В воздухе носилась угроза.
И вот настало время: ее выволокли из двери, потащили по коридору, заставили спускаться вниз по ступеням. Одна, вторая... Джоанна споткнулась и чуть не упала. Ей связали руки, и грубая веревка впилась в запястья.
- Я ничего не вижу, - проговорила она и была неприятно поражена, услышав в своем голосе беспомощность и страх.
Джоанна была ветераном работы с кадрами. Она давно привыкла к тому, что перед ее столом нескончаемой чередой проходят девочки-недотроги. Почему-то это всегда были одни девчонки: они всхлипывали и жаловались, что их по-всякому обидели. Она их выслушивала, кивала, улыбалась, сочувствовала, но в душе всегда хотела спросить: «А что же вы сами за себя не постояли?»
Сейчас она оказалась на их месте и тоже могла только хныкать и умолять. Запястья уже горели, а она по-прежнему находилась в доме. В нос ударили запахи подгоревшего жира, масла и ананаса. Видимо, она проходила через кухню. Вернее, не проходила, а ковыляла, спотыкаясь и чуть не падая.
Джоанне никто не ответил. Или ответили по-своему. Когда она сказала: «Я ничего не вижу», ее сильнее дернули за веревку, так что она ударилась плечом о стену.
Вот такой был их ответ - заткнись.
Потом они оказались на улице. Джоанна ощутила терпкий аромат сосны, сладкий привкус розы и знакомую тошнотворную вонь бензина. Воздух был особенный - не ночной, но предрассветный, уже насыщенный утренней росой. Было до боли прекрасно вновь оказаться на улице и вдохнуть прохладу тихого ветерка. Вот только ее уводили от уже знакомого к совершенно неведомому.
Прочь и от Джоэль.
Открылась дверца машины.
Нет, оказалось, что это не дверца - ее затолкали в багажник. Не нашлось добрых рук, чтобы поддержать, и Джоанна, ударившись щекой о пол багажника, вскрикнула.
- Silencio, - приказали ей.
Крышка захлопнулась. Страх скрутил сильнее, чем веревка на запястьях. В багажнике не так уж много воздуха. Рано или поздно он кончится, как бы редко она ни старалась дышать. Грудь Джоанны вздымалась, словно она только что вернулась после интенсивной утренней пробежки.
«Успокойся, - твердила она себе. - Прекрати панику».
Мотор с урчанием завелся, затем открылись и закрылись дверцы. Машина тронулась с места. Сначала медленно, переваливаясь, как лодка, с боку на бок. Плавно повернула направо, налево и набрала скорость.
Шоссе?
Куда? Или откуда?
По крайней мере она не задохнется в дороге. Как только машина устремилась вперед, в лицо Джоанне ударила струя холодного воздуха. Чтобы пленница могла дышать, из-под багажника выдрали часть обшивки.
Это ее немного обнадежило. Если тюремщики позаботились о том, чтобы куда-то доставить ее живой, может быть, не убьют и в конце поездки. Надо надеяться.
Надо держаться.
Они ехали час. А может быть, два.
Тяжелее всего было переносить скрюченную позу. Связанные руки, зажатые между туловищем и полом, вскоре онемели. Хуже всего приходилось плечам. Как только машина попадала в очередную выбоину, плечи и грудь пронзала режущая боль. Автомобилю срочно требовались новые амортизаторы, а дороге - ремонт покрытия. Несколько раз Джоанне казалось, что они проваливаются в какую-то дыру.
Мужчины в машине включили радио. Шел репортаж о какой-то игре с мячом, наверное, о футболе.
Но что бы там ни было, передача приковала внимание ее тюремщиков. Они смеялись, шумно спорили, ругались. Их оказалось трое - Джоанна различала три разных голоса.
Но чем дольше она находилась в темноте багажника, тем сильнее становилось ощущение, что рядом с ней есть еще кто-то.
Джоэль.
Она пять лет мечтала завести ребенка. И вот вошла в сиротский приют Святой Регины и приняла на руки необыкновенную маленькую девочку. Сила любви к ребенку была сейчас ее слабостью. Джоанна поняла, что связь между ними прочнее, чем пуповина, - она на всю жизнь.
«Я принесу ее опять», - пообещала Галина.
Но чего стоит обещание похитительницы людей? Особенно теперь, когда Джоанну куда-то везли. Из глаз хлынули слезы и промочили маску. Шерсть сильнее запахла пылью.
«Прекрати!»
Через некоторое время она, наверное, задремала.
Потому что внезапно поняла, что машина не движется. Струя воздуха больше не била в лицо, ухабистая дорога не выворачивала наизнанку желудок. Радио в салоне не работало.
Джоанна услышала, как где-то неподалеку громко и чисто пропел петух.
Крышка багажника открылась, и сквозь переплетение шерстяных нитей маски просочился серый свет. Ее вытащили за ноги. Джоанна ударилась губой о металлическую кромку и ощутила вкус крови.
