Булка” и “буланка”… Какие нелепые ассоциации! Почему нелепые?.. Ведь корень слова звучит одинаково. Ассоциация по сходству. Эту особенность еще Аристотель открыл. “Горпромремприбор”… Что бы это могло означать? Удивительно, до чего неблагозвучные названия придумывают у нас. В одном слове – пять “Р”… Кто это здоровается с ней? А, часовщик.
Ирина кивком головы ответила на приветствие.
Алеутов стоял у дверей мастерской в синем халате, без шапки, провожая процессию грустным взглядом.
Ирина вдруг вспомнила свои ночные кошмары. “Интересно, почему он привиделся мне? Как это было? Я шла, все больше и больше погружаясь в воду. Сзади всплески… Показалось – Лосев. Обрадовалась, а потом вдруг увидела его с усами и бородкой…”
Ирина снова глянула на Алеутова.
“Глаза… У того, пьяного, были, примерно, такие же глаза. Опять ассоциация по сходству. В сновидениях это часто бывает. Причудливое сочетание образов, картин и событий… Небывалая комбинация бывалых впечатлений и… нелепейшие ассоциации”.
Оркестр, молчавший до сих пор, снова заиграл. Тоскливый мотив траурного марша рвал сердце на части.

27. ПОСЛЕ ИСПЫТАНИЯ

В серой военной палатке висел полумрак. На экране телевизора отчетливо вырисовывался полигон, расположенный за двадцать миль отсюда. Эмерсону хорошо видны были и широкое поле, и лесок на заднем плане, и наспех замаскированные траншеи. Догерти стоял рядом у пульта генератора. Пристли пыхал сигарой за спиной профессора, раздражая его своими неуместными шутками и табачным дымом.
– Атака начнется через полминуты, профессор, – глянув на часы, произнес Пристли. – Не знаю, что вы чувствуете, а у меня поджилки трясутся, как у школьника перед экзаменами.
Эмерсон ничего не ответил. Он сидел, не спуская глаз с экрана. Интересно, о чем сейчас думает Догерти? Профессор скосил глаза в его сторону. Лицо старшего ассистента, чуть освещенное отблесками сигнальных лампочек, было спокойно. “Молодец”, – мысленно похвалил своего помощника Эмерсон.
– Ну, профессор, началось! – произнес, не вынимая сигары изо рта, Пристли.
Эмерсон видел, как поднялись в атаку люди. Когда они добегут до тех кустов, что на пригорке, Догерти должен включить генератор.
Солдаты бегут, обгоняя Друг друга. Впереди – офицеры. Увлекая за собой солдат, они иногда поворачиваются и что-то кричат, размахивая пистолетами.
Все ближе и ближе пригорок. Первая цепь уже почти рядом… Сравнялась. Сухой щелчок нарушил тишину. Это Догерти включил аппарат. Ровный гул наполнил палатку. Профессору Эмерсону нестерпимо хотелось потереть кулаком подбородок. Это желание всегда появлялось у него в минуты сильного нервного напряжения. Но сейчас он заставил себя сдержаться. Внешне он должен оставаться абсолютно спокойным.
Время от времени он отрывался от экрана, чтобы взглянуть на стрелку секундомера. Излучения генератора действовали магически. Уже через минуту бег солдат перешел в тяжелую поступь. Потом они стали пошатываться, спотыкаясь, словно пьяные. Вот один упал, попытался подняться и не смог… Другой… Третий…
– Даже сам господь бог не сумел бы сделать это лучше вас, профессор! – воскликнул Пристли. – Они валятся, как мухи!
– Тише, вы мне мешаете! – оборвал его Эмерсон.
Спустя две с половиной минуты все поле было усеяно неподвижными телами. Догерти не спускал глаз с приборов. Генератор продолжал гудеть. На передней панели метались зеленые огоньки, покачивались стрелки многочисленных приборов. Вспыхивала и гасла неоновая лампочка реле времени, отсчитывая секунды. Верньер автомата медленно вращался. Белая линия на нем приближалась к ограничителю. Как только она коснулась его, щелкнули контакты.



