По середине дороги лежали несколько трупов. В непривычной для города тишине взвыл мотор при переключении скоростей. Перелетев через забор, Андрей распластался в тени не совсем обуглившегося дерева. Вкусно пахло печеными яблоками. Машина ехала не торопясь. - Да ну его, не бери в голову, еще найдем. Сейчас съездим на обед, пожрем - и обратно. Ты лучше скажи: где "травку" достал? Дай дерну пару раз. Спасибо. А мы в порту вчера такую . . . "Зря меня понесло в этот центр. Надо было уходить окраинами, поверху". Крадучись он преодолел еще с полкилометра, дошел до какого-то зачуханного ручейка и забрался в заросли прибрежнего чертополоха. "Пора отдохнуть от приключений." Не сразу, но южное солнце взяло свое и разморило, несмотря на колючки, цепляющие все его тело. Андрей проснулся, когда солнце клонилось к закату, пот со слюнями тек, как из ведра, и жутко захотелось "облегчиться". Не иначе как заканчивалось похмелье. Он стянул штаны и плавки, сел на корточки, разминая в руках захваченный в магазине листок бумаги. "Все говорят: книги, газеты, журналы - вот куда идут знаменитые сибирские кедры. А кто считал, сколько миллионов кубометров этих кедров ежедневно подтирают чьи-то задницы? Это только таджики вместо бумаги камни используют. Помнится, в армии из-за них постоянно канализация забивалась, и далеко не молочные реки растекались по всей казарме, житья никакого от этих таджиков не было. А! А!" Со стороны дороги послышался шум машины. Андрей резко нагнулся вперед, и это сразу помогло. "Хорошо-то как. Вообще, даже в самой хреновой ситуации происходят приятные события. Пусть даже такие". Машина проехала, оставив расползающееся облако пыли, и голова Андрея еще какое-то время гордо возвышалась над окружающими метелками полыни. Рыбные консервы отнюдь не способствовали утолению жажды, но пить воду из протекающего мимо ручейка при всем этом не хотелось. Андрей закинул рюкзак на спину и пошел опять вниз, к центру города, куда после дневных событий идти совсем не хотелось. На первом же встретившемся ему многоэтажном доме красовался целый ряд одинаковых черно-белых листовок. "Внимание! - было напечатано большими буквами - Учитывая введение в стране черезвычайного положения, военное руководство в целях сохранения порядка на ввереной ему территории объявляет об установлении в городе Новороссийске и административно подчиненных ему населенных пунктах комендантского часа с 18 часов вечера до 8 часов утра впредь до особого распоряжения. К лицам, нарушившим данное положение, будут применяться самые решительные меры воздействия. Военный комендант Новороссийского гарнизона Гвардии полковник Чикунин". "Хм-м, это не тот ли Чикунин, что был у нас первым командиром батальона? Нормальный вроде мужик, встретиться бы, вспомнить былое. Ничего плохого я ему не сделал. Или, может, обои, что клеил в его квартире, когда он переселялся из комнаты в общаге, где жил с женой и двумя детьми, быстро отвалились? Что с ним случилось, если он так свободно позволяет своим подчиненным убивать ни в чем не повинных людей? Поверить в то, что он не знает, что творят его воины, - полный абсурд. Не настолько изменилась наша армия, чтобы командир полка не знал, какой рукой дрочит по ночам, стоя в карауле "младший ефрейтор" Петров из первого взвода второй роты третьего батальона". На другой стороне листовки явственно просматривалась чья-то сытая, довольная морда, с верху которой можно было прочитать перевернутые буквы: - Ну да, другой бумаги не нашлось, пустили в дело чью-то предвыборную кампанию - она ему, да и всем нам, теперь не скоро понадобится. "И вообще, что значит "комендантский час с шести вечера до восьми утра"? Похоже на то, что в городе он продолжается круглые сутки. За весь день ни разу не увидел ни одного человека ближе десяти метров, за исключением того еврейчика. Интересно, кто его туда закрыл? Надо же додуматься до такой забавной шутки. А если бы у него пальцы на три секунды раньше разжались?" Как он это вспомнил, так сразу задрожали коленки. До этого времени испугаться просто не было. Нет, уж, лучше все сразу забыть. "Ага, и девчонок, которые остались в "Балке. Ладно - я, а с ними что будет?" Между тем, хотя времени было немногим больше шести, народ с большой тщательностью и пунктуальностью выполнял распоряжения новой власти. Видимо методы убеждения у последних были убедительны не только на словах. Андрею удалось незаметно пересечь главный проспект (больше пяти лет подряд отдыхает в Новороссийске, а до сих пор не запомнил, как называется этот "главный проспект"), и теперь, дворами пятиэтажек расположенных с этой стороны, пробирался к выходу из города. Как назло, ни в одной из встретившихся колонок не было