Теперь она стояла на ногах. Мужчина, который так грубо с ней обошелся, не упустил возможности провести ладонью по ее грудям, рассмеялся и проговорил нараспев:
- Bueno.
По спине Джоанны пробежал холодок страха: среди всех возможных концов, среди различных унижений и насилий, которые она мысленно перебирала в самые жуткие минуты, такое даже не представлялось.
Хотя - почему нет?
Мужчина перестал ее лапать и куда-то повел. Под шерстью маски Джоанна различала неясные тени. Они оказались в доме.
В дверь вела высокая ступенька, о которой ее никто не предупредил. Джоанна споткнулась и стукнулась коленом о твердый камень. Ее тут же снова вздернули на ноги и ввели в помещение, которое, должно быть, служило коридором. Она смутно ощущала стены по обе стороны.
«Пахнет фермой», - подумала она.
Овцы, коровы, курицы. Неотделанные деревянные балки. Свежевыпеченный хлеб.
Внезапно они остановились, и с головы Джоанны стянули маску-чулок.
Она оказалась в небольшой комнате, ненамного отличавшейся от той, которую недавно покинула. Окна были тоже забиты. На полу валялся грязный матрац - близнец того, на котором она проспала восемь ночей. Но была одна существенная разница: здесь находились люди.
Две женщины.
Когда охранники удалились, они подошли прикоснуться к Джоанне, словно не доверяли глазам и хотели убедиться, что она в самом деле существует.
- Hola, - поздоровалась одна из них, на вид лет сорока пяти.
- Я американка, - ответила Джоанна. - Вы говорите по-английски?
- Не часто. Да и тебе теперь тоже нельзя, - улыбнулась другая.
* * *
Их звали Маруха и Беатрис.
Маруха была журналисткой - ровно до тех пор, пока ее не вытащили из машины прямо на площади Боливара. А Беатрис занимала ответственный пост в правительстве и предложила применять к бандитам более строгие меры. Она поплатилась тем, что ее похитили на улице средь бела дня, на ее глазах убив телохранителя.
Через несколько минут после того, как привели Джоанну, в комнате появился мрачного вида человек, который назвался доктором. Он объявил, что всякие разговоры между ними запрещены. И при этом погрозил пальцем, словно рассерженная наставница в монастырской школе для девочек.
Другие охранники более снисходительны, сказала Маруха. Или по крайней мере обращают на своих пленниц меньше внимания. По вечерам они главным образом слушают репортажи с футбольных матчей по радио в коридоре или смотрят по телевизору «мыльные оперы».
Джоанна потеряла Пола, затем Джоэль. Теперь ее окружали люди, которые прошли те же испытания, что и она. У них были семьи, дети, родители. И они ее понимали.
Женщины шептались и переговаривались жестами. Маруха и Беатрис поведали Джоанне свои истории, показали фотографии своих супругов, детей и даже домов. Одна из них жила в фешенебельном районе Боготы Ла Калера, другая обосновалась на холмах над городом.
Когда они спросили, есть ли у Джоанны дети, она ответила: «Да. Девочка». Но никаких фотографий у нее нет. Только образ, который она хранит в мыслях. Джоанна рассказала, что произошло с ней и Полом. Маруха и Беатрис вздыхали и сочувственно качали головами.
Все трое спали на одном матраце - валетом. Маруха, в той, прошлой, жизни бывшая неисправимой курильщицей, ужасно храпела. Беатрис, пытаясь ее утихомирить, толкала под ребра. Разумеется, с любовью, по-сестрински.
Они, должно быть, находились в горах, решила Джоанна. Ночью стало безумно холодно, при дыхании изо рта вырывался пар, и они, пытаясь согреться, прижимались друг к другу. А утром доски на окнах покрылись пятнышками инея.
На второй день у Джоанны возникло ощущение, что все это - какая-то нескончаемая вечеринка в пижамах. Они заплетали друг другу волосы. Кто-то из охранников дал Марухе пузырек дешевого лака для ногтей «Алая страсть». И они по очереди делали друг другу маникюр и педикюр.
Мужчина, который щупал груди Джоанны, больше не приближался, и ее страх перед насилием постепенно померк, уступая место другим страхам. Разумеется, страху перед смертью.
И другому, грызущему изнутри, который был едва ли не страшнее: удастся ли когда-нибудь отсюда выйти?
Маруха и Беатрис были похожи на давно сидящих в тюрьме и уже угасающих узниц; их лица посерели. И Джоанна спрашивала себя, как скоро и ее кожа приобретет такой же оттенок.
Иногда, сообщила Беатрис, охранники позволяли им смотреть вместе с ними телевизор. И они с нетерпением ждали выпусков новостей. В этих выпусках время от времени появлялись их мужья и дарили крупицу надежды.
«Мы ведем переговоры. Мы пытаемся вас вытащить. Бодритесь».
Джоанна понимала, что у нее такого утешения не будет. Пол уехал и растворился в эфире так же мгновенно и бесследно, как ее прошлая жизнь.
