Она чуть не пролила шоколад — так ей понравилась эта мысль.
Несколько минут спустя Мэри поднялась на второй этаж, прошла по черной лестнице на половину слуг и зашла к себе в каморку. Прихватив с собой коричневое платье из грубой шерсти, она вернулась к молодой хозяйке.
Глава 19
Если бы Лауре дано было знать, какие мысли занимали в это время Алекса, ей было бы легче.
Для него ночь превратилась в настоящую пытку — долгую и мучительную. Его гнев улетучился. В какой-то момент он едва удержался — ему безумно хотелось вернуться в спальню Лауры и разбудить ее так, как должен будить жену муж, то есть нежным поцелуем.
В конце концов, она не лгала ему в главном — с самого начала заявила, что любит его. Конечно, поступки ее были довольно неординарны, но их трудно назвать поступками расчетливой, испорченной женщины — это были импульсивные действия ребенка, и в этом смысле Лаура мало изменилась за последние четыре года.
Права она и в другом: он не узнал ее, ни разу ему не пришло в голову, что зеленые глаза, принадлежавшие теперь обольстительной красавице, смотрели на него с веселого детского личика соседской девочки. Он не догадывался о том, что оранжевое облако буйных кудряшек может превратиться в шелковистый водопад золотистых волос, тех самых, что сводили его с ума. И он не подумал о том, что худенькая девочка может стать обворожительной женщиной.
Но она, даже повзрослев, не утратила способность доводить его до бешенства — терзала и мучила, как прежде.
Он в гневе покинул церковь, и Лаура бросилась следом за ним. Он накричал на нее, и она не осталась в долгу. Он показал ей то, что осталось от его лица, и она поцеловала его.
Но ей и этого оказалось мало: ночью она отправилась его искать — даже тогда не могла допустить, чтобы последнее слово осталось не за ней.
Утром Алекс с трудом сдерживался, слушая шуточки и насмешки Уильяма Питта.
— Поверь мне, мальчик мой, — говорил министр, снисходительно похлопывая Алекса по плечу иссохшей рукой. — Поверь, такую свадьбу я не хотел бы пропустить ни за что на свете.
— Я рад, что вы получили удовольствие, сэр, — в смущении пробормотал граф, вызвав у гостя очередной приступ веселья.
— Между прочим, ваша горничная пожелала ввести меня в курс ваших дел, Алекс, — продолжал Питт, посмеиваясь.
— Горничная, сэр? — Граф напрасно метал взглядом молнии — Уильям Питт был не из тех, кого легко запугать. До сих пор это не удавалось и королю.
— Да, мальчик мой. У вас весьма необычные слуги, — поделился своими впечатлениями министр. Опираясь на руку секретаря, он уже направлялся к карете.
— Горничная, сэр?… — бормотал Алекс, все более укрепляясь в своих подозрениях.
— Черт побери, что ты вытворяешь?! — закричал он, обнаружив Лауру не в спальне, хотя именно там и положено было находиться графине в этот утренний час, а в Оранжевой гостиной, где она, облаченная в безобразнейшее коричневое платье, выгребала золу из камина.
Скромно опустив глаза, Лаура вытерла ладони о лиф платья и низко поклонилась Алексу — так кланялись графу самые незаметные из его слуг.
Алекс был в бешенстве. Его жена, графиня Кардифф, изображает служанку!
— Чищу, милорд, — ответила она наконец.
На крик хозяина прибежал Симонс — маска нового фасона не заглушала слова, так что дворецкий тотчас же услышал голос графа. Несколько секунд спустя явилась и миссис Седдон. Домоправительница с дворецким сразу поняли, в чем дело, однако оба хранили молчание. Им не хотелось рассказывать о том, как молодая графиня заявилась утром на кухню в самом невзрачном из платьев Мэри и, не сказав никому ни слова, принялась чистить сковородку. Впрочем, никто и не подумал ее останавливать. Никто не захотел нарушать идиллию этого часа — самого лучшего часа дня, когда можно спокойно насладиться горячим чаем и булочками с маслом.
— У нас что, не хватает служанок, миссис Седдон? — осведомился Алекс. — Почему моя жена выполняет черную работу?
Домоправительница не смела поднять на графа глаза. Она по-прежнему молчала, мысленно проклиная тот день, когда появилась в Хеддон-Холле.
Лаура тем временем вернулась к своему занятию, то есть принялась выгребать золу из камина. Услышав скрежет совка, Алекс резко обернулся. В следующее мгновение граф уже тащил жену куда-то вверх по лестнице. Не выпуская ее руки, он распахнул двери и затащил Лауру в ту самую комнату, где она провела свою первую брачную ночь.
Граф был в таком бешенстве, что Лаура сочла за благо молчать, хотя запястье ее ужасно болело в том месте, где его только что сжимали пальцы мужа.
— В чем дело?! — загремел он так, что находившиеся внизу Симонс и миссис Седдон услышали его крик и переглянулись, — оба были очень довольны, что легко отделались.