Эмерсон посмотрел еще раз на экран телевизора и поднялся. Ему не терпелось поскорее поехать туда, на полигон. Внешне он держался так же спокойно, но в душе… Слишком уж напоминали умерших валяющиеся на полигоне тела.
Скорее бы осмотреть людей, пощупать пульс, убедиться, что не лучи смерти сразили этих солдат, а всего-навсего безобидный сон.
– Прикажите подать машины и пригласите экспертов, распорядился Эмерсон.
Через несколько минут шесть “джипов” уже неслись к полигону по тщательно отутюженной грунтовой дороге.
Люди спали. Спали крепким, казалось, непробудным сном. Пульс чуть замедленный, зрачки немного расширены, дыхание ровное, спокойное. Да, эксперимент можно считать блестяще удавшимся! Теперь только убедиться в правильности дозировки.
– И долго они будут дрыхнуть? – спросил Пристли, толкнув худощавого солдата в бок носком ботинка.
– Аппарат отдозирован на 118 минут, – ответил профессор, морщась от раздражения, вызванного грубым жестом полковника. – Допустимы колебания в ту или иную сторону не больше пяти–шести минут. Здесь некоторое значение имеет состояние нервной системы, утомленность организма. Те, что недостаточно спали, этой ночью, могут проснуться немного позже.
– А они не окочурятся здесь? – спросил улыбаясь, толстый врач с широкими погонами на плечах.
– Прошу вас выбирать слова, когда вы их произносите в моем присутствии, – не выдержал Эмерсон. – И вообще, я надеялся, что экспертная комиссия будет составлена из серьезных людей, а не зубоскалов.
– Простите, профессор, – смущенно пробормотал толстяк и поспешил ретироваться. Пристли предложил скоротать время за завтраком. Эмерсон согласился. Он вылетел утром из института, легко позавтракав, и сейчас проголодался. Адъютанты накрыли походные столы в небольшой роще. Ели молча. Неподалеку, на широкой поляне, валялся полк солдат, почти три тысячи человек. Это действовало угнетающе даже на Пристли. Догерти сидел, угрюмо насупившись.
Люди стали просыпаться спустя два часа. Солдаты подымались, отряхивались, с испугом оглядываясь на товарищей. Кое-кто еще мирно похрапывал, раскинув руки. Офицеры, смущенные непонятным явлением, с нарочитой громкостью отдавали приказания.
Уже вечерело, когда тяжелый самолет приземлился на аэродроме близ института.
– Ну что вы весь день молчите, как сыч. Догерти? – взял своего ассистента под руку профессор Эмерсон.
– Мне не нравится эта история с усыплением военных, хмуро ответил Догерти, следя за разгрузкой генератора.
– А, вы об этом? – усмехнулся профессор. – Пустое, Джим. Я очень рад эксперименту Это же, знаете ли…
– Если этот эксперимент станет предметом расследования международного трибунала, кое-кому не поздоровится.
– О, можно не беспокоиться, – рассмеялся профессор. Полк сегодня же вечером будет эвакуирован на остров Аргиль-Коронарио. Что касается экспертов, то… предоставим заботу о них генералу Норильду и полковнику Пристли. Когда они хотят, они умеют обойтись без шумихи. Держитесь бодрее, Джим!
– Постараюсь, – заставил себя улыбнуться Догерти, не спуская глаз с рабочих, устанавливающих генератор на автомашину. – Осторожнее, Хигл! – предупредил он одного. – Проследите за креплением, Олден!
Было уже поздно, когда Эмерсон распахнул окно своего кабинета, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. В экспериментально-монтажной лаборатории горел свет. “Догерти, верно, все еще возится с генератором. Славный он парень, но мне не совсем нравится его раздумье, эта сосредоточенность… Чудак, его волнует, что институтом заинтересовались военные. Странный человек. Даже ребенку ясно, что генератор массового сна предназначен отнюдь не для лечебных целей. Я, например, считаю удобным для себя полагать, что этот аппарат нужен для подавления забастовок и всякого рода волнений. Что же здесь плохого? Неужели резиновые дубинки и слезоточивые газы лучше, не говоря уже о пулеметах? Конечно, если широкая общественность узнает… Недаром Пристли так заботится об охране. Часовых вокруг института столько – мышь не проскользнет. Надо позвонить Догерти, чтобы он завтра с утра занялся… О чем я ему хотел позвонить?.. Фу ты, как хочется спать!.. Так о чем я хотел позвонить?.. Ах, да! Нужно подготовить схемы для мистера Митчела… Дьявольщина, я даже не в силах подняться!.. Позвольте-ка!.. Позвольте-ка, черт подери! Да это же…”
Внезапно навалившийся панический страх объял его душу. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но скованное свинцовой тяжестью тело не подчинялось ему.
Спустя несколько минут широкие двери экспериментально-монтажной лаборатории распахнулись. Грузовая машина с укрепленным в кузове генератором сна выехала во двор и направилась к воротам. Здесь она остановилась. Из кабины вылез молодой рабочий в комбинезоне и, перевернув на спину заснувшего часового, принялся обшаривать его.
– В правом кармане ищи, Олден, – сказал Догерти, высунувшись из кабины.
– Есть! – ответил Олден, подымая над головой ключ. – Хигл, помоги оттащить этого соню. В нем не меньше двухсот фунтов веса.
Хигл соскочил с машины и помог оттянуть часового в сторону.
Еще через минуту машина выехала на дорогу и помчалась, набирая скорость, мимо спящих часовых, к автостраде.
– Воображаю, как взъярится Эмерсон, когда, проснувшись, не увидит своего аппарата, – оказал Олден.
– А как взъярится Америка, когда увидит этот аппарат? ответил, улыбаясь, Догерти.
– Да, наши ребята подымут шум, когда узнают все то, о чем ты мне рассказывал, Джим, – задумчиво произнес Олден, хмуро глядя перед собой на дорогу.

