания в русском языке. Поэтому его сопровождала переводчица — очень красивая смуглая девушка с татуировкой на правом плече. Татуировка изображала вензель, состоящий из букв «JdM», которые обвивала черная зубчатая цепь.
Директору на это было наплевать, а его секретаршу татуировка заинтриговала, как элемент заморской экзотики. Она даже спросила, улучив момент:
— А это не больно — делать такую наколку?
— Больно, — ответила мадемуазель Сабрина, загадочно улыбаясь.
Еще переводчица взбудоражила весь городок тем, что появилась на местном пляже без верхней половины купальника. Местные девицы, напившись до умопомрачения, попробовали доказать, что они не хуже, за что коллективно схлопотали в морду от своих дружков. Милицейский патруль попытался было урезонить француженку и заставить ее одеться, но она потребовала предъявить закон, запрещающий загорать у реки с обнаженной грудью.
Такого закона стражи порядка не нашли, а поступить со смуглянкой, руководствуясь революционным правосознанием (как это нередко у нас бывает вплоть до сего дня) не рискнули — как-никак, все-таки иностранка и к тому же переводчица у важной персоны, пользующейся покровительством местных властей.
Через два дня переводчица, вдоволь накупавшись в озере, умчалась вместе с Жан-Пьером Леруа в Петербург. Следом покатили по шоссе большегрузные контейнеровозы с отходами деревообработки, в которых, как оказалось, очень нуждаются торговцы дикими животными.
В Санкт-Петербурге, в полулюксе гостиницы «Прибалтийская», переводчица немедленно по приезде разделась донага и встала перед Жан-Пьером Леруа на колени, заведя руки назад и опустив голову.
— Ты хорошо поработала, — сказал Жан-Пьер. — Мне не за что тебя наказывать.
— Спасибо, господин, — прошептала девушка, целуя его руку.
— Скоро у тебя будет много работы, — произнес господин Леруа. — Я купил необученных рабынь. У них хорошие задатки, но этого мало. Когда мы вернемся домой, ты должна будешь о них позаботиться.
— Конечно, мой господин.
— Перед отъездом я тебя с ними познакомлю, — пообещал Жан-Пьер Леруа, называющий себя также именем последнего великого магистра ордена тамплиеров Жака де Моле.
Черт его знает, был ли выбор этого имени простой прихотью француза, или он действительно имел отношение к неким тайным обществам, претендующим на тамплиерское наследство.
Впрочем надо заметить, что имя Жан-Пьер Леруа тоже было ненастоящим, хотя и значилось черным по белому в подлинном паспорте гражданина Французской республики.
Организация работорговцев достаточно могущественна и без поддержки тайных обществ мистического толка.
Мосты нависли над Невою…
Неизвестно, кто подсказал юным шантажистам, выдающим себя за похитителей дочери Варяга, идею сначала проверить, действительно ли он намерен платить и нет ли тут подвоха.
Если бы этот некто желал добра малолеткам, то он подсказал бы им совсем другую идею — что обижать большого мафиозного босса не следует ни при каких условиях. Даже за очень большие деньги. Потому что в противном случае никакие проверки не помогут.
Сумма в 25 тысяч долларов наверняка казалась ребятам из нищих пролетарских кварталов очень большой. Особенно если перевести ее в дореформенные рубли и получить что-то около 150 миллионов.
Разумного человека, который убедил бы неразумных малолеток прекратить эту дурацкую затею, пока не поздно, не нашлось, и на третий раз предводитель шантажистов лично отправился забирать деньги.
Он потребовал, чтобы сумку с долларами поставили на обочину проезжей части возле Каменноостровского моста за пять минут до того, как этот мост разведут.
Мальчик наверняка считал это верхом хитрости — примчаться на мотоцикле в укромное место за минуту до развода мостов, прорваться на мост за секунду до того, как движение перекроют, и скрыться от преследования на Петроградской стороне.
Он даже три ночи подряд ходил к мосту с секундомером, изображая великого организатора преступлений, и уточнял, на сколько реальное время развода мостов отличается от объявленного.
Оказалось — практически не отличается, и окрыленный шантажист примчался, наконец, за деньгами.
Ему даже отдали дипломат, набитый фальшивыми баксами, и весело помахали ручкой вслед, когда мотоцикл, чуть не сбив сразу двух ошарашенных милиционеров (которые не имели отношения к этому делу, а просто перекрывали движение), ворвался на мост.
Люди Варяга в огромном количестве ждали на Петроградской стороне. Довольно долго мотоциклиста гоняли как зайца по переулкам, потому что был приказ взять его живым и пригодным для допроса — но кончилось все так, как и должно было кончиться.
Пацану оказалось тринадцать лет.