воды, хорошо, что хоть спала жара. Ладно, в конце концов те парни, которых ему приходилось спасать в армии, трое суток без воды просидели высоко в горах, без намека на тень под палящими лучами жаркого среднеазиатского солнца, значит и ему можно потерпеть. Самое интересное в том, что кто-нибудь из тех, кого он тогда спускал вниз, обдирая об веревку до крови руки, после "срочной" вполне могли поступить в "Рязань" и теперь командовать теми солдатиками, что преследовали его в течение дня, а может, и сами пустили пару-другую очередей в сторону его, пока что неуловимого, силуэта. Что-что, а патронов в свое время в их полку никто не жалел. Изредка вдалеке он замечал солдат, неторопливо прохаживающихся по улицам, больше разговаривающих между собой, чем смотрящих по сторонам. Но автоматы они держали кто в руках, кто на плече, наверняка с открытым предохранителем. Андрей не сомневался, что патрон у всех дослан в патронник. Довольно часто в окошках квартир он видел новороссийцев. Одни сразу задергивали занавески и исчезали в глубине комнат, другие смотрели на него как на поло-умного, третьи - удивленно, четвертые - озлобленно, пятые... Ой, да все по-разному. Новое лицо - новый человек, новая судьба. Но одно общее было у всех - никто не улыбался. Мрачные лица, в мрачных домах, полусумеречный город под заходящим солнцем. Андрей надеялся, что это закат дня, а не жизни. К восьми часам, когда сумерки охватили всю долину, он практически вышел из города. Многоэтажки закончились, начались сады и "частный сектор". Вернее, то, что от всего этого осталось: все открывшееся ему пространство было черного цвета, с вертящимися по этому, еще не остывшему пожарищу легкими завесами поднимаемой ветром золы. Далеко впереди, на выходе из долины, у поста ГАИ, светили два мощных прожектора, освещая долину из стороны в сторону, и, хотя еще не окончательно стемнело, эти лучи, казалось, сгущали мрак там, где их не было. Андрей поспешил спрятаться обратно в тень деревьев. "Придется идти в обход". Занятие это оказалось нудным, долгим и гораздо менее приятным, чем предыдущая его прогулка по дворам. Кусты, заборы, ямы, каналы со сточными водами, мазутом и прочими нефтеотбросами, лай собак, запах пожарища с приносимой ветром золой, обильно оседающей в носоглотке и многократно усилившей чувство жажды. Когда же ему показалось, что все преграды уже позади, начался подъем на склон хребта и идти стало намного легче, хотя бы потому, что ветер перестал доносить до него золу, наверху хребта, через примерно равные промежутки, загорелись огоньки костров. Лиха беда начало. Нет, прятаться уже надоело. Что он такое, в конце-концов, сделал, если ему приходится шарахаться каждого фонарного столба? "Давайте будем говорить на одном языке. Лучше на матерном. Другого вы все равно не понимаете". Андрей остановился, поправил рюкзак, чтобы тот лучше сидел на спине, достал прихваченный в магазине тесак, выдохнул, словно оставляя свои страхи, и крадучись пошел вверх. Что-что, а ходить по горным склонам он еще не разучился. У костра их сидело двое. Молодые парни с пушком на верхней губе. Наверно, их можно было незаметно обойти, но после уходящего дня не было никакого желания делать это. Воины разогрели на огне банки сухпайка, приготовили чай в котелке, когда один боец пошел в сторону кустов, находящихся на границе отвоеванного пламенем костра пространства, за которыми прятался Андрей, расстегивая на ходу ширинку, тот был уже готов, и как только воин приступил к "делу", прыгнул, приминая сухие, колючие ветки, и, в полете, рубанул тесаком по его шее. Пока второй сопляк разевал рот и шарил вокруг себя, пытаясь нащупать автомат, Андрей сорвал ствол с зарубленного им солдата и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок, успев поставить предохранитель на одиночную стрельбу и передернуть затвор. - В школе надо было на военную подготовку ходить, а не девчонок в это время по подъездам тискать. Костер почти погас под навалившимся на него телом. Конечно, стрелять совсем не входило в планы Андрея, но не разум, а внутреннее чутье подсказало ему последовательность действий, от которой теперь он не мог отойти. Содрав с лежащего рядом бойца "лифчик", он с удовлетворением ощутил его тяжесть, закинул на плечо, сходил за оставшимся в кустах рюкзаком, подошел к костру, снял не успевший обгореть "лифчик" со второго воина, отцепил от его пояса чехол с фляжкой, собрал котелок и подкотельник, бросил в рюкзак оставшиеся банки сухпайка, наполнил пластмассовую бутылку и термос водой из канистры, оглядел полянку, сыпанул туда же, в рюкзак, несколько упаковок патронов, из открытого "цинка", опрокинув остатки в костер. Посмотрел на ботинки бойца, отметил, что размер его, снял их, связал, и закинул на плечо. "Это моя страна, это моя Родина, не надо пытаться меня из нее выжить." И он торопливо, пригибаясь под тяжестью резко увеличившейся поклажи, "иноходью", как тогда, когда еще до армии бегал "под рюкзаком", ушел вверх по склону.