28. ПОСЛЕДНИЙ ДОПРОС

Полковник Болдырев ходил по кабинету, заложив за спину руки, и думал. Нужно еще раз, не торопясь, перебрать в памяти все детали этого запутанного дела.
Все началось с письма, адресованного посольству. “В институте Браилова орудуют враги”. Подписи не было. Вместе с письмом в конверте – две фотографии. Казарин заявил, что это снимок внешнего вида аппарата рядом с дочерью Браилова. Он сказал, что снимок был сделан Лосевым. Узнав, что в лаборатории фотографировать нельзя, корреспондент тут же извлек из фотоаппарата кассету и передал ее Ирине Антоновне. Та принесла пленку ему, Казарину. Он проявил ее, отрезал конец ленты с запретным кадром и спрятал его в свой сейф, где хранились все схемы, в том числе и схема шестьдесят шестой модели генератора сонного торможения. К этому сейфу имели доступ только два человека – Казарин и профессор Браилов. Каким же путем схема генератора и злосчастная пленка попали в руки врагов?
Можно было допустить только три версии: первая – Казарин сделал отпечатки с злым умыслом; вторая – Казарин сделал отпечатки, не подозревая о последствиях, потом фотографии были у него похищены; третья – кто-то подобрал ключи к сейфу и заснял документы Четвертая исключалась категорически.
Но экспертиза опровергла все три версии и заставила искать четвертую, как раз ту, которая категорически исключалась. Эти эксперты вечно преподносят сюрпризы. Они доказали, что фотокопии схемы сделаны не с того экземпляра, который сберегался в сейфе, а с другого. хранившегося у Браилова дома, причем не с листа непосредственно, а с телевизионного экрана, под углом снизу вверх или сверху вниз. Анализ второй фотографии дал еще более невероятные результаты. Кусочек пленки, хранившийся в сейфе, был единственным, откуда можно было сделать этот снимок: кадры на нем и на фотографии были абсолютно идентичны. И все же экспертиза доказала, что фотография сделана не с этого, единственного негатива. Было над чем задуматься!
Объяснить это мог только Лосев. После беседы с Казариным Болдырев сразу же послал за ним. А дальше все пошло точь-в-точь, как в паршивеньком детективном романе. Лосева нашли в больнице с пробитым черепом в бессознательном состоянии.
В ту же ночь он умер. Тщательное обследование личных бумаг, вещей Лосева подтверждали, что Лосев – это Лосев, а сопоставление данных судебно-медицинской экспертизы и показаний сестры покойного, проживающей в далеком Приамурье, не составляло сомнений в том, что Лосев – не Лосев.
В том, что убитый был шпионом, Болдырев не сомневался. Среди вещей Лосева был фотоаппарат “Киев-3”, в котором рядом с обычным объективом находился второй, микроскопический. Советским корреспондентам такие аппараты ни к чему. Следовательно, шпион сфотографировал генератор одновременно двумя аппаратами, пленку первого он вернул Ирине Антоновне, а вторую отправил своим хозяевам. Что касается схемы, то здесь все объясняется уже совсем просто. Дружба с дочерью профессора Браилова помогла шпиону проникнуть в дом профессора и сфотографировать нужные документы. То, что схема была сфотографирована с экрана телевизора, не имело практического значения.
У Лосева могли быть помощники, и один из них, по-видимому, переслал схему другому, пользуясь телепередатчиком.
На этом, казалось, можно бы и успокоиться. Но вот совсем недавно получено второе такое же короткое письмо, и снова – фотография. На этот раз – схема генератора слепоты, сфотографированная, видимо, наспех, как и, первая, и под таким же углом и тоже с телевизионного экрана. Установлено, что название генератора было подчеркнуто профессором Браиловым за неделю до этого дома, вечером, у себя в кабинете, за рабочим столом. Тут уж Лосев непричастен. Мертвые не фотографируют.
Вспомнив, на основании каких данных решено было арестовать Алеутова, Болдырев усмехнулся. В жизни ему не приходилось еще строить обвинительный вердикт на таких шатких основаниях: какие-то неясные подозрения в результате анализа каких-то сновидений и смутных ассоциаций. Черт знает что, какая-то мистика! Прокурор язвительно улыбнулся: давать санкцию на арест, основываясь на каких-то нелепых сновидениях девушки, потерявшей голову от горя? Не слишком ли много требует от него полковник Болдырев?
Но потом, когда проклятый телевизор Алеутова взлетел на воздух, разворотив полдома над камерой хранения вещественных доказательств, прокурор уже не улыбался.
Алеутов держался крепко. По сути, никаких доказательств его вины не было, разве что взорвавшийся телевизор.
Узнав об этом. Алеутов только руками развел и недоверчиво усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20