На третье утро раздался стук в дверь. Это само по себе было необычно: охранники привыкли вваливаться в комнату, когда им заблагорассудится, не обращая внимания на то, что их пленницы могли лежать, шептаться или даже, полураздевшись, протирать себя губкой из ведра с чуть теплой водой. «Купание шлюхи» - кажется, это так называлось?
Но на этот раз все трое сидели одетые в центре комнаты и коротали время, составляя список своих любимых городов. Беатрис выбрала Рим, Рио и Лас-Вегас. Маруха - Сан-Франциско, Буэнос-Айрес и Акапулько. Настала очередь Джоанны. Но она не могла придумать ничего, кроме Нью-Йорка. Города, в котором жила и в который изо всех сил желала вернуться.
Дверь открылась. В комнату вошла Галина.
До какой же степени отчаяния дошла Джоанна, если вид ее похитительницы вызвал у нее прилив... чего же именно? Радости? Облегчения? Или просто удовольствия от вида знакомого лица?
Может быть, такое чувство возникло от того, что Галина выглядела по-другому, чем в прошлый раз, когда мрачно объявила Джоанне, что Полу не удалось выполнить задание. Теперь она была больше похожа на другую Галину - ту, с которой каждый с удовольствием посидел бы на солнышке на скамейке в парке.
Она поманила к себе Джоанну - хотела ей что-то сказать.
- У нас есть вести от вашего мужа. - Галина сжала ей руку. - Подождите, все еще образуется.
Сердце Джоанны, или ее дух, - словом, то, что способно вознести человека на седьмое небо, всколыхнулось в груди. И не потому, что она услышала радостную новость. Нет.
Галина приехала в горы не одна. Следом за ней вошел один из охранников - тот застенчивый паренек, что выглядел лет на тринадцать.
Он нес на руках Джоэль.
Глава 23
Они переехали Уильямсбургский мост, нырнули в тоннель Линкольна и направились куда-то за пределы Джерси-Сити. Было пять часов вечера. Безлюдную дорогу обрамляли поля колышущейся тимофеевки. «Высокой, до глаза слону». Строка была из любимого мюзикла Джоанны - «Оклахомы». Пол сказал Майлзу, что на их последнюю годовщину они с Джоанной ходили на возобновленную постановку спектакля.
Слово «последняя» застряло у него в горле.
Прошло три дня и восемнадцать часов с тех пор, как он оставил жену и дочь.
Болото вибрировало от непрерывного гудения насекомых. Но счет в бейсбольном матче «Большой лиги» был превосходно слышен. Майлз слушал с жадным вниманием.
- Бейсбол - такой спорт, в котором очень трудно выверить шансы на успех. Жестокий.
- Вы имеете в виду тотализатор?
- Да. Тут все дело в пробежках - одной, другой, третьей, и все в конечном итоге зависит от питчера. Худшая на свете команда может выиграть шестьдесят раз в год. Вот и думай тут, на кого ставить.
- Не знал, что вы делаете ставки.
- По крохам. По двадцать, тридцать долларов, чтобы поднять настроение. Знаете, это мой маленький бунт против предписанного традициями образа жизни. У ортодоксального иудея на все есть свои скрупулезные правила. Может вывести из себя.
Пол предположил, что и присутствие Майлза на работе без кипы - тоже маленький бунт против предписываемого образа жизни.
- А вам не приходило когда-нибудь в голову отказаться от своей ортодоксальности?
- Еще как приходило. Но кем я буду в таком случае? Задавать мне подобный вопрос - все равно что спрашивать черного, не желает ли он перестать быть черным. Можно размышлять как угодно, но вы тот, кто вы есть.
- И что, существуют правила по поводу ставок на бейсбольные матчи?
- Безусловно. Правила предписывают сторониться подобных занятий. - Майлз выключил радио.
Пол чуть не сказал, сколько часов во время обеда они с коллегами провели, устанавливая актуарные вероятности выигрышей в бейсболе с разными питчерами и разными бэттерами на разных полях. Он мог бы сообщить Майлзу, что, когда на третьей площадке Комо-парка появляется Барри Бондз, вероятность выигрыша три к одному. Два раза из трех он запускает мяч в стратосферу.
Но промолчал.
Пол понимал: адвокат говорит о спорте, чтобы не говорить о другом. О том, что они делали в данный момент. А в данный момент они предполагали встретиться с наркодельцами на болотах за Джерси-Сити. Если бы они говорили об этом, то вынуждены были бы признать, что безнадежно преступили закон.
- Спасибо, - сказал он.
- За что?
- За то, что вы для меня делаете.
Майлз немного помолчал.
- Это я отправил вас в Боготу. Сказал, что там совершенно безопасно. И теперь чувствую определенную ответственность.
- Грандиозно! Может, я вас найму, чтобы вы предъявили иск самому себе?
- Я не занимаюсь исками.
- Вы давно работаете адвокатом? - спросил Пол.
- Давно? - повторил за ним Майлз, словно никогда не задавался этим вопросом. - Слишком давно. И недостаточно давно. Зависит от настроения.
- А почему вы захотели стать юристом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37