Он сразу же погрузился в блаженство. Ее руки стиснули его плечи, и она закричала. Прочь пещера, прочь годы сурового самоконтроля и горького смирения – свет овладел им. Да! Он пробил дорогу домой – словно слепой, словно обезумевший от любви, со смолкшим разумом, одним безупречным, необыкновенным скользящим движением. Энн резко выдохнула ему в ухо и теперь лежала под ним, дрожа. Потом, вибрируя, как скрипка, она начала двигать бедрами, чтобы ответить на его ласку. Неопытная, свободная и обжигающая своей силой. Да!
Его разум улетел, оставив тело в плену священного чувственного удовольствия.
Джек был ошеломлен, словно в душе у него разбилось что-то хрупкое и ценное. И все еще не выходя из нее, он поцеловал Энн в губы. И ощутил соленый след. В трансе он откинул волосы с ее лба и коснулся языком ее щеки. И ощутил влагу. Слезы! Храбро сдерживаемые, но теперь медленно текущие по ее лицу. Звезды моргнули и исчезли, не оставив ему ничего, кроме черноты, окрашенной лавандой и слезами.
И только тогда Джек осознал, что они наделали.
В полном молчании Джек освободил ее. Он натянул ее бесполезную сорочку обратно на колени, сказать было нечего. Ему было так стыдно, что он усомнился в целостности своего рассудка. «Безопасность странника находится в нем самом. Если он забудет об этом, результатом будут слезы и сетования». Но какие бы горькие упреки ни бурлили в его уме, было уже слишком поздно.
Поэтому он обнял ее, предлагая то единственное утешение, которое еще оставалось, и ее слезы увлажнили его горячую кожу.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Энн уткнулась лицом ему в плечо, выплакалась, а потом уснула.
Солнечный свет втекал в комнату. Энн ощутила его сквозь закрытые веки и на мгновение удивилась, почему она так напугана. Птицы щебечут и заливаются – безумная музыка, но никаких человеческих звуков. Еще не открыв глаза, она поняла, что Джек ушел и что сказочное золото уже превратилось в пыль.
Глазам больно, во рту кисло. Таинственное место между ногами ноет от тупого нового ощущения. Она села, стеганое одеяло сбилось. Спальня зияет пустотой, в ней нет признаков жизни, кроме пылинок, пляшущих в столбе солнечного света. При воспоминании о неописуемой сладости голова у нее закружилась.
Она согрешила. Она с радостью пошла на это. Она погибла.
Ее корсет и платье миссис Кеньон лежали на стуле. Над кувшином, стоявшим на умывальном столике, поднимался пар. Энн рывком спустилась с кровати и зашлепала к нему: горячая вода для умывания, новый кусок мыла и полотенца и чистая холодная вода в тазу. Значит, он ушел недавно. Он, наверное, внизу.
Она оглянулась на кровать, и в голове у нее застучало. На простыне виднелось пятнышко. Пользуясь холодной водой, …Энн постаралась уничтожить оскорбительную грязь. Время для ее месячных еще не пришло. Пятно крови означает нечто совершенно иное.
Оно означает, что ей причинили боль, взяли насильно, хотя в тот момент это не ощущалось как боль. Отнюдь нет!
Энн опустилась на стул и закрыла лицо руками.
Ему жаль! Он сожалел об этом. Разумеется.
Раньше она не знала, что происходит между мужчиной и женщиной в супружеской постели. Теперь знает.
Конечно, существует разница между знанием и действием. Наивная, глупая, безрассудная, она поверила лорду Джонатану – Дикому Лорду Джеку! – и была предана.
Вода остывала. Энн заставила себя снова подойти к умывальному столику. Она стянула с себя измятую сорочку и хорошенько оттерлась, потом снова оделась, расчесала и уложила волосы. Обычная молодая девушка с длинным носом смотрела на нее из зеркала. Внешне она совсем не изменилась, если не считать морщинок между бровями. Энн разгладила их двумя пальцами.
Ждет ли он внизу или нет, она должна смело посмотреть в лицо дню – и всей своей жизни. Она больше не девственница. Она нарушила все свои обещания Артуру, разрушила все ожидания своих родителей, восхищение своих сестер. Страдание билось в ней, как темная птица у нее в голове. Она подверглась насилию, но как и все блудницы – приняла это.
Из кухни послышался треск, потом звук расколотого дерева и скрежет металла. Энн замерла. Она должна подумать! Но думать было не о чем. Противоречивые чувства мешали ей взять себя в руки. Шум прекратился. Она заставила себя подойти к окну. Утреннее солнце мирно сияло над залитым водой миром. Кажется, ничто не изменилось. Тишина нарушалась только легким отзвуком шагов и звяканьем посуды на кухне.
Она закрыла глаза и призвала внутренний голос. «Пройди через это, Энни!»
Темная птица отчаянно билась, но, сделав три глубоких вдоха – стремясь к спокойствию и самообладанию, как научил ее Джек, – мисс Энн Марш из Хоторн-Аксбери отвернулась от окна и зашагала вниз по лестнице.
Наверное, это был самый отважный поступок в ее жизни.
