– Ну вот! – произнесла мать Ореола. – Теперь о нем позаботится Дева Мария.
Схватив мула за уздечку, она потянула его вперед, чтобы нагнать упущенное время. Удивленное животное заторопилось, встряхивая на ходу тело бедняги.
Мать Ореола догнала обоз, поручила усопшего сестре Гарсии и заняла свое место впереди. Она двигалась, бормоча молитву, а печальный кортеж тянулся за ней.
Где же австрийцы в авангарде и мексиканцы в арьергарде? И те и другие исчезли, вовсе не заботясь о людях, которых должны были защищать. Настоятельница нахмурилась. Она не испытывала страха, нет, это чувство было ей незнакомо, столько тяжелого пришлось видеть в жизни. Сердце сжимала необъяснимая тревога.
Внезапно началась нешуточная перестрелка. Мать Ореола обернулась: неужели партизаны способны на такое зверство – атаковать обоз раненых! Но нет, звуки слышались впереди. Она увидела, что австрийский отряд беспорядочно отступал.
Сонно передвигавшиеся солдаты поленились вести разведку на марше и попали в засаду республиканцев.

ГЛАВА 2

Паника австрияков. -«Люди, назад!» – На помощь! -Здесь Ртуть! – Свободен ли путь? – Военная хитрость. -Повешенные. – Катастрофа. – Находка Сиори.
Нападение совершилось так быстро и неожиданно, что австрийцы не успели защититься.
По обеим сторонам дороги стеной стоял строевой лес, откуда и раздались выстрелы. Офицер первым упал с лошади и остался лежать на спине, раскинув руки, с простреленной головой. Из седел было выбито с десяток всадников.
Остальные, обезумев от страха, начали стрелять наугад в темноту. Непрерывная перестрелка продолжалась. Охваченные паникой (увы, это вполне понятно!), австрияки развернулись и, спасаясь от неминуемой гибели, рванули во весь опор в сторону обоза.
Мать Ореола почуяла беду, которая была пострашнее предыдущих. Полсотни обезумевших кавалеристов могли смять на своем пути жалкую горстку раненых и калек. Настоятельница, собрав сестер, выступила вперед с серебряным крестом в поднятой руке. Она крикнула трубным голосом:
– Назад! Здесь раненые!
Солдаты на мгновение заколебались, но партизаны в это время выскочили на дорогу. Уверенные в победе, они принялись расстреливать австрийцев. У последних оставался один выход: смять обоз с ранеными.
Мать Ореола старалась удержать солдат, она кричала, умоляла, цеплялась за конскую сбрую… Но напор был слишком силен, женщина споткнулась, упала, сестры тоже не удержались на ногах. Потерявшие голову всадники не владели собой, страх превратил их в бестолковых животных. Они саблями расчищали себе дорогу.
Настоятельнице все же удалось подняться, она и сестры хватали лошадей за гривы, но солдаты колотили их пистолетами по рукам. Один из них ударил мать Ореолу прикладом по голове, но та не отступила.
До первых рядов обоза оставалось не более двадцати метров. Повозки остановились, проводники в страхе забились под них. Послышались испуганные вопли раненых. Те, кто был способен передвигаться, пытались пересечь обочину дороги, чтобы скрыться в лесу.
Напрасные усилия! Ничто не могло предотвратить катастрофы. Внезапно из леса выскочили неизвестные люди в красных куртках и встали между всадниками и обозом. Сколько же их? Человек двадцать, colorados, с ножами в зубах и карабинами в руках.
Как военный клич, прозвучало имя командира:
– Ртуть! Ртуть!
Это имя знали во всех уголках Мексики, отряд «ртутистов» героически исполнял свой долг.
Одержав победу над Карбахалем, Ртуть сражался не на жизнь, а на смерть. Это были самые трагические минуты его жизни, когда злодей Бартоломео Перес проговорил ужасные слова: «Я убил твою сестру!» С тех пор Ртуть пылал бешеным гневом против бандитов, действовавших под маской патриотов.
Капитан упорно шел по следу партизан, как индеец в прериях, уничтожал врагов, а сам, непобедимый и неуязвимый, как мифический бог, проходил сквозь огонь и пули. Товарищей его тоже не брали ни пуля, ни нож, они всегда были готовы исполнить приказ.
Бедняк, парижский гаврош, смуглый от жаркого солнца, получил добрый десяток ранений, от которых другой давно бы помер, а он презрительно называл их царапинами. Питух лишился еще двух пальцев, но продолжал сжимать горн в руке. Бомба, как преданный пес, неотступно следовал за своим командиром, готовый броситься на его защиту. Толстяк был бы отменным воином, если бы не привычка постоянно спрашивать: что же все-таки французы делают в Мексике? Марселец Мариус ухитрился готовить родной буйабес Буйабес – одно из любимых французами блюд, приготовленное из продуктов моря, но без рыбы

даже в тропиках. Грек Зефи слишком часто ставил свои денежки на карту в играх, где главным козырем служил нож. Негр Сиди-Бен-Тейеб почернел еще больше, лишь белые зубы блестели.