Узнав об этом, Варяг сказал с сожалением:
— Никогда не убивал детей. И не хочу начинать.
Поэтому Юру Шатилова — так звали этого пацана — не убили, но он все равно пожалел, что родился на свет. Допрос третьей степени в штаб-квартире мафии мало напоминает профилактическую беседу в комиссии по делам несовершеннолетних.
Конечно, его бы все-таки угробили, несмотря на неожиданно проснувшийся гуманизм Варяга по отношению к детям — если бы по вине Юрика с головы Марины Варвариной упал хоть один волос.
Однако допрос третьей степени заставляет говорить правду не только хилых подростков тринадцати лет от роду, но и мужиков с мускулами Шварценеггера и нервами из закаленной стали.
Юрик плевался кровью и осколками зубов, плакал, выл, орал, блевал — и говорил правду.
— Мы не трогали ее! Мы ее вообще не видели. То есть видели пару раз в «Павиане» — и все. Не похищали мы ее! Это не мы!!! Мы только деньги хотели… Один мужик сказал — можно запросто взять кучу баксов.
— Какой мужик?
— Черт его знает. Не знаю я. В «Павиане» а столик подсел. Говорил — мол, Маринка с мужиком сбежала, а папаша думает, будто ее украли. И еще — что папаша у нее миллионер… Не знаю я его, один раз только видел.
— Кто говорил по телефону? Это был голос Марины. Кто?!
— Машка. Проститутка из «Павиана». Она вам кого хочешь изобразит.
И Юра Шатилов сдал всех своих подельников — всю банду малолеток, промышлявшую угонами и кражами и хорошо известную милиции. Угнанные машины и мотоциклы они сбывали за бесценок, потому что им, как малолеткам, никто не хотел платить настоящую цену. И хотя по меркам гегемонской шпаны Шатилов и компания считались богатыми ребятами и даже несколько раз держали в руках целый миллион рублей сразу, сто пятьдесят этих самых миллионов все равно казались им суммой астрономической.
Никому в этой банде еще не исполнилось шестнадцати лет, так что никого нельзя было привлечь к ответственности ни за кражи, ни за угоны, ни за шантаж. И если бы они на самом деле похитили Марину, и если бы они даже убили ее — и тогда их нельзя было бы привлечь к ответственности по закону.
Никого, кроме Машки. Ей уже исполнилось шестнадцать. И если бы Варяг захотел, ее вполне можно было отдать под суд за попытку вымогательства.
Но это было бы смешно.
Так что малолеток просто отметелили за все их шалости — вполне профессионально: так, чтобы не искалечить, но и чтобы помнили долго — и отпустили на все четыре стороны.
Правда, перед этим еще расспросили в подробностях про мужика, который разглагольствовал в баре «Павиан» о бегстве Марины Варвариной с неизвестным мужчиной.
И Варяг, выслушав пересказ его разглагольствований, стал все больше склоняться к мысли, что такое вполне могло быть. Марина по безбашенности своей способна на любые авантюры.
Вот только по меньшей мере два трупа плохо вязались с этим предположением.
Молодая вдова
А милиция опять искала Гену Вересова. Его мать по-прежнему лежала в больнице в состоянии средней тяжести. Его отец все еще отбывал пятнадцать суток, а в опустевшей квартире сидела засада — теперь уже из трех сотрудников, включая одного командированного из Питера.
Гена домой не звонил.
Петрозаводские милиционеры думали, что он не звонит, потому что мать предупредила его перед тем как свалиться с инфарктом.
Питерские милиционеры втайне предполагали, что Вересов и Томилин действовали заодно и теперь прячутся в одном и том же месте — где-то во владениях «Плутона», но только не в «Бригантине». Однако помимо этих тайных мыслей существовало еще и негласное указание — Платонова и его компанию не трогать. Один раз тронули — теперь не отдышаться, не отплеваться и не отгавкаться.
На самом деле Томилин Вересова отродясь не видел в глаза. И прятался этот самый Томилин именно в «Бригантине», но отнюдь не с Вересовым.
А Гена не звонил домой, потому что не хотел трудных разговоров с родителями. В последние полгода он как-то очень сдал в учебе, а потом вообще решил годик отдохнуть, чем родителей нисколько не порадовал. Они сильно ругались перед тем, как Гена лег в больницу. Потом родители ни разу не навестили сына в клинике, а когда сам он звонил им, опять начинали зудеть, что он должен был сначала окончить университет и только потом симулировать нервный срыв.
А когда вопрос с академическим отпуском решился окончательно, случился самый большой скандал. Произошло это как раз накануне смерти Густова.
Тем не менее он еще раз позвонил домой через несколько дней, когда там уже была засада — но скомкал разговор сразу же, как только подумал, будто мать вновь заводит ту же песню насчет учебы.