Дверь в кладовку раскрыта, сорванная с петель. Кувшин с молоком стоит на кухонном столе, обернутый мокрой салфеткой. Рядом с кувшином на тарелке несколько кусков хлеба. В очаге весело горит огонь, над ним кипит котелок. У двери, ведущей наружу, лежит топор с длинным топорищем.
Джек стоит рядом, скрестив руки на груди.
Он потрясающе хорош – падший ангел, все еще окутанный желанием. Волосы мрачно спутались над лбом героя сказки. В глазах все еще таится обаяние тигров, сильных, гибких, бродящих в темноте. Взгляд кажется отчужденным, серьезным, без какого-либо намека на насмешку, хотя что-то такое, чего она не может осознать, таится в уголках его губ. Что-то такое, отчего сердце у нее дрогнуло, и вся ее отвага исчезла.
– Воду для умывания я собрал дождевую, – сказал он. – Но в ведре в кладовке была питьевая вода. Коробочка с чаем также предлагает свои сокровища. Я открыл ее ножом.
Энн села у стола и почувствовала, что краска бросилась ей в лицо – не от смущения, но от холодного негодования. Чего она ожидала? Извинений? Утешений? Какого-то понимания того, что они наделали?
– Вы произвели все эти разрушения топором?
– Кажется, разрушения стали моими привычными действиями.
– Прошу вас, – сказала она, – оставьте меня в покое. Вероятно, он вздрогнул, во всяком случае, отвернулся.
– Пожалуйста, выпейте чаю и позавтракайте, мисс Марш. Вам это поможет.
Он поднял топор, его шаги раздались в коридоре. Петли скрипнули, но дверь не захлопнулась.
Энн уставилась на стол. При мысли о еде ее затошнило, но чаю ей хотелось. Горячего, крепкого, отрезвляющего. Чего-нибудь такого, что вместо отчаяния поддержит ее.
Джек вышел в сад. Даже это жалкое английское солнце слишком ярко для него. Он прислонился к стенке крыльца и, прищурившись, оглядел затопленную лужайку.
Обвинять некого, кроме самого себя. Но мысль о том, что он сделал, казалась ему невероятной – словно он всего лишь наблюдал со стороны, как кто-то другой, кто-то надежный и сильный, неожиданно распался на составные части, словно похоть разорвала его в клочья. Извинения нелепы. Объяснения – тем более. Все это не имело значения. Исправить ничего нельзя, поэтому они в ловушке.
Джек пошел к конюшне, чтобы вернуть на место топор. Он разрушил невинность английской девушки, взял ее девственность. Что за дьявол овладел им?
Услышав плеск, Джек снова вышел на солнце. Вот и первый вестник внешнего мира, он уже явился – медленно проходит через лужу, отрезавшую коттедж от леса. Всадник, тянущий лодку и ведущий вторую оседланную лошадь в поводу, а вода лошадям по колено.
Джек стоял совершенно неподвижно, позволив человеку приблизиться, чтобы дать реальности и самому себе обрести четкие очертания.
– Доброе утро! – Ги подъехал к садовой ограде. – Я прибыл, чтобы сыграть роль странствующего рыцаря. Или ты собирался выбраться отсюда самостоятельно?
– Из этого белого пятна на карте? Увы, отсюда выхода нет. Здесь тоже водятся драконы. – Джек коснулся рукой лба, черно-синей кожи под упавшими волосами. – Вот… решил помериться силами с деревом.
– А не с твоими мерзкими дружками?
– С ними я тоже поспорил, но там обстоятельства сложились в мою пользу, и урон по большей части был причинен противной стороне. Ты нашел на лужайке коляску фермера Осгуда?
Ги спрыгнул с лошади и привязал поводья к воротам.
– И клячу, жующую траву в полумиле отсюда. Ты не прибыл в Уилдсхей, и Райдер решил, что ты скорее всего нашел убежище здесь.
Джек посмотрел на вторую лошадь и пустое седло.
– А сам он не поехал?
– Твоя мать решила, что так будет лучше.
– Чтобы как можно меньше свидетелей стали очевидцами того, что мы с мисс Марш провели ночь наедине – даже мой родной брат? Не подумал ли Райдер, что я сбежал обратно в Кабул?
– И бросил мисс Марш? Едва ли!
Джек подошел к лошадям и погладил их темные носы. Стоя в тени, Энн смотрела из дверей. Внешний мир прибыл, и ей предстоит встретиться с ним. Не рука об руку с ее героем, а одной. Но сначала нужно немного собраться с духом.
Лошади вздохнули, словно Джек был колдуном. Она понятия не имела, о чем он думает. Он стоял, окутанный спокойным солнечным светом, лицо у него было отчужденное.
– Мисс Рейчел Рен, – сказал Джек, – кухонная служанка. Ты с ней переспал?
– Ты что, шутишь? – Вид у Ги был искренне удивленный. – Нет, все шло по твоему плану, точно, как часы. Мы с удовольствием плавали по заливу, потом вернулись в своем облике, к удивлению твоих врагов.