Смельчаки готовы были пойти за Ртутью куда угодно, хоть в ад, чтобы схватить сатану за хвост.
Как же они оказались здесь и успели предупредить беду? Друзья сами не знали. Как добрые ангелы, colorados следовали за Ртутью. Безошибочный инстинкт вел капитана в самое пекло. Ртуть в мгновение ока оценил ситуацию, увидел, как героически держалась мать Ореола и как преданно защищали сестры свой лазарет.
Быстро прозвучала команда, и вот уже отряд, поджидавший партизан, стремительно выскочил на дорогу. Французов было двадцать пять человек, а перепуганных австрийцев – более сорока.
В одну секунду «ртутисты» рванулись наперерез паникерам и задержали их, отбиваясь кулаками, ногами и прикладами. Капитан схватил здоровенного австрийца, стащил с лошади и, прикрываясь им, будто щитом, бросился вперед.
Colorados рьяно взялись за работу. На каждого приходилось по два человека. Подумаешь, и не в таких переделках бывали! Отряд австрияков усмирили, кровь не пролилась, ни одну повозку не повредили.
– Ртуть! Ртуть! – стонали раненые.
Мать Ореола суетилась, успокаивала несчастных, ободряла их.
Конечно, австрийцы, хорваты и венгры отнюдь не были трусами. Они хорошо знали Ртуть и его отряд. Значит, к ним подоспело подкрепление!
Странное дело: партизаны, которые навели столько страху своими выстрелами, не подумали продолжать преследование. Дорога перед обозом оказалась свободной.
Австрийцы рассказывали Ртути, что вон там, в ста пятидесяти метрах отсюда, на них напали. В зарослях лишь сверкали ружейные стволы, а самих стрелков не было видно. Значит, возможна еще атака.
Единственная опасность, которую удалось избежать, – это столкновение беглецов с обозом. Но теперь следовало держать ухо востро. Угроза нападения оставалась.
Капитан созвал нечто вроде военного совета с матерью Ореолой и двумя австрийскими унтер-офицерами.
– Наш первейший долг – спасти несчастных, судьба которых вверена нам. Пусть мы погибнем все до одного, но ни один волос не должен упасть с головы раненого. Вам, господа австрийцы, предстоит искупить вину. Не сомневаюсь, что на вас можно рассчитывать.
Один из унтер-офицеров, Людвиг Харресталь, высокий блондин с тонкими чертами лица и изысканными манерами, истинный венский аристократ, ответил:
– Вы сказали чистую правду, капитан Ртуть! Я сражаюсь уже десять лет, и мне стыдно за то, что я сделал или чему попустительствовал… Располагайте нами, приказывайте!
Ртуть понимал стыд воина, который поддался панике, безумному и непреодолимому чувству. Он протянул австрийцу руку:
– Вот вам моя рука, сударь. Пусть смелая женщина, так храбро защищавшая свою паству Паства – термин, традиционно применяемый в христианской церкви по отношению к рядовым верующим, мирянам, которые сравниваются с овцами, пасомыми пастырями (пастухами). В роли последних выступают священнослужители

, разрешит мне дать вам руку…
Людвиг повернулся к настоятельнице. В его голубых глазах блестели слезы. Славная женщина обняла беднягу.
– Ах, несчастный австрияк, как вы меня напугали! Все вы, мужчины, недорого стоите!
Настоятельница засмеялась, офицер нагнулся поцеловать ей руки, а она похлопала его по щекам.
– Идите… и больше не грешите!
– Вот что я думаю, – проговорил капитан. – Господа австрийцы находились в авангарде, а разве у вас не было еще и арьергарда?
– Как же! – ответила мать Ореола. – Целый отряд, сотня мексиканцев.
– Из гарнизона Монтеррея?
– Конечно.
Ртуть покачал головой.
– Как же получилось, что эти люди, заслышав выстрелы, не поспешили на выручку?
– Действительно, просто непонятно.
– Увы, не так непонятно, как вы думаете. В Монтеррее у Хуареса много приверженцев, особенно среди солдат. Итак, что мы имеем? Впереди – опасность, возможна новая засада. Позади – опасность, так как, по всей видимости, мексиканцы или предали нас, перейдя на сторону врага, или вернулись в Монтеррей, чтобы избежать столкновений. Значит, только мы, пятьдесят человек, охраняем сотню раненых, которые сами, конечно, защищаться не в силах.
Нечего и думать о том, чтобы отправить обоз обратно. Раненые измучены, дорога и так показалась им слишком длинной. Мы в часе пути от Сальтильо. Когда обоз окажется в безопасности, мы получим свободу действий и вернемся на поиски партизан. Вы слышите, господа австрийцы, обоз должен пройти, даже ценою жизни!! Вы поняли меня?
Ртуть говорил громко и убедительно.
Наш герой уже не был прежним разовощеким юнцом. Усталость, тревоги и переживания оставили свой след. Ранние морщины легли на его лоб, мелкие складочки притаились в уголках рта, и кто знает, не закрались ли в пышную шевелюру серебряные нити.