Лаура заметила, что шея мужа побагровела и вена на ней пульсирует. Что ж, хотя ей и пришлось провести ночь в одиночестве, она Алексу все-таки не безразлична.
Тут он схватил ее за плечи и стал трясти. Лаура прекрасно понимала, что вопрос ставится шире — речь шла не только о том, что она снова нарядилась горничной.
Собравшись с духом, Лаура заставила себя улыбнуться и проговорила:
— Вы не желаете видеть меня в облике жены, милорд, вот я и решила вызвать к жизни лучшие времена, когда я была для вас всего лишь служанкой.
— Вы хотели бы вспомнить эти времена, миледи?! — снова закричал граф.
И в то же время он любовался ее фигурой. Она выглядела чрезвычайно соблазнительно в слишком коротком для нее и тесноватом платье; можно было даже предположить, — разумеется, граф тотчас же отбросил эту мысль, — что Лаура выбрала такое платье специально — чтобы подчеркнуть гибкость талии и обтянуть пышную грудь, так и норовившую выскочить из тесного лифа. Алекс невольно косился на шнуровку, едва удерживавшую половинки лифа.
Лаура молча прошлась по комнате. Затем подошла к большому круглому столу.
— Если вы хотите развлечься, леди Уэстон, — продолжал граф, — я могу предложить вам другую игру.
Он подошел к ней вплотную, и она невольно отступила. Однако граф привлек жену к себе и принялся распускать шнуровку на ее платье. На сей раз Лаура не отступила; прикоснувшись кончиками пальцев к белой рубашке мужа, она весело рассмеялась.
— Больше не смей надевать коричневое, — пробормотал Алекс. — Ты, должна носить белое, кремовое и изумрудное, но не унылый коричневый цвет.
— Конечно, милорд, — сказала Лаура, взглянув на свою грудь, ее муж смотрел туда же.
Граф подумал о том, что его жена и в лохмотьях выглядела бы как королева и была бы такой же соблазнительной, как в эти мгновения.
Лаура вдруг отстранилась и отступила на шаг.
— Минуточку, милорд, — сказала она, присев в реверансе. Граф возвел взор к потолку, он просил Господа не лишать его терпения.
Лаура тем временем вымыла в тазу руки, затем вытерла их полотенцем, наконец, сняла с головы огромный уродливый чепец. Покачивая бедрами и не переставая улыбаться — в ее зеленых глазах вспыхнули огоньки, — она подошла к мужу и не торопясь расшнуровала лиф, полностью обнажив груди. Граф прикоснулся пальцем к розовому соску, и от его прикосновения сосок тотчас же отвердел и удлинился.
Обхватив жену одной рукой за талию, Алекс прижал ее к себе и с улыбкой спросил:
— Не это ли тебя возбуждает, моя дорогая? Не сознание ли того, что моя плоть жаждет тебя, в то время как разум призывает к осторожности?
Он по— прежнему улыбался и по-прежнему смотрел на ее обнаженную грудь.
Но Лаура не испытывала ни смущения, ни стыда. Ведь это был Алекс… Даже в первую ночь с ним она не чувствовала того, что должна была бы чувствовать скромница. И вообще, думая о нем, она никогда не была скромной. В то время как другие девочки мечтали о рыцаре на белом коне, Лаура всегда точно знала, чего хочет.
Тут граф негромко рассмеялся и проговорил:
— Если вам так нравится играть чужие роли, миледи, представьте, что вы шлюха с лондонских улиц. Ведь вам так хорошо удается притворяться… Так вот, представьте, если хотите, чтобы мы сторговались. Вы отдаетесь мне за деньги. Забавно, не правда ли?
— Только если вы позволите мне участвовать в этой игре, милорд, — сказала Лаура.
В следующее мгновение она запустила руку графу за ремень, словно и впрямь была опытной развратницей. Поглаживая пальцами отвердевшую мужскую плоть, Лаура смотрела на мужа и улыбалась.
Весьма озадаченный действиями своей юной жены, граф пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. И вдруг резким движением задрал ее юбки до самой талии и провел ладонью по бедру. Затем, прикоснувшись к ее лону, с улыбкой проговорил:
— Рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками. Садовый же источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана.
Тут рука графа легла на живот Лауры, и она почувствовала жар его ладони.
— Живот твой — как стог пшеницы между лилиями, — продолжал Алекс. Отступив на шаг, он посмотрел ей в глаза, затем накрыл ладонями ее груди. — Груди твои — как две юные серны, а шея — столп Соломонов. — Он принялся поглаживать пальцами соски. Потом, склонившись над ней, коснулся ее губ губами и прошептал: — И уста твои источают мед и молоко, и слаще они любого вина.
— Библия? — изумилась Лаура. Алекс рассмеялся.
Она вся состояла из противоречий. Искусительница — и в то же время наивная девочка. И никогда не знаешь, как она себя проявит в следующий момент.