– Удивления было явно недостаточно, – сказал Джек. – Они напали на нас у моста Уйти. Вероятно, такая же ловушка ждала нас везде на подступах к Уилдсхею. К счастью, удивление, которое вы произвели, оказалось достаточным, чтобы ограничить и их количество, и качество бойцов. Спасибо тебе за это!
– Рад был помочь. Если бы за вами погнались тотчас же, то мы скорее всего сейчас не разговаривали бы.
Обе лошади опустили головы под ласкающими ладонями Джека. Воспоминание обожгло сердце Энн. Она тоже, как бессловесная скотина, была очарована этим необыкновенным прикосновением. Даже теперь – даже после того, что он сделал, – она оставалась его пленницей.
– А мисс Рен? – спросил Джек.
– Я заплатил ей маленькое состояние, как мы и договорились, и она уехала.
– Но не обратно на кухню?
– Она села в ближайший дилижанс на Лондон.
– Ах, – сказал Джек, – по крайней мере для одного из нас все закончилось замечательно.
Энн била нервная дрожь. Ей пришлось опереться о косяк двери, и в этот момент Ги Деворан поднял голову и увидел ее. На мгновение ей показалось, что ее пригвоздили к месту. Он, конечно, сразу же поймет, что произошло, и проникнется к ней презрением, но Ги галантно поклонился.
– Вы спасены. И я вижу, что мисс Марш выглядит ничуть не хуже вчерашнего. – И, подойдя к Энн, Ги еще раз поклонился. – Ваш слуга, сударыня.
– Как видите, мисс Марш, – сказал Джек, хотя глаза его были мрачнее грозовых туч, – мы спасены.
Верхом на гнедом Джек тянул по затопленным лугам лодку, в которой сидела Энн, Ги ехал рядом. Мужчины тихо разговаривали. Энн вцепилась в деревянный борт и старалась думать. Она всегда любила определенную независимость, даже когда жила дома с родителями. Она решала, куда ей пойти, как распорядиться своим временем, какие камни стоят того, чтобы добавить их к ее собранию окаменелостей. Теперь она беспомощно тащилась за тем, кто овладел ею, на буксире, потому что иной возможности у нее просто не было. И все по вине собственного любопытства.
Она знала, что Джек не любит ее. Она ему абсолютно не интересна. Он совершил ошибку, в которой теперь явно раскаивается. Ошибку, которую нельзя исправить, каким бы могуществом ни обладала его семья. Не предложат ли они ей денег? Не попытаются ли заставить Артура все равно жениться на ней? О Боже, Артур! Единственная невинная жертва во всем этом, он будет сокрушен, когда узнает, почему ей пришлось разорвать помолвку.
А как она сможет это объяснить? Что в мгновение безумия она сделала нечто такое, что было противно всему, чему она хранила верность, всему, чему ее учили?
Тревога и стыд переполняли ее. Она сама призвала это – хотя, пожалуй, не совсем понимала, что призывает. Ей хотелось поехать домой и умолять отца простить ее, а вместо этого ее везли в Уилдсхей, на встречу с семейством герцога.
В конце долины они выбрались на более высокое место. Там их ждала карета. Кучер, грум и четверо верховых, сопровождавших экипаж, были вооружены до зубов.
– Ги – лучший из заговорщиков, – сказал Джек, помогая ей перейти из лодки в карету. – Он привел сюда целую армию. Еще час, мисс Марш, и вы будете в безопасности на попечении моей матушки.
Она встретилась с его мрачным взглядом. Несмотря ни на что, сердце у нее тревожно сжалось.
– Предполагается, что это меня успокоит?
– Моя мать более надежна, чем я, судя по всему.
– Разве наши с вами проблемы – вопрос надежности?
– Да, в большей степени. – Раскаяние в его глазах грозило разорвать ей сердце. – Я обещал – и не сдержал своего обещания.
Лицо Энн вспыхнуло от его самоуничижения.
– То столь же моя вина, сколь и ваша.
– Это тема для обсуждения, – сказал он.
– Если вы отрицаете, что я стала равным участником в случившемся, тогда говорить больше не о чем.
Он отвел глаза и посмотрел на лес, и солнце блеснуло на его темных волосах. Жесткие морщины отметили углы рта.
– Напротив, здесь говорить нужно обо всем. Но вы еще в шоке, как, наверное, и я. Вам лучше побыть без моего общества.
Он снова взлетел в седло. Кучер хлестнул лошадей. Ги и Джек ехали верхом впереди, возглавляя процессию.
Энн откинулась на подушки. За одну ночь блаженного волнения она разрушила все свое будущее – и будущее Артура! Никакого времени не хватит, чтобы осознать то, что она наделала. Энн страшилась будущего.
Карета катилась по дорогам под ритмичный перестук лошадиных копыт. Лес кончился. Поля пшеницы и ячменя чередовались с огороженными пастбищами. Вооруженные люди, сопровождавшие карету, приблизились к ней вплотную.
Энн попыталась думать спокойно, но в голове у нее кружились слова из песни к пьесе Шекспира «Много шума из ничего»:
Не лейте, леди, лишних слез -
Всегда мужчины лгут:
В любви клянутся не всерьез -
То там они, то тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43