Он испытывал невыносимые муки, ему так не хотелось верить циничному признанию Бартоломео Переса в убийстве Долоры. Индеец Сиори тоже этому не верил, как, впрочем, и смерти самого Переса, хотя видел, как тот упал в бурлящий горный поток.
В человеке всегда живет смутная надежда, побеждающая любую боль. Будучи волонтером, предводителем разведывательного отряда, Ртуть прошел весь север Мексики, от Эрмосильо до Чиуауа, от берегов Рио-Гранде до Багдада и Матамороса. И везде – в городах, селах и на поле брани – он искал следы той, которую прозвали донья Альферес.
Капитан нигде не нашел девушки. Никого не осталось от банды, которой она командовала, находясь под преступным гипнозом. Даже слово «матадор» звучало гораздо реже.
Лишь несколько бандитов осталось от шайки Переса, а сам он был совсем забыт, и подозрительность Сиори казалась излишней.
Ртуть не решался признаться матери в том, что потерял надежду найти пропавшую сестру. Однажды сын написал бедной женщине, что, возможно, он сможет что-то узнать о судьбе ее дочери. Сколько раз потом он корил себя за это! Мать поверила в чудо. И ждала с нетерпением встречи с потерянной дочерью. Ртуть отвечал уклончиво. Он боялся сразить ее признанием, лишавшим дорогую матушку единственной надежды.
Сейчас, когда ему предстояло вновь рисковать жизнью, почему-то эти думы снова овладели юношей, и он мысленно обратился к своей матушке.
– Что с вами, капитан? – спросила мать Ореола, внимательно наблюдавшая за ним. – Как будто тайная печаль гложет вас?
Ртуть посмотрел на славную женщину, серьезное лицо которой светилось добротой.
– Правда, у меня большое горе… Но зачем воскрешать в памяти тягостные воспоминания! Сейчас не время. За работу! Мы должны выполнить свой долг.
– Хорошо, – произнесла настоятельница. – Но обещайте, если мы выйдем живыми из этой переделки, поведать мне ваши несчастья. Кто знает? Старая отшельница, возможно, утешит вас.
– Я обещаю, – молвил Ртуть.
Он выпрямился, вся энергия вернулась к нему. Стало ясно, что мексиканский эскорт исчез. Значит, нужно рассчитывать лишь на свои силы: двадцать пять colorados и человек сорок австрийцев.
Ртуть осмотрел обоз и внес некоторые изменения. Всадники посадили с собой на лошадей легкораненых, мулов напоили и накормили. Раненые, окруженные заботой, совсем успокоились. Продвижение продолжалось быстрее, чем прежде.
Прибыв на место засады, капитан остановил обоз и вместе с Бедняком и Питухом отправился на разведку. Мать Ореола следила за ними взглядом, сложив руки на кресте.
Разведчики миновали опасное место. Тишина…
По приказу Ртути десяток солдат рванулись на опушку леса и прочесали заросли.
Ничего! Неужели враги удовольствовались таким ничтожным успехом, застрелив без боя несколько человек? Капитан не мог этому поверить. Интуиция опытного воина подсказывала ему, что спокойствие обманчиво, здесь таилась ловушка.
Сиори больше не покидал Жана Делорма, став его рабом, верным псом… Индеец, на своем ломаном французском, старался переубедить хозяина, отвлечь от тягостных мыслей. В глубине души краснокожий был уверен в том, что оба героя страшной драмы живы. Перес выкрутился, он не умел иначе, он обманул даже смерть!
В то время как Ртуть искал в лесу партизанский отряд, Сиори куда-то ушел и пока не появлялся: он всегда действовал по собственному разумению, а не по приказу. Ах, если бы он был рядом, верный слуга! Капитану очень не хватало этого человека с чутьем ищейки.
Наконец добрались до места, где дорога неожиданно расширялась. С одной стороны линия леса изгибалась, образовывая зеленый полукруг, а с другой – зелень уступала место беспорядочно нагроможденным утесам высотой более сорока метров. Вдали виднелся Сальтильо, похожий на сказочный городок в лучах заходящего солнца.
Ртуть, шедший впереди, посмотрел на этот чудесный вид, и крик удивления и ужаса вырвался из его уст. На деревьях висели человеческие тела. Он узнал австрийцев, раненых из обоза, пленных…
Мать Ореола при виде чудовищного зрелища зарыдала и упала на колени. Что же это за война такая? Неужели люди возвратились к варварству, как в древности?
– О, дикарь! – прошептал Ртуть.
Вдруг рядом с ним выросла человеческая фигура.
– Мой верный Сиори, это ты!
– Да, это Сиори, твой раб! Слушайся его совета, иначе ты пропал… и раненых перебьют всех до единого.
– Откуда ты знаешь?
– Я искал, подсматривал и увидел… за десять полетов стрелы отсюда вас поджидают двести партизан. Мексиканцы, сопровождавшие обоз, перешли на сторону Карбахаля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26