Вновь прикоснувшись губами к ее губам, Алекс чуть отстранился и снова заглянул ей в глаза. Затем принялся целовать ее груди. Когда он осторожно прикусил один из сосков, Лаура вздрогнула И тихонько застонала.
— Тебе приятно? — спросил он хриплым шепотом.
— А тебе, Алекс? — спросила она и снова принялась поглаживать его восставшую плоть.
Граф закрыл глаза и стиснул зубы. Лаура тихо засмеялась.
И тут он обнял ее за талию и, приподняв, усадил на стол. Она задела локтем хрустальную вазу, и та, покатившись по столу, упала на пол и со звоном разбилась. Однако они не заметили ни разбившуюся вазу, ни рассыпавшиеся по ковру розы.
Поглаживая пальцами лоно Лауры, граф с жадностью целовал ее груди.
— Какие они у тебя красивые, — прохрипел он. — И ты чудесный, Алекс.
Она вновь сунула руку ему за ремень и с силой сжала мужскую плоть.
Граф невольно застонал, и Лаура рассмеялась.
Алекс, не удержавшись, шился поцелуем в ее губы. Наконец, чуть отстранившись, спросил:
— Ты действительно хочешь этого, леди Уэстон?
— Да, — кивнула она. И тут же с улыбкой добавила: — Если об этом спрашиваешь ты — всегда хочу.
Граф снова поцеловал жену в губы. Затем распустил ремень и осторожно раздвинул ноги Лауры. В следующее мгновение он вошел в нее и тотчас же ощутил теплую влагу ее лона. Он наполнил ее собой, и она со стоном закрыла глаза.
— Тебе предстоит ответить за множество грехов, — прошептал Алекс с улыбкой.
— Меа culpa (Фраза, означающая раскаяние в грехах; произносится на исповеди у католиков (лат.),), — простонала она. Граф рассмеялся.
— Ты неисправима.
Алекс уже забыл о своем гневе и сейчас, наслаждаясь близостью с Лаурой, думал лишь о том, что его жена — удивительная женщина. Женщина, обладающая логикой отцов-иезуитов, и при этом обольстительная, как сирена. Она говорила ему то, что никто не смел говорить, и делала то, что все прочие юные леди не сделали бы ни при каких обстоятельствах. Она постоянно выходила за рамки приличий, причем исключительно ради него.
— Неисправима? — прошептала Лаура. — Возможно. Она обхватила руками его шею, стараясь прижать к себе покрепче.
— Ты так и осталась капризной и своенравной девчонкой, — пробормотал Алекс.
Он попытался чуть отстраниться, но Лаура взяла его за бедра и привлекла к себе, побуждая еще глубже в нее погрузиться.
Алекс на мгновение прикрыл глаза. Вероятно, только сейчас он понял, что его судьба уже давно была предрешена. Лaypa решила стать его женой и своего добилась.
Она отказала ему в праве на убежище, в праве на личную жизнь, на одиночество — она ворвалась в его жизнь и обосновалась в ней с такой основательностью, что от нее уже не удастся избавиться, даже если очень захочется. Более того,)на отказывалась довольствоваться тем уголком, что он отел ей в своем сердце; она захватывала все новые территории в конце концов завоюет его целиком.
Что может противопоставить простой смертный такому натиску?
Все больше распаляясь, Алекс целовал свою прекрасную жену, и она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Он целовал ее — и это чувство усиливалось с каждым мгновением, — что Лаура окончательно его покорила.
Действительно, что мог он противопоставить такой решимости?
Он едва не закричал в момент кульминации. Лаура, задыхаясь, прошептала:
— Алекс… Я люблю тебя, Алекс…
Несколько секунд спустя она развязала его маску, и граф едва не закрыл лицо руками, когда маска упала на пол.
— Я люблю тебя, Алекс, — снова прошептала Лаура, поглаживая пальчиками его ожоги и шрамы.
— Что мне с тобой делать? — пробормотал граф, понимая, что он не только признался в своей слабости, но и капитулировал.
Впрочем, он уже давно капитулировал. Что ж, если она не будет петь и изводить его цитатами, он, возможно, сможет иметь с ней дело.
— Ты любишь меня? — прошептала она, касаясь его шрамов губами.
— А разве у меня есть выбор? — спросил граф с улыбкой.
Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Они были огромными и лучились любовью.
— Никакого, — ответила она со смехом.
Он тоже рассмеялся и прижался губами к ее губам.
Глава 20
— Я думаю, что нам надо немного побыть наедине, — проговорила Лаура. Прожевав печенье, добавила: — Нам следует забыть на время обо всех обязанностях — вообще обо всем.
— Ну, ты-то уже забыла… — с улыбкой заметил он.
— Во всяком случае, стараюсь забыть, — заявила Лаура. — Ведь из-за тебя я заработала волдыри на руках, когда провела несколько дней на кухне. Так что теперь прекрасно знаю, что такое служба в Хеддон-Холле. Потом я была у тебя девчонкой на побегушках. А после этого, — она ласково улыбнулась, — я провела столько ужасных дней, страдая из-за тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35