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Как и прошлым утром, Андрей проснулся от холода и сырости, подозревая, что теперь ему не скоро удастся понежиться в глубине мягкой и теплой постели подложив руку под голову любимой женщины. Хотя сегодня и не было того облака, которое вымочило вчера всю его одежду, вместо него это сделала, с тем же успехом роса - хоть сам выжимайся. Облако, вчерашнее облако, где оно? Наверно, улетело за тридевять земель и давно уже растаяло в синем небе, а столько событий случилось за прошедшие сутки. "Хоть я и не Катерина, но в пору воскликнуть: "Почему люди не летают? Почему люди не летают как птицы?" А хорошо было бы взмахнуть сейчас руками, оторваться от бренной земли, промчаться широко расставив руки прямо над деревьями, задевая листву и улететь куда глаза глядят". После тех двух солдат он часа три продирался по зарослям кустарников, растущих на склоне хребта, стараясь уйти подальше и побыстрее от доносящихся до него криков, автоматных очередей и проносящихся над его головой, высоко в небе, трассеров. Теперь он понял, почему так матерился по рации командир полка, когда, перед самым дембелем, на проводимых учениях они, изображая "духов", стреляли ночью из "ДШК" поверх находящихся в горах солдат. Ну, тогда у них не было выбора: слева находились кишлаки с киргизами, справа - с узбеками, и только впереди, километров на десять были холмы Предалайских хребтов и прилегающая к ним полупустыня. Правда, никто из них не знал дальности стрельбы "ДШК", а ствол они задрали под сорок пять градусов, чтобы пули с запасом перелетели через место ночевки рот. Никто из солдат не пострадал, а местное население жаловаться обычно не приходило. Теперь стреляли поверх него. Стреляли с надеждой, что пули как раз и не перелетят. Потом, когда визг пуль остался позади, заметая следы, Андрей какое-то время шел по попавшемуся ему на пути ручейку, капитально промочив при этом кроссовки, снова продирался сквозь заросли, пока усталость не заглушила хлюпание воды в мокрых носках, остановился, достал одеяло, расстелил коврик и завалился спать. Ну их к лешему с их погоней. Проснувшись от обильно выпавшей под утро росы, обычно предвещавшей ясный, жаркий день, он потянулся, протер глаза, развел небольшой костерок и протянул к нему руки. "Нет, это совсем не то, что было две недели назад. Во-первых, не вечер, а утро, во-вторых, нет рядом моря, а в-третьих девчонок. Тоска". После ночи спина прямо разламывалась от тяжелой и неудобной ноши, все-таки давно он не носил на плечах нормальный рюкзак, килограмм под сорок весом, да и то место, где он ночевал, нельзя было назвать "президентскими апартаментами", а сложить как надо рюкзак во время ночного бегства было некогда. Так и шел полночи с "лифчиками" на плечах и выпирающими банками консервов в рюкзаке, постоянно пытаясь переложить свою поклажу поудобнее. Было чуть больше шести, тень еще преобладала над светом, до дневного тепла было далеко, костер чадил, дымил и совсем не хотел греть и гореть. Чтобы хоть как-то согреться, Андрей решил разобраться в своих вещах, а заодно и правильно уложить рюкзак для дневного перехода. "Итак, что мы имеем?" Полтора сухпайка, в которых больше всего он обрадовался сухарям и незамедлительно стал один жевать - вчерашние рыбные, на масле, консервы до сих пор стояли комом в горле. Дня на три-четыре еды должно было хватить. С водой тоже особых проблем он не видел четыре литра, считая появившуюся у него фляжку, вполне достаточно на двое суток. Итого восемь килограмм, считая вес термоса, фляжки и котелка с подкотельником. Кроссовки, одеяло, коврик и одежда - еще килограмма четыре. Полусапожки на ногах он считать не стал. "Хорошо было бы достать спальный мешок. Ага. А еще палатку, рюкзак побольше, газовую горелку, автомашину, самолет и толпу шерпов для переноски всего этого". Автомат, подствольник, патроны и гранаты тянули где-то на "пятнашку". В сумме получалось порядка тридцати килограмм. "Однако". Впрочем, когда Андрей аккуратно уложил все вещи в свой раздувшийся и едва ли не трещавший по швам рюкзак, он не показался ему таким уж тяжелым. В конце концов, автомат он взял в руки, часть патронов и гранат рассовал по карманам одетого "лифчика". Перекусив, он разрыл штык-ножом землю, закопал оставленный мусор и тщательно, как только мог, скрыл все остальные следы своего пребывания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11