И больше не звонил.
И в Петрозаводск не ехал.
Не только из-за родителей, но еще и по другой причине.
Вообще-то поначалу он собирался, получив академку, отправиться в глухие карельские леса в гости к другу-отшельнику, своему однокласснику, который скрылся в глуши от шума городов и нервотрепки современной жизни.
Друг давно звал, но Вересову все время было некогда, все время что-то мешало
В этот раз он уже твердо решил поехать — но препятствие снова нашлось.
В ту самую субботу, когда убили Густова, Гена, ожидая на Московском вокзале поезда на Петрозаводск, встретил девушку. Совершенно случайно.
Она только что приехала с юга, у нее был тяжелый чемодан и ее никто не встречал.
— Вам помочь? — спросил Гена, который порой мог быть настоящим джентльменом.
— У меня нет денег, — отрезала девушка с чемоданом, не поняв благородного порыва и приняв Гену за студента, подрабатывающего носильщиком.
Пару лет назад Гена после такой реплики густо покраснел бы и удалился, ругая себя за опрометчивый поступок. Но студенческая жизнь сделала его более раскованным.
— А при чем тут деньги? — сказал он, забирая чемодан. — Просто мама научила меня помогать ближним.
Как человек крайне импульсивный, Гена сразу забыл о своих планах ехать в Петрозаводск а потом дальше в лес, где толще партизаны. Вместо этого он проводил девушку до дома, опоздал на метро и остался ночевать.
Прежде чем лечь с ним в постель, девушка по имени Валентина заставила Гену побриться. Бороду, делавшую его лет на пятнадцать старше, он отрастил года три назад и с тех пор не брил ни разу.
События, связанные с убийством Густова и его расследованием, Гена прозевал, развлекаясь с Валентиной, которая оказалась молодой вдовой с двухкомнатной квартирой без телефона. Муж ее был летчиком и погиб в катастрофе, угробив заодно около сотни человек. Впрочем, его личная вина была под вопросом — заключение комиссии гласило, что катастрофа произошла вследствие ошибки экипажа, в котором Валин муж занимал пост бортинженера.
На такой вдове с квартирой и питерской пропиской было бы неплохо жениться, но чрезмерно импульсивный Гена Вересов не умел поддерживать длительные прочные отношения с женщинами.
Как раз в тот день, когда Варяг после ночного допроса третьей степени отпустил на все четыре стороны банду малолеток, выдававших себя за похитителей Марины, Гена Вересов на другом конце города вдрызг разругался с Валентиной и был изгнан из двухкомнатной квартиры в Автове с видом на радиорынок.
Уходя, он с сожалением оглянулся на захлопнувшуюся дверь. Ничего не скажешь — хорошая квартира. Правда, без телефона — но это дело наживное.
Жаль, но, как видно, не судьба.
Шкатулка с секретом
— Вы станете хорошими рабынями только тогда, когда полюбите свои цепи, — сказал учитель покорности девушкам, которые должны были покинуть «Бригантину», не завершив обучения.
Вероника уже успела привыкнуть к таким неестественно звучащим фразам с налетом фальшивой патетики — как привыкла ходить обнаженной, носить ошейник и подолгу стоять на коленях. Человек вообще быстро ко всему привыкает.
— Мне жаль расставаться с вами, — сказал учитель, привычно похлопывая хлыстом по голенищу сапога.
В отличие от охранников учителя покорности носили не кимоно, а форму, напоминающую костюм для верховой езды.
— Я мог вас еще многому научить, и к концу обучения вы бы гораздо лучше поняли, что такое рабство. Но я надеюсь, вас кое-чему научит путешествие, в которое вы отправитесь на днях.
Учитель покорности проехал вместе с девушками в ангар транзитного склада, куда привезли зачем-то большие контейнеры, доверху набитые опилками.
— Вам повезло, — заявил он по пути, когда рабынь с завязанными глазами везли в «рафике» к складу. — Вас повезут не в гробах с искусственной вентиляцией, а в гораздо более удобном обиталище. И без еды и воды вам придется провести не больше суток.
Некоторые девушки, которых доставляли в «Бригантину» издалека в дальнорейсовых грузовиках, проводили без еды и питья иногда по трое суток, находясь при этом в полной неподвижности. Некоторые сходили с ума — но этого старались избегать, потому что безумие рабыни сильно снижает ее цену.
— Но все равно эта поездка позволит вам понять рабство гораздо лучше, чем теплый подвал с мягкой подстилкой и едой два-три раза в день, — продолжал учитель покорности.
Девушкам не разрешили снять повязки, и они все по очереди стукнулись головой о притолоку низенькой дверцы, когда их достаточно грубо заталкивали в какое-